Сатанстое [Чертов палец] - Купер Джеймс Фенимор. Страница 55

С первого же взгляда на него я понял, что ему уже было все известно. Он едва заметно покраснел, закусил губу, но встал и пошел ко мне навстречу с принужденной улыбкой. Он слегка хромал, но это придавало какую-то своеобразную грацию его походке и делало его еще более интересным. Когда мы сошлись, он чистосердечно протянул мне руку, которую я дружески пожал. Потерять Аннеке было не пустое дело, и я, право, не знаю, мог ли бы я быть столь же великодушным на его месте.

Но, конечно, Бельстрод был прежде всего светский человек и умел владеть своими чувствами.

— Когда-то я просил вас, Корни, всегда и во что бы то ни стало оставаться друзьями! Я никогда не беру своих слов обратно! Вам посчастливилось, а мне нет. Герман Мордаунт сказал мне об этом перед отъездом из Альбани, и сожаления, высказанные им мне, не особенно лестны для вас; но тем не менее он соглашается, что вы — золотой человек и что если ему не суждено было иметь зятем Александра, то хоть Диогена! Итак, вам следовало бы зажечь фонарь и идти искать честного человека, но позвольте мне представиться вам в качестве такового и избавить вас от труда зажигать фонарь и искать! Присядем вот здесь на скамейку и побеседуем по-дружески!

Правда, во всей этой шутке майора было что-то натянутое, тем не менее он честно и благородно отнесся к моему успеху. Я с готовностью сел возле него, и он продолжал:

— Ведь это тогда река помогла вашему счастью, Корни, а меня утопила!

Я улыбнулся, но ничего не сказал.

— Любовь имеет свои превратности, как и война, и я очутился в том же положении, как и Аберкромби: мы оба рассчитывали выйти победителями, и оба были разбиты, только с той разницей, что мое положение много лучше, чем его, — ведь у него никогда больше не будет другой армии, а у меня еще может быть другая невеста. Ну, скажите, Корни, будьте откровенны, чему вы, собственно, приписываете свой успех?

— Мне кажется, мистер Бельстрод, что весьма естественно, что девушка предпочитает остаться у себя на своей родине, а не ехать в чужую, далекую страну! — сказал я.

— Черт возьми, Корни! Это называется соединять скромность с патриотизмом! Нет, нет, меня погубил Скриб, этот глупый фарс! Я это понял тогда же, никак не ожидая встретить столь щепетильных особ в лице юных американок; я приехал сюда в полной уверенности, что все американки, как бы красивы и привлекательны они ни были, непременно вульгарны, и что же? Я встречаю особ столь аристократичных, как будто у вас здесь целый полк герцогинь! Это положительно непостижимо! Конечно, им, быть может, не хватает, так сказать, последнего художественного прикосновения, но вульгарными или тривиальными они никогда не бывают.

— К чему вы все это ведете, Бельстрод? — спросил я с недоумением.

— Я хочу себе объяснить ваш успех и мое поражение, Корни! Я констатирую факт, что мисс Аннеке, вместо того чтобы принять на веру мнения и суждения, привезенные из Англии, осмелилась иметь свое личное суждение и мнение и ставить себя выше общества, руководствуясь одним своим чутьем в том, что хорошо и что дурно, что прилично и что неприлично. Из этого вы видите, что это Скриб меня погубил.

Я не был с ним согласен в этом, но не захотел противоречить, видя, что это является для него сравнительно утешительным оборотом дела.

Мы побеседовали с ним еще полчаса самым дружелюбным манером, и, расставаясь, Бельстрод обещал мне не выдавать меня.

Вплоть до самого вечера я бродил там и сям, не теряя дома из виду, а когда стемнело, решился подойти поближе в надежде, быть может, увидеть Аннеке в окне. Вечер был прекрасный, мягко светила луна. Сам того не замечая, я очутился совсем близко к дому и вдруг услышал легкие шаги на песке.

— Нет, Аннеке, — говорил голос Мэри Уаллас, — мое решение неизменно: я до конца жизни буду носить траур по Гурту точно так, как если бы была его женой! Этим только я могу почтить его дорогую память, я, которая, быть может, своей излишней сдержанностью и колебаниями побудила его искать тех опасностей, жертвой которых он сделался! Ты была тысячу раз права, Аннеке! Когда женщина действительно любит человека, она не должна скрывать этого от него! Если бы я дала мое согласие бедному Гурту, он, быть может, был бы жив теперь, или, по крайней мере, я была бы его вдовой — а теперь я могу быть ею только втайне, в душе, но я останусь верна его памяти!

Не смея слушать долее разговора двух девушек, я отодвинул кусты с намерением удалиться, но шум этот привлек внимание девушек, и я вынужден был показаться им. Но я хотел сделать это так, чтобы не напутать их.

— Это, наверное, Бельстрод ищет нас, — сказала Аннеке. — А вот и он, и мы теперь…

Она не договорила: вместо Бельстрода она увидела меня и тотчас же узнала. Я схватил ее в свои объятия, а Мэри Уаллас скрылась, как и куда, я не мог бы сказать.

Аннеке убедила меня, что теперь уже необходимо показаться и ее отцу, и всем, и я решился войти в дом, хотя предчувствовал, что Герман Мордаунт не преминет подшутить надо мной. Но подшутил он очень мягко и безобидно, даже сказал, что мое маленькое приключение предвещает, что из меня выйдет хороший муж.

В начале октября мы отпраздновали нашу свадьбу; венчал нас мистер Ворден, и поселились мы в Лайлакбеше, который мистер Мордаунт отдал нам, а сам переселился в Нью-Йорк.