Здесь водятся драконы (СИ) - Батыршин Борис. Страница 15

— Вот именно, печень! Арабы предпочитают вскрывать своим жертвам гортань, а такой удар, да ещё и снизу вверх, наискось, явно из нижней стойки… ничего не напоминает?

Греве задумался на миг, потом щёлкнул пальцами.

— Мексиканская школа ножевого боя, а как же! Знавал я одного знатока и любителя…

— В корень зришь, дружище. — подтвердил Остелецкий догадку собеседника. — О нём я и подумал, причём сразу, как только ознакомился с докладом, полученным из Александрии — наши сотрудники, состоящие в штате консульства, расстарались и раздобыли материалы расследования. Недавно мне пришлось пересечься с этим господином и в краях не столь уж отдалённых. В Абиссинии, если тебе интересно.

— Инцидент в Таджуре? — барон хлопнул себя ладонью по колену. — Я так и думал, что ты имеешь к этому отношение!..

— Как видишь, не я один.

— Я только вот чего понять не могу. Ну, хорошо, поножовщина в Вальпараисо, потом резня в Александрии…

— Прибавь сюда ещё и парочку трупов в Новой Москве. — добавил Остелецкий. — Этот господин себя не ограничивает.

Пусть так. — барон помотал головой. — Всё это дело, в общем, обычное. Но — похищать подданную бельгийской короны, аристократку, со связями при всех дворах Европы?

— Как будто в первый раз! Помнишь, как Серёжка в семьдесят восьмом потерял свою невесту? А ведь взрыв, убивший её, Государя и ещё немало народу как раз англичане и устроили! Вот теперь и до Камиллы твоей дотянулись…

— Типун тебе на язык! — барон, обычно не слишком религиозный, перекрестился на католический манер слева направо. — Накаркаешь ещё… баронесса, слава богу, жива и, надеюсь, живой и останется!

Ну, извини! — Остелецкий виновато развёл руками. и, кстати — помнишь такую поговорку: 'Джентльмен к западу от Суэца не отвечает за то, что делает джентльмен к востоку от Суэца? Уверяю тебя, любой из руководителей нашего общего знакомого, узнав о том, что он вытворяет, разумеется немедленно возмутится и заявит, что Британия не имеет к этому отношения. Но на самом деле…

— Англичанка гадит?

— Как обычно. Стравить благодаря истории с броненосцами Париж и Петербург — задумано, что и говорить, талантливо, а что ради этого придётся закрыть глаза на пару-тройку гнусностей — что ж, политика вообще дело грязное, а теневая, тайная политика, так и тем более. А что касается баронессы — даю слово, я её сумею найти её и вырвать из лап этих мерзавцев, кем бы они ни были!

Российская Империя,

город Владивосток

Матвей надавил отвёрткой на пружину и щелчком вдвинул вместе со штифтом-сердечником на своё место. Сам штифт при этом вошёл в зацепление с бойком; теперь достаточно будет взвести пружину, передвинуть рычажок регулятора на одну из четырёх позиций — «10», «15» «30» и «45» — и по прошествии назначенного срока (цифры обозначали интервал времени в минутах) ударник высвободится и пружина толкнёт его вперёд — туда, где в бронзовом дырчатом цилиндре будет находиться пробирка с кислотой. Ну а дальше — всё, в точности так, как в бомбе народовольца Кибальчича, копию которой Матвей по дурости и младости лет собирался изготовить в Москве, для изничтожения своего идейного врага, смотрителя казённой гимназии коллежского советника Скрынникова. Разве что, в этой бомбе, точнее подводной буксируемой мине, вместо динамита содержался заряд отличного французского пироксилина. Выбор взрывчатого вещества тоже был не случаен — в распоряжении Матвея и мичмана Новосельцева, минёра с канлодки «Бобр», взявшегося обучать бывшего гимназиста премудростям взрывного дела, имелся и русский пироколодийный порох, созданный по срочному заказу Военного ведомства химиком Менделеевым[1], и динамит тоже. Однако, Казанков особенно оговорил, чтобы они воздерживались пользоваться компонентами, способными указать на российское изготовление «адской машины», благо, пружина, сердечник и прочие детали взрывного механизма были изготовлены в ограниченном количестве здесь же, во Владивостоке, мастером-часовщиком, переведённым по такому случаю, на казарменное положение. Белый же порох, как иначе называли нитроцеллюлозу, изобретённую французским химиком в 1884-м году, широко применялся армией и флотом Третьей Республики, в частности, для начинки морских мин разных типов — а, следовательно, как нельзя лучше подходил для их целей.

