Сатанстое [Чертов палец] - Купер Джеймс Фенимор. Страница 5

— Удивляюсь, Корни, как это ваши родители не стараются склонить вас к какой-либо сфере деятельности! Ведь вам, так сказать, девятнадцать лет; пора бы об этом подумать!

— Я не совсем вас понимаю, мистер Ньюкем!

— Мне кажется, однако, что я выражаюсь довольно категорически. Ваше образование стоило вашим родителям достаточно много денег, и они, естественно, должны извлечь из него пользу. Ну скажите мне, сколько они истратили на вас со времени вашего поступления к мистеру Вордену и до окончания вами колледжа?

— Право, не имею об этом ни малейшего представления, я никогда об этом не думал!

— Как? Неужели виновники вашего рождения никогда не говорили вам этою, не подводили итога своим расходам? Быть не может! Во всяком случае, вы можете узнать об этом из приходно-расходной книги вашего отца; все эти суммы должны быть занесены па ваш дебет.

— На мой дебет? Да неужели вы думаете, что мой отец намерен заставить меня вернуть ему то, что он потратил на мое образование?

— Конечно, вы единственный сын, и, в конце концов, все вам же достанется.

— Ну а если бы у меня был еще брат или сестра, неужели вы думаете, что мои родители стали бы записывать каждый шиллинг, который они израсходовали на нас, чтобы впоследствии истребовать его с нас?

— Ну конечно! Это несомненная справедливость, а то как же иначе уравновесить расходы так, чтобы каждый получил свое?

— Мне кажется справедливым, если отец дает каждому из своих детей столько, сколько он считает нужным им дать, и если он почему-либо желает дать моему брату на несколько сотен фунтов стерлингов больше, чем мне, то на то его воля, и я не вправе выдвигать претензии: он хозяин своим деньгам и может располагать ими как ему угодно.

— Сотни фунтов стерлингов! Да это громадные деньги! — убежденно воскликнул Язон. — Если ваши родители тратили на вас такие суммы, то вы тем более обязаны отплатить им той же монетой. Почему, например, не открыть бы вам школу?

— Открыть школу?

— Да, вы, конечно, могли бы взять школу мистера Вордена, но теперь она в моих руках, и я ее не отдам; но в школах чувствуется большой недостаток почти везде — это занятие в высшей степени почетное.

— Неужели вы в самом деле думаете, что человек. который со временем будет владельцем Сатанстое, ничего лучше не может сделать, как стать школьным учителем? Вы, вероятно, забыли, что и мой отец, и мой дед были офицерами!

— Что же из того, я все-таки не вижу никакого лучшего дела. Ну, уж если у вас такие утонченные взгляды, то попросите место профессора или преподавателя в Нью-Джерси. Сын губернатора выхватил у меня это место, что называется. Я чуть было не получил такое место, но мне перешли дорогу.

— Сын губернатора? Да вы шутите, мистер Ньюкем?

— Это святая истина! Кстати, почему вы называете ферму вашего батюшки столь непристойным словом — «Сатанстое»? Это слово неблагозвучное, неблагоприличное, а вы произносите его даже в присутствии вашей матери!

— Но и мать моя много сотен раз на дню произносит его при своем сыне! Что вы в этом видите дурного?

— Что дурного? Да, во-первых, оно богохульственно, противно религии, затем простонародно и вульгарно и, наконец, противно истине! Злой дух не имеет пальцев на ногах — он козлоногий.

Вот образец взглядов и мыслей Язона, который я привел для того, чтобы впоследствии было легче сделать сравнение его взглядов с его поступками.

Со времени моего возвращения из колледжа Дирк и я были положительно неразлучны: то я гостил у него, то он у нас. Оба мы достигли теперь полного физического развития, и к девятнадцати годам мой приятель стать настоящим Геркулесом. Стройности и красоты форм юного Аполлона у него не было, но он был светел лицом, белокур, голубоглаз и мог даже быть назван красивым; только в фигуре и движениях его сказывалась присущая ему неповоротливость; ум его также отличался той же медлительностью, хотя Дирк был не глуп, и кроме того, честен, добр и храбр, как бойцовый петух.

