На службе у войны: негласный союз астрофизики и армии - Тайсон Нил Деграсс. Страница 94

«Державы, стремящиеся к глобальному лидерству в XXI столетии, должны овладеть космосом», – говорится в выпущенном в 2002 году докладе Комиссии по вопросам будущего аэрокосмической отрасли Соединенных Штатов (членом которой я состоял). Совершенно очевидно, что Китай разделяет это мнение. В 2013 году президент Си Цзиньпин заявил, что «космическая мечта – важная составляющая могучего стремления китайского народа к национальному обновлению». В этом заявлении соединились две важнейшие идеи: во-первых, власть над космосом – это ключевая, а не эпизодическая составляющая могущества государства в целом, а во-вторых, восстановление былого величия Китая – основа его величия в будущем и, следовательно, его будущего могущества.

В XXI веке Китай опубликовал в этом духе целый ряд официальных правительственных заявлений, в которых декларируются его намерения и достижения, чтобы остальной мир знал, с какой регулярностью первые претворяются во вторые. Посвященная завоеванию космоса «Белая книга» 2006 года, прежде чем перейти к эффектному описанию уже достигнутого прогресса и предстоящих свершений, сразу берет решительный тон: «Китай поставил перед собой стратегическую цель построить общество, процветающее во всех отношениях, и в течение первых 20 лет XXI столетия встать в ряд держав с самыми высокими в мире инновационными возможностями». Китайский официальный документ по космическим вопросам 2011 года снова перечисляет внушительный список достижений и планов, стоящих на повестке дня, но перед этим констатирует, что «китайское правительство делает космическую отрасль важной частью общенациональной стратегии развития и привержено идее эксплуатации и использования космического пространства в мирных целях» и что, создав надлежащие условия для быстрого развития своей космической индустрии, «Китай находится среди ведущих стран мира в некоторых основных областях космической техники». Правительственное заявление 2015 года по вопросам военной стратегии характеризует космическое пространство и киберпространство как «новые командные высоты в мировом стратегическом соревновании», и потому «имеющее большой радиус действия, точное, высокоорганизованное, труднообнаружимое и роботизированное оружие и оборудование становятся все более и более сложными», а «форма ведения войны ускоренно эволюционирует в сторону ее информатизации». А в декабре 2016 года официальный документ по вопросам космоса провозглашает: «Исследовать глубины космоса, построить космическую промышленность и сделать Китай могущественной космической державой – мечта, которую мы неуклонно претворяем в жизнь». Во всех этих публичных заявлениях подчеркивается, что космос, – а без завоевания невозможно завоевать и киберпространство – открывает желанный путь к всеобъемлющей государственной мощи, путь, по которому Китай в последние годы движется на полной скорости [442].

Если вернуться в США 1960-х, можно увидеть, что президент Кеннеди направлял Америку по тому же пути, с подобной же скоростью и созвучными целями. В сентябре 1962 года, при огромном скоплении слушателей на стадионе Университета Райса в Хьюстоне, после того как он поклялся, что его страна никогда не «будет плестись в хвосте» космического прогресса, не примирится с тем, что в космосе «будет царить враждебное знамя завоевателей», он сказал:

Достижения науки о космосе, так же как и достижения науки об атомной энергии, как и все изобретения человечества, сами по себе не являются добрыми или злыми. Станут ли они служить силам добра или зла, зависит от людей, и только если Соединенные Штаты добьются главенствующей позиции в мире, мы сможем сделать космос новым океаном мира, а не полем новых ужасных сражений [443].

Спустя пару месяцев Кеннеди встретился в Белом доме с членами руководства NASA, чтобы менее выспренним языком объяснить им, почему к выполнению американской программы высадки на Луне следует приступить без промедления. Отправка экипажа к Луне, подчеркнул он, должна стать для NASA «приоритетным проектом», чтобы достичь американского «главенства в космосе»:

Нравится нам это или нет, это в некотором смысле гонка. Если мы окажемся на Луне вторыми, это, конечно, неплохо, но это как быть вторыми во всем. <…>

Мне лично космос не так уж интересен. Я думаю, это здорово, думаю, что нам следует знать о нем, и мы готовы тратить на это разумные деньги. Но мы сейчас говорим о фантастических затратах, которые пускают ко дну наш бюджет, все остальные наши внутренние программы. По-моему единственное оправдание того, что мы делаем это в такое время и таким образом, – в том, что мы надеемся обойти их [Советский Союз] и продемонстрировать, что после отставания, которое продолжалось несколько лет, мы их с божьей помощью обставили [444].

Кеннеди выразил свое требование предельно ясно: Соединенные Штаты должны добиться абсолютного преимущества в космосе. И расходы на это действительно были фантастическими.

Менее чем через семь лет, потратив 16 миллиардов долларов на проект «Аполлон», американцы ступили на пыльные реголиты Луны, как раз когда стоимость присутствия американских войск во Вьетнаме достигла своей высшей точки за все время войны: более полумиллиона долларов в день. В 1965 и 1966 годах, когда дорогая «лунная» инфраструктура NASA еще строилась, общие расходы NASA превышали 4 % всех федеральных трат. После лунного триумфа США с 1969 по 1972 год доля NASA в федеральном бюджете колебалась вокруг (хотя в основном не достигала) 1 % [445].

Правда, многие правительственные расходы США на космос не показываются в бюджете NASA. Как нетрудно догадаться, у Министерства обороны тоже есть космический бюджет. В 2012 году он составлял 27,5 миллиарда долларов – половину бюджета NASA; в 2015 году он равнялся 23,6 миллиарда – на треть больше, чем у NASA. Соединенные Штаты, самое щедрое в мире государство в смысле трат на войну – причем с огромным отрывом от всех остальных, – одновременно щедрее всех в мире оплачивают и военные расходы в космосе. В 2008 году Америка выложила за это почти вдесятеро больше денег, чем весь остальной мир, вместе взятый. И это еще не считая расходов на технологии двойного назначения: все, что может с одинаковым успехом выполнять невоенные функции сегодня, а военные – завтра [446].

К 2016 году, однако, доля расходов Америки на милитаризацию космоса упала, и теперь она лишь вдвое превышает суммарные расходы всех остальных стран. В дальнейшем уровень доминирования США в этой области может стабилизироваться по мере того, как будет усиливаться присутствие в космосе других стран: здесь Америке придется маневрировать с учетом обстоятельств как международной политики, так и инвестиционного климата.

На протяжении полувека в космической риторике США эхом отдавался решительный тон публичных заявлений Кеннеди. В военных и квазивоенных программных документах первого десятилетия XXI века неизменно подчеркивалось, что космическое пространство (интуитивно связываемое с виртуальным информационным пространством, как Адам связан с Евой, а яичница с ветчиной) [447] является будущим полем битвы, областью, подлежащей захвату, управлению и эксплуатации. В противоположность этому официальные документы по вопросам исследования космоса, как с участием человека, так и с помощью роботов, акцентировали научное значение таких работ. Здесь обычно говорилось о необходимости сотрудничать, а не доминировать – и говорилось на языке научного общения, а не политического конфликта. Но с первых дней космической гонки, когда само слово «гонка» имело однозначный смысл «создание более совершенного наукоемкого оружия», власти предержащие твердо знали, что наука в этом сочетании играет вторую скрипку по отношению к военному потенциалу.