О целях этих Матвей узнал ещё до прибытия во Владивосток — во время того памятного разговора, когда Казанков показал ему депешу Остелецкого, полученную в Батавии. Узнал — и долго не мог поверить тому, что это происходит с ним на самом деле. Действительно, после африканский приключений, после жестокой битвы с французской эскадрой и иностранными легионерами — отправиться на другой конец света, в Индокитай, во французскую Кохинхину — вернее, в северную её часть, в джунглях которой малорослые желтокожие люди в соломенных конусообразных шляпах уже который год сопротивляются со своими копьями и мечами европейским колонизаторам, оснащённым по последнему слову истребительной техники. Об этом регулярно сообщала читателям еженедельных журнал «Нива», сопровождая публикации рисунками и дагерротипами. Матвей частенько рассматривал их вместе со своими гимназическими товарищами, и, как и остальные, мечтал однажды отправиться туда, в Индокитай, чтобы помочь справедливой борьбе несчастных аннамитов.

А тут, выходит, секретная военная разведка Российской Империи (так для себя Матвей определил ведомство, в котором состоял «штабс-капитан) решила посодействовать в исполнении мечты бывшего гимназиста и отправило его за казённый счёт в этот самый Индокитай! Ну, хорошо, поправил себя юноша, пока ещё не в Индокитай а во Владивосток — но ведь не зря капитан второго ранга Казанков в спешке снаряжает сейчас старый военный транспорт 'Манджур», и не зря он сам с мичманом Новосельцевым готовят новые боевые устройства. Стоит, пожалуй, сказать спасибо Аверкию Гордасевичу, сыну проворовавшегося петербургского полицейского чина, завербованного британским агентом и по его наущению отправившемуся в Абиссинию, с ашиновскими переселенцами. По заданию англичанина Бёртона он взорвал на рейде Новой Москвы французский авизо, прибывший для переговоров — и для взрыва этого использовал подводную мину, изготовленную из украденных у Матвея реактивов. Эту мину они и воспроизвели — на совсем другом техническом уровне, устранив вечный бич кустарных динамитных бомб, так любимых народовольцами и вообще террористами всех мастей — крайнюю капризность и ненадёжность.

Новая конструкция должна во-первых, выдерживать долгую транспортировку под водой, во-вторых, позволять установку взрывателя с задержкой по времени, чтобы дать возможность «морскому пластуну», установившему заряд, убраться восвояси. Сам-то Горасевич поступил проще — прицепил свою «адскую машину» к винту «Пэнгвэна» в расчёте на то, что когда он начнёт вращаться, толчок произведёт нужное действие, но им было необходимо нечто более предсказуемое удобное в обращении. Такое устройство мичман и спроектировал — не без помощи Матвея! — ещё на борту «Смоленска», на пути к Владивостоку — и вот, пришло время испытать его в деле.

* * *

Кожаная маска для плавания под водой прилегала к лицу недостаточно плотно — вода просачивалась тонкой струйкой, доставая, когда Матвей приводил себя в относительно вертикальное положение, до носа. Это, впрочем, было не страшно — ноздри был заткнуты парой гуттаперчевых заглушек, во рту же помещался гуттаперчевый же загубник, напоминающий амбушюры переговорных труб, которыми пользуются на кораблях, чтобы передавать распоряжения с мостика в машинное отделение. От загубника шла изогнутая, изготовленная из бамбука и кожи трубка — через неё «морские пластуны» могли дышать, когда подвсплывали к самой поверхности, не показываясь, однако, над водой.