Непростительно молод (СИ) - "Shamal". Страница 1
========== 1. ==========
— Брат, загадка! — Лёшка покосился на вещающего с кафедры препода, окинул взглядом скучающую аудиторию, и наклонился ближе ко мне, так что я почувствовал запах мятной жвачки и сигарет. — Есть два стула…
Я только глаза закатил.
— Лех, заканчивай! Ну не смешно вообще!
— Да послушай! — друг снова глянул на препода, и голос его стал еще тише. — Есть два стула: на одном учеба хорошая, на другом здоровье нормальное. Какой сначала нахуй пошлешь, какой во вторую очередь?
Лёшка расплылся в идиотской улыбке и прыснул со смеху, привлекая внимание преподавателя.
— Королев! Смехуёчек в рот попал? — рявкнул тот, опираясь руками о стол. — Тогда, может быть, расскажете нам немного о многомерных массивах?.. Нет? Может, позволите мне рассказать?
Лёшка, не прекращая демонстративно жевать жвачку, тупо кивнул, осоловело глядя на распалившегося препода.
— Можно? Спасибо!
— Что-то он злой сегодня, — шепнул я, подпирая голову рукой. — Собираешься на вторую идти?
Я быстро глянул на часы, подсчитывая, что до конца пары осталось где-то минут пятнадцать. Потом десять минут перемены… Если Суслов отпустит пораньше, можно будет сбегать за кофе. Ну или вообще свалить домой.
— Конечно, алё! — фыркнул друг.
У меня от удивления глаза округлились. Лёшка, жаждущий знаний, это что-то новенькое!
— Я думал, тебя в этой жизни интересуют только хиханьки да хаханьки, а ты вон…
— Ты чё, Ясь, с дуба рухнул?! Там же эта… экология, во!
Я только фыркнул на это. Бред какой-то. Никогда я на эту экологию не ходил и не собираюсь.
— Зачем автоматизаторам экология?
— Затем же, зачем и социология, история, философия и психология! — буркнул Лёшка, старательно переписывая что-то с доски.
— Так то на первом-втором курсе было! Что за бред?
— Там препод жесткий, говорят. Потом на сессии нам полную панамку хуёв напихает…
Мне показалось, что мы с ним говорим на разных языках, или что я пропустил что-то очень важное, пока был в разъездах.
— О чем ты? Эколог же у нас Тимохин, нет? Какой он жесткий, он же взяточник! Заплачу и всех делов.
Лёшка понимающе закивал.
— Точно, ты же не в курсе! Отстранили Тимохина. Уволили, кажется. За взятки и уволили, а нам нового дали, — спокойно ответил он, покусывая колпачок ручки. — А он не берет, фанатик своего дела. Из этих ёбаных экоактивистов.
— Все берут взятки, если знать, как подойти, — я заметил, что группа начала потихоньку шуршать тетрадями и греметь стульями, самовольно сворачивая пару, и тоже сунул нетронутую тетрадь в рюкзак, кинул туда же ручку.
Мы вышли в коридор и молча направились к курилке.
— Так что, уходишь или остаешься? — Лёшка вытащил пачку сигарет, уже привычно предложил мне, но я так же привычно отказался. — Подумай хорошенько, с этим экологом правда еботня получится.
— Ты-то откуда знаешь?
Я присел на лавку, наклонился, чтобы шнурки завязать, но даже не успел притронуться к своим кроссам, как услышал:
— Миха сказал.
Резко выпрямившись, я во все глаза уставился на такого же непроницаемо спокойного, как и прежде, друга.
— Ты с ним связался все-таки, да?!
— Ясь…
— Блять, ты башкой своей думаешь? — я резко вскочил на ноги, так что мой рюкзак, лежащий на коленях, грохнулся в прибитую осенним дождем пыль. — Лёх, он нар-ко-ман! Ты брал у него что-то?..
Друг поморщился, откинул со лба длинную обесцвеченную челку и посмотрел мне в глаза совершенно нечитаемым взглядом, как он обычно смотрел на преподов, отчитывающих его за прогулы.
— Не нужны мне твои нравоучения.