Язон был совершенно иной. Он также был рослый детина, но угловат, жилист и костист; походка же и манеры его были так неуверенны, так неопределенны, что их можно было назвать разболтанными, хотя он в действительности был весьма силен, так как до двадцати лет работал на ферме. Он был деятелен, хотя этому трудно было поверить, глядя на его расхлябанность. Любую мысль он схватывал гораздо быстрее Дирка, но не всегда верно, тогда как молодой голландец, хорошенько подумав, всегда улавливал самую суть. Рассердить Дирка было очень нелегко, но когда это удавалось, то он становился ужасным.

Не знаю, следует ли мне говорить о себе, но я сделаю это насколько возможно объективно. Выросши на воле, я был силен, деятелен, красиво сложен и, говорят, весьма недурен собой. В детстве мы не раз мерились силой с Дирком, и тогда я постоянно одерживал верх, но теперь победа осталась бы за ним, и если бы не моя ловкость и проворство, то лучше было бы мне вовсе не мериться с ним силой. Я был не зол, доброжелателен к моим ближним, а к деньгам не питал особенного пристрастия, хотя и умел ценить их.

Все это я сказал, чтобы нарисовать читателю портреты трех главных действующих лиц, фигурирующих в настоящем рассказе.

ГЛАВА IV

Мне только что исполнилось двадцать лет, когда мы с Дирком впервые отправились знакомиться с городом Нью-Йорком.

Хотя расстояние от нас до этого города было всего двадцать пять миль, все же поездка в Нью-Йорк считалась чем-то необычайным. Отец мой бывал там раза четыре в год, и про него по этому случаю говорили, что он непоседа и его никогда нельзя застать дома. Мы с Дирком отправились вскоре после Пасхи. В это время многие семьи из окрестностей столицы съезжались туда, чтобы побывать в церкви Святой Троицы на торжественных богослужениях, подобно тому как евреи на Пасху отправлялись в Иерусалим. Я должен был остановиться у своей тетки мистрис Легг; у Дирка также были в Нью-Йорке родственники, которые рады были его приютить. Для того чтобы отправиться вместе со мной, Дирк приехал к нам за несколько дней до нашего отъезда, и все это время прошло у нас в сборах и хлопотах.

Отец припас для нас двух превосходнейших коней, а заботливая матушка встала чуть свет, чтобы разбудить нас пораньше и отправить в дорогу: она хотела быть уверенной, что мы прибудем на место до наступления ночи.

По милости Божьей, грабителей на больших дорогах тогда не существовало, но встречались иные опасности, а именно мосты. Последние далеко не все были в надлежащем порядке, и дорога делала такие крюки, что нетрудно было заблудиться и проплутать иногда несколько дней в долине Гарлема — беспредельной пустыне, расстилавшейся на громадное пространство и лежащей всего в семи-восьми милях от столицы.

С первым лучом солнца мы выехали из Сатанстое. Дирк был удивительно в духе, и мы без умолку болтали по дороге, как две пансионерки; никогда еще я не видел моего приятеля столь общительным. Не отъехали мы и одной мили от дома, как он сказал:

— А знаешь, Корни, чем наши папеньки были заняты последнее время?

— Нет, не имею ни малейшего представления!

— Неужели? Так ты не знал, что они подали губернатору коллективное прошение об утверждении их в правах собственности над землями, приобретенными ими от мохоков во время последней кампании, в которой оба участвовали вместе офицерами милиции!

— Это для меня совершенно ново! — воскликнул я. — И я, право, не понимаю, почему они делали из этого секрет!

— Почему? Может быть, для того, чтобы об этом не пронюхали янки! Ведь ты знаешь, что мой отец не выносит, чтобы какой-нибудь янки совал нос в его дела?

— Но как же ты узнал об этом, Дирк?

— Мне сказал сам отец; мы курим вместе и беседуем, и тогда он мне говорит все!

— Я тоже начал бы сразу курить, если бы знал, что это верное средство узнать все, что мне хотелось бы знать! — заявил я.