Еутопия - Андерсон Пол Уильям. Страница 4
— Захочет ли Воевода принять меня? — спросил Язон, когда завтрак приближался к концу.
— Он ждет тебя, и не сомневаюсь, что беседа с тобой доставит ему удовольствие. — Девушка затрепетала ресницами. — Но торопиться некуда… — И она принялась развязывать пояс своего платья.
Щедрое гостеприимство… На мгновение Язону показалось, что он вернулся на родину, в Еутопию, в мир, где люди искали и получали удовольствие совершенно свободно… Какие у нее широкие и гладкие брови, совсем как у Ники… Усилием воли он превозмог искушение. У него не было времени. Если он не успеет укрепить свои позиции до того, как Оттар сообразит позвонить Беле — он в ловушке.
Язон перегнулся через стол и утешающе погладил маленькую ладонь девушки.
— Благодарю тебя, милая, — сказал он. — Но я поклялся хранить верность.
Его отказ она приняла так же спокойно, как сделала свое предложение. Провожая ее взглядом до двери, Язон почувствовал, как возвращается ощущение инородности. Ему стало жаль эту туркерку… Пожалуй, она была единственным свободным человеком из всех, кого он встречал в Вестфалии. А в остальном жизнь в этом мире оставалась лабиринтом законов, обычаев, традиций и бесчисленных табу. Однажды ты уже чуть не поплатился жизнью за их незнание, сказал он себе. И, кстати, игра еще не кончена. Так что поспеши. Незнание закона не освобождает от ответственности.
Язон накинул приготовленную одежду и выбежал из комнаты. Спустившись по лестнице, он оказался в большом каменном зале, откуда один из дворцовых слуг направил его к покоям воеводы. Там была очередь — несколько человек, принесших на суд владыки свои жалобы и просьбы. Однако, как только Язон попросил доложить о себе, его впустили немедленно.
Зал, в который он попал, относился к старейшей части здания. Потрескавшиеся от времени деревянные колонны, покрытые гротескными изображениями богов и героев, поддерживали низкие своды. Дым от разведенного на полу костра поднимался к отверстию в потолке; увы, часть его оставалась в помещении, и у Язона почти сразу защипало глаза. Могли бы выкроить для своего владыки более современное помещение, подумал он с досадой. Но, конечно, это им и в голову не пришло. Раз уж цари когда-то правили с этого места, значит, иначе быть не может.
На морщинистое лицо Белы свет падал сквозь узкие окна. Воевода был коренастым и седоволосым старцем. Черты его лица выдавали значительную примесь туркерских генов. Он сидел на деревянном троне, закутавшись в плащ, голову украшал шлем с рогами и перьями. В левой руке держал скипетр, украшенный конским хвостом, на коленях лежала обнаженная сабля.
— Привет тебе, Язон Филипп, — сказал он с важностью, указывая Язону на кресло. — Садись, прошу тебя.
— Благодарю тебя, господин мой. — Эллин с трудом заставил себя произнести унижающее его обращение. В Еутопии не титуловали никого.
— Ты готов говорить правду?
— Да.
— Хорошо. — Воевода неожиданно отбросил официальность, закинул ногу на ногу и достал из складок плаща сигару. — Куришь? Нет? Ну, а я закурю. — Улыбка пробежала по его морщинам. — Ты чужеземец, так что нет нужды соблюдать этот чертов церемониал.
Язон отважился на такой же тон.
— Мне тоже так будет легче. Мы в Пелопонесской республике не признаем церемоний.
— Это твоя родина, да? Я слышал, что вам там не очень-то хорошо живется.
— Согласен. Мое государство переживает упадок. Мы понимаем, что будущее принадлежит Вестфалии, поэтому и направляем сюда свои взоры.
— Ты сказал вчера, что прибыл в Норландию, как купец.