— Лёш, ну правда! — я схватил его за рукав, дернул к себе, и он почти выронил сигарету, пытаясь устоять на ногах, а потому посмотрел на меня зло. Конечно, у него ведь каждая штучка на счету! — Лёш, ну этот Миха и его дружки ведь конченные! Ты понимаешь, что один лишь факт, что ты тусуешься с ними, делает тебя в глазах людей просто…
— Кем? — Лёшка гордо вскинул голову, прищурил подведенные черным карандашом глаза, и под этим его прицельным взглядом я не смог закончить мысль. Оно и не надо, потому что он сам продолжил: — Наркоманом? Ясь, я курю траву, я уже наркоман!
— Трава — это другое, — убежденно ответил я, поднимая свой рюкзак с пола и кое-как пытаясь его отряхнуть. — А вот соли и подобная дрянь…
Друг только глаза закатил, точно я буквально минут пятнадцать-двадцать назад на его дурацкую шутку.
— Не нужно демонизировать это всё, окей? Разумное потребление, не слышал?
— Разумное потребление — всего шаг до системы! Миха тоже сперва только винт юзал, а теперь плотно на мефе сидит!
Но Лёшка не собирался меня слушать, как, впрочем, и всегда.
— Ну зачем оно тебе, а? — спустя долгие минуты молчания поинтересовался я, наблюдая, как друг что-то настойчиво ищет в своей сумке. — У тебя деньги лишние?
Его будто оса ужалила, так он дернулся. Уставился на меня озлобленным взглядом голодной дворняги, скомкал пальцами докуренный до самого фильтра окурок, прицельно швырнул его в урну…
— Не говори мне про деньги! — зашипел он, а мне уже захотелось сделать глубокий вдох, как перед прыжком в воду, потому что я знал, что услышу после. — Тебе-то явно за деньги париться не надо! Мамочка с папочкой что хочешь для тебя сделают, а я как ничтожество у тетки должен копейки выпрашивать!
— Так пойди работать.
Слова мои были жестокие, и он слышал их не впервые. Но нет-нет-нет, не царское это дело — работать.
— Ой, Ясь, нахуй иди! — кипя от злости, рявкнул Лёшка и быстрым шагом направился обратно в универ. Но на полпути остановился и резко обернулся. — Ты идешь или нет?
— Куда? Нахуй? — с дебильной улыбочкой переспросил я, зная, что друг на меня не обижается. — Я пас, я же говорил. Пойду домой полежу пару часиков перед тренировкой.
И, махнув на прощание, я поплелся к себе, размышляя о великом.
На самом деле я думал о чем угодно, лишь бы не о проблемах друга. Слишком уж страшно и грустно было от того, что я не могу его переубедить, ведь он действительно был мне дорог.
У него, конечно, море всяких загонов, да и характерец дерьмовее некуда, но ведь мы с ним уже четвертый год не разлей вода, не разорви динамит, и пусть четыре года — срок, может, и не большой, но для меня он просто невероятный, грандиозный, невообразимый, потому что раньше у меня вообще друзей не было.
Вот это, может, и смешно, может, кому и покажется странным, но это так. С самого первого класса меня невзлюбили в школе. Я плохо учился по всем предметам, кроме литературы и физкультуры, занимался «девчачьими» танцами, рисовал и писал дурацкие рассказики.
Меня били, прятали мои вещи, ставили подножки, организовывали бойкот, а я просто игнорировал, как учила мама, и ждал выпуска.
В универе всё резко изменилось. Я и не думал, что пиздеж о том, что в университете всем на всех насрать, окажется не таким уж и пиздежом, потому что там действительно никого не интересовало, чем я дышу.
А я по привычке держался в стороне, не рискуя подойти и сесть с кем-то рядом, хотя парни здоровались со мной за руку и называли «братан», а девчонки кокетливо строили глазки. Но я боялся. Боялся, что все это ложь. Пока ко мне за парту не подсел веселый паренек с дебильной челкой и не менее дебильными шутками. Поржал немного над моим именем, отказался звать «Сеней», как все звали, но так же и «Есений» для него показалось слишком длинным вариантом. Он мне так и сказал: «Нихуя ты благородный, Есений! Будешь Есей! Нет, Ясей!»
Лёшка научил меня жить, показал, что можно не бояться выражать себя, что, пусть я не умел быть таким же смешным и обаятельным, как он, это еще не означало, что мне не было места в обществе. Было. Почетное место флегматичного молчаливого парня.
Себе на уме. Чудака аутсайдера. Ну и пофиг.
Я поймал нужный автобус и уже через пятнадцать минут был дома.
Хотелось спокойно поесть, увалиться на кровать и повтыкать в телефоне пару часиков, но увы.