Складки (сборник) - Кислов Валерий Михайлович. Страница 39

… с ее политикой и геополитикой (политика — это когда убивают сотнями, геополитика — сотнями тысяч)… краплак! опять краплак!., во имя которых гоминиды истребляют все больше и больше… потребляют и истребляют, потребляют и истребляют…

… с ее поганистой мухомористой…

… не думать о красном!

… лучше о грибах… да, да, самое-то главное — о грибах…

… с ее аманитовой…

… итак, о грибах:

ОБЛОЖЕНИЕ

Они объявляли: отечество в опасности. Они орали как одержимые. Они обещали обеспечить охлократию и охламонократию всей ойкумене. Они оглашали одномерное обновление. В октябрьское одночасье отрицали и отвергали, отменяли как обскурантизм и оппортунизм; обязывали и организовывали обрезом и обухом. Без обиняков и оговорок облагали оброками, обкладывали ордынщиной. От твоего имени они, особо осознающие, обременяли и обирали, обобществляли и огосударствляли, однако сами обжирались и обпивались. Обличали отмежевавшихся и не щадили никого: ни ответствующих, ни безответных, ни однозначно коростовых, ни определенно увечных, ни с опущенными от орхита ятрами. Обрушивали обители до основания на опустелых окраинах и в опустошенных окрестностях. Отчуждали как обособленно, так и оптом, отсылали поодиночке и отселяли целыми общинами в отдаленные края угрюмой мысли. Отстреливали без отпущения и отпевания, обагряли руки кровью. И темя волосатое их косневело в беззакониях.

У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Тебя, отмалчивающегося и отмаливающегося, отдавали на откуп обещанной свободе, грядущему равенству и будущему братству. Ты подвергался обструкции, тебя попирали, как солому в навозе. Ты закатывал омраченные очи, и стоны твои выплескивались как отбеленная вода с оловянными оксидами. Тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали оглядатаи; тебя обвиняли как оголтелого ослушника и осуждали на оптимальный отшиб. Ты, озябший и окоченевший, отмахивал по бездорожью в отсветах и отблесках огнища, а отпрыски твои на общих основаниях обмирали от обмерзания и оголодания на обледенелых обочинах необъятных просторов отчизны.

Они объявляли: отечество в опасности. Они орали как оголтелые. Они оглашали общенародную дисциплину и общереспубликанское обривание: отстреливали, обрубали и отправляли на однозначную смерть или на относительную жизнь в отдаленных и отчужденных землях. От твоего имени они, особо уполномоченные, отнимали и оскверняли, обрушивали обиталища до основания. Без обиняков и околичностей опрокидывали оземь и отбивали органы и всякую охоту жить. Они не щадили никого: ни оккультистов, ни отзовистов, ни отсталых разумом, ни однобоко мочащихся у ограды. И темя волосатое их косневело в беззакониях.

У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Тебя, отмалчивающегося и отмаливающегося, отдавали на откуп грядущему миру и будущей справедливости. Ты, ошеломленный и обуянный ужасом, ел обалиху с отрубями и пил охристую от желчи воду. Ты подвергался остракизму. Ты, отработанный и отчужденный, отмахивал по отлогам и обмерзал в окопах. Ты отживал осторожно между орясиной и оглоблей, ты отбывал от оплеухи до оглоушины. Тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали оглядатаи; охмуряли и облапошивали; обвиняли как оголтелого отступника и осуждали на отшиб. В твоих обмотках и онучах облупливались опарыши, а отпрыски твои на общих основаниях обмирали от осилья и оспы в общепрофильных лазаретах на необъятных просторах отчизны.

Они объявляли: отечество в опасности. Они орали как окаянные. Они обеспечивали оковы и орала, оснащались оружием, оборудованием и обмундированием. Без обиняков и околичностей оглашали общенародную дисциплину и общеполезную повинность. От твоего имени они, особо облаченные, озвучивали описи: призывали человека будущего и организовывали его как одномерный одноразовый скот, отправляли на освоение и обустройство. Они не щадили никого: ни отшельников-обновленцев, ни юродивых отщепенцев, ни одичалых обреутков. Однако сами, овельможенные и опекающие, отправив отчетность, отъедались и тучнели выей. И темя волосатое их косневело в беззакониях.

У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Тебя, отмалчивающегося и отмаливающегося, отдавали в жертву грядущему созиданию и будущему процветанию: опоре отрадного обновления. Ты ел осоку с опилками и пил оранжевую от окиси воду; тебя окунали по горло в навозную жижу обновляющейся жизни. Ты, ободранный и оборванный, обливался потом в обваливающихся шахтах и обгорал у обжигающих печей. Тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали оглядатаи; тебя обвиняли как оголтелого опрокидня и осуждали на отшиб. И не было силы в объятиях твоих, проклят ты был в обществе и в одиночестве, а отпрыски твои на общих основаниях обретались обездоленные по бескрайним просторам отчизны.

Они объявляли: отечество в опасности. Они орали как озверелые. Без обиняков и околичностей оглашали общенародную облаву и общегосударственный отлов; оплачивали орды огломызд-осведомителей для участия в общенациональном омнициде. Они, окольничие и окружные, огульно обвиняли и облыжно осуждали. От твоего имени они, охолуенные, обыскивали, осматривали и ощупывали; оглашали ордера и описи, отождествляя отдельных особей и целые организации с отродьем и охвостьем общества. Врагов народа с семьями отлавливали и отстреливали; друзей врагов народа с семьями обкладывали и отлучали. Они не щадили никого: ни одряхлевших старцев на одре, ни орущих младенцев под оберегами, ни отощавших и оплакиваемых в утробах. Они заставляли детей отрекаться от родителей, а родителей отказываться от детей. Они объедались, обжирались, обпивались. Они жирнели пальцами и тучнели выей. И темя волосатое их косневело в беззакониях.

У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Тебя, отмалчивающегося и отмаливающегося, отдавали на откуп будущей законности и грядущему счастью. Тебя, образованного оппонента и осведомленного оппозиционера, заставляли оговаривать и очернять. Тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали опытные опросчики; охмуряли и облапошивали; обвиняли как оголтелого отщепенца и осуждали на отшиб. Тебя, жертву оргии и ордалии, арестовывали утром, днем, вечером и ночью; тебе наобум определяли особую литеру; тебя в ошейнике и оковах везли в отдельных воронках и общих теплушках. Тебя без права обжалования, опротестования и описания отсылали из околотков на отпилку, отвалку и отгрузку, на отвод каналов и отрыв котлованов для будущих дворцов и грядущих садов. Тебе под гром оваций отбивали органы и охоту жить; тебя на фоне оймяконских останцев отстреливали без суда и следствия по всей строгости закона военного времени. Ты, обнаженный и опустошенный, лежал на обындевелых лагах у параши; над тобой измывались орки-урки; ты озирался озадаченно и отчаивался очумленно. Ты ел овсюг с олиготрофной омелой и пил обуревшую от октана воду. Ты не был уверен ни в ощущениях своих, ни в образе своем, а отпрыски твои и отпрыски твоих отпрысков на общих основаниях обучались петь оды и осанны вождю как отцу родному в детских домах имени вождя на необъятных просторах отчизны.