— Да. Приплыл, чтобы заключить торговый договор. — Язон старался не лгать, насколько это было возможно. В иных историях нельзя разглашать, что эллины изобрели парахронион. Это не только изменило бы исторические структуры, являющиеся предметом исследований, но, что гораздо серьезнее, люди этих миров увидели бы, что другие уже достигли совершенства, в то время, как они сами бесконечно далеки от него. Слишком сильный шок. — Моя страна нуждается в импорте древесины и мехов.
— Ага. За этим Оттар и пригласил тебя. Понимаю. Нечасто нам приходится видеть людей со Старой Родины. Но потом он возжелал твоей крови? Почему?
Язон мог уклониться от ответа, пользуясь правом сохранить тайну личных поступков. Но такая скрытность произвела бы плохое впечатление. А ложь была небезопасна: перед троном Воеводы следует отвечать как под присягой.
— Без сомнения, здесь есть и моя вина, — сказал он. — Некая особа из семьи Оттара, впрочем, почти взрослая, — привязалась ко мне, и… Ну, моя жена осталась в Пелопонессе… А кроме того, все меня убеждали, что отношения в Данскаре весьма свободные, ну и так далее. Я не хотел никого обидеть! Оказал этой особе несколько больше сердечности. А Оттар, узнав обо всем, вызвал меня на поединок.
— Почему ты не принял вызов?
Бессмысленно объяснять, почему цивилизованный человек избегает крайних мер, если в его распоряжении есть другие возможности. Варвар — он варвар и есть.
— Сам подумай, господин мой, — сказал Язон. — Если бы я проиграл — то погиб. Если бы выиграл — это означало бы конец нашей торговли с Норландией. Сыновья Оттара никогда бы не приняли выкупа, ведь правда? В лучшем случае, просто выгнали бы нас из страны. А Пелопонесс нуждается в дереве. И я решил, что лучшим выходом для меня будет побег. Потом мои соотечественники извинились бы за меня перед Норландией.
— Хм… Странное предположение. Но в любом случае — ты честен. Чего ты желаешь от меня?
— Единственное, о чем я прошу, это — доставить меня в безопасности в Стейнвик. — Язон с трудом удержался, чтобы не произнести название «Несафины». Он заставил себя умерить воодушевление. — Там меня ждет агент и корабль.
Бела выпустил клуб дыма и с печальным видом посмотрел на быстро уменьшающуюся сигару.
— Хотел бы я знать, отчего Оттар впал в такой гнев. На него не похоже. Но с другой стороны, если той особой была его дочка, он вполне мог быть несдержан… — Он наклонился к Язону. — Для меня, — заявил он резко, — самое важное то, что вооруженные норландцы пересекли границу моего государства, не спросив меня о согласии.
— Это серьезное посягательство на твои права, Воевода.
Бела выругался, как старый кавалерист.
— Ты не понимаешь! Границы священны не потому, что того хочет Аттила. Это жрецы порют подобную чушь. Границы священны потому, что благодаря их святости сохраняется мир. Если я официально не выражу своего недовольства и не заявлю протест Оттару, то очень скоро какой-нибудь авантюрист может повторить его попытку А сейчас у каждого есть ядерное оружие!
— Но я вовсе не хочу, чтобы из-за меня началась война! — взволнованно воскликнул Язон. — Уж лучше вышли меня в Норландию!
— Не говори глупостей. Я накажу Оттара тем, что не дам отомстить тебе, независимо от того, что правда на его стороне. И ему придется это проглотить. — Бела отложил сигару в пепельницу, встал и поднял саблю. Казалось, говорит не человек, а какой-то варварский бог: — С этого мгновения, Язон Филипп, никто в Дакоте не смеет коснуться тебя! Ты находишься под защитой моего щита и зло, причиненное тебе, будет злом, причиненным также мне, моему дому и моему народу. Клянусь в том Троицей!
Язон потеряв над собой контроль, упал на колени и забормотал слова благодарности.
— Перестань! — буркнул Бела. — Лучше будет, если мы как можно быстрее начнем готовиться