Карело-финские мифы - Петрухин Владимир Яковлевич. Страница 11

Повешение на дереве также было широко известной казнью у народов Европы. Так расправлялись с преступниками. И вновь мордовский фольклор помогает объяснить этот обычай, описанный в русской летописи. В мордовской песне рассказывается, как некая девица кается перед смертью и просит похоронить ее не на кладбище, а «около большой дороги на старом дубе». Девица эта была колдуньей: она три года провела в утробе матери и, когда появилась на свет, хотела «высушить текущую воду», навести порчу на луга и хлебные поля, даже погубить деревья в лесу. Очевидно, зловредная девица признавалась в тех преступлениях, в которых сами волхвы хотели обвинить истребляемых ими «лучших жен». Так что воевода казнил их так, как следовало казнить ложных обвинителей в ведовстве.

На деревьях иногда хоронили шаманов, которые, как считалось, и рождались там в птичьих гнездах, ведь шаманы должны были проникать и на небо, и в преисподнюю. Иное дело — преступники-волхвы. Повешение казненных на дереве у реки (водной дороги) — между небом и землей — означало, что они не смогут стать злыми духами преисподней и после смерти вредить людям и не смогут попасть на небо, ибо «привязаны» к дереву. Их окончательная гибель свершилась ночью, когда медведь сожрал их трупы. Медведь для христиан — нечистое животное (церковные уставы запрещали даже излюбленную по всей Европе забаву — водить ученого медведя). Но для финно-угров медведь — это священный зверь, тотем-первопредок, сын верховного бога, некогда спустившийся с неба. Таким образом, и души и тела волхвов были истреблены.

Странную историю о медведице-плакальщице рассказывали карельские сказочники. Однажды у старика умерла старуха, и тот пошел искать плакальщицу. Первым на дороге ему попался волк, но его вытье не подходило для похоронного причитания. Не понравились также старику лай лисицы и голос зайца. Зато медведица стала причитать по правилам (сложила руну):

Ах, старик мой горемычный,

Умерла твоя старуха,

Кто спечет пирог предлинный,

Кто его намажет маслом,

Кто сошьет тебе рубаху?

Старик привел медведицу в дом оплакивать старуху, сам же пошел за попом. Тут-то «плакальщица» и съела старуху. У коми известна сказка о жене охотника, которая жарила медвежью лапу, за что ее съел медведь; охотник же нанял в плакальщицы не медведицу, а лису.

Эта история напоминает всем известную с детства сказку о глупом мышонке. Но в ней обнаруживается и древний — дохристианский — смысл, ведь лесная «плакальщица» получала свою «жертву» до прихода священника, который должен был позаботиться о спасении ее души.

Возможно, сюжет сказки восходит к тем временам, когда финны и карелы хоронили своих умерших в священных рощах хийси и считали медведя священным животным. Медведя почитали повсюду, где он водился, особенно после удачной охоты, когда устраивали «медвежий праздник»: финны помещали голову убитого зверя на праздничном столе и относились к нему как к важному гостю.

Культ медведя и медвежья свадьба

Медведь, завершивший в летописи прения о вере с волхвами, оказался главным героем одной легенды, восходящей к древнерусским временам. В ней рассказывается об основании Ярославля. Это было в начале XI века, когда князь Ярослав, прозванный Мудрым, правил еще в Ростове. На месте будущего Ярославля — у впадения реки Которосли в Волгу — находилось урочище, называемое Медвежий Угол. Там обитали «человецы поганыя веры» — злые язычники. Поклонялись они скотьему богу Волосу, в святилище которого — керемети — горел неугасимый огонь и приносились жертвоприношения. Обряды совершал особо почитаемый волхв.

Купцы, ходившие по Волге, непрестанно жаловались князю Ярославу, что язычники грабят их караваны. Тогда князь с дружиной двинулся к Медвежьему Углу. Язычники уступили силе и клялись своим богом Волосом в верности князю, креститься же не желали. Князю пришлось вновь вернуться туда уже со священниками, но язычники выпустили на князя некоего «лютого зверя» и псов, чтоб они растерзали пришельцев. Князь же совершил подвиг и секирой убил зверя. Строптивые язычники покорились, легенда о княжеской победе дожила до нового времени. Так на гербе Ярославля появился медведь с секирой.

^{Герб Ярославля.}

^{Портреты, гербы и печати большой государственной книги 1672 г. СПб. Издание С.-Петербургского археологического института, 1903}

В ярославской легенде переплелись воспоминания о славянском язычестве — клятва славянским скотьим богом Волосом — и местные обычаи поволжских финнов — жертвоприношения в керемети. В легенде невозможно отделить славянское от финского, тем более что верования соседних народов были сходны: культ скотьего бога у славян действительно был непосредственно связан с культом медведя, ведь этот зверь был опасен для скота и одновременно воплощал плодородие. У финнов пастух наделялся колдовскими способностями и перед выпасом скотины в лесу проводил по спине каждого животного медвежьей лапой с когтями. Наконец, удмурты верили, что нельзя ломать сучья в священной роще керемети, или луде, иначе ее хозяин Луд явится в облике медведя и растерзает нарушителя.

У финно-угров почитание медведя восходит к прауральской эпохе, а следы его культа на севере Европы известны археологам по крайней мере со II тысячелетия до н. э. Многочисленные пластины-амулеты в пермском зверином стиле были обнаружены на жертвенных местах и поселениях Прикамья. На них изображены голова и передние лапы медведя так, как принято было их укладывать во время «медвежьего праздника». Можно считать это первой «геральдической» композицией, предшественницей герба Ярославля. Одна из таких привесок, найденная в могильнике племени мурома на Оке, по соседству с верхневолжским племенем меря, имела также специальные «шумящие» привески на цепочках с утиными лапками на концах. Можно считать, что она воплощала финно-угорский миф о мироздании, ведь, по их представлениям, медведь был спущен с неба на землю (таков Консыг-Ойка, «Когтистый старик», у обских угров), сама же земля была поднята со дна первичного океана водоплавающей птицей. Звериная композиция из Пермской земли включает в себя медведя, который терзает голову лося или ящера, и хищную птицу, которая вонзает когти в самого медведя. Звериные образы воплощают отношения между тремя мирами финно-угорской вселенной: небом, землей и преисподней. Так и в карельской песне-руне рассказывается, как орел должен был распотрошить брюхо щуки, которая проглотила яйцо, снесенное птицей-демиургом. В одной из могил средневековых марийцев (Нармонский могильник) нашли привеску, где на туловище медведя изображен солярный знак — свидетельство его небесного происхождения; в мифе саамов солнце Пейве разъезжало по небу на медведе.

Там, где начиналось восстание волхвов — в Верхнем (Ярославском) Поволжье — и где исконными обитателями были племена мери, археологи изучили уникальный погребальный обряд. В больших группах курганов IX–XI веков, наряду с оружием, украшениями, жертвенной пищей, посудой, клали глиняные амулеты — кольца и имитации медвежьих лап. Помимо Верхнего Поволжья такие амулеты были найдены только в курганах Аландских островов на Балтике, где скандинавы жили вместе с финнами. Оттуда группа переселенцев и перенесла этот обычай в Верхнее Поволжье, где стали делать и загадочные глиняные кольца.

^{Пряжка с изображением медведя в «ритуальной» позе. X–XI вв. Бронза, литье. 8,0 x 3,4 см, ЧКМ № 954/209.}

^{Государственное краевое бюджетное учреждение культуры «Чердынский краеведческий музей им. А. С. Пушкина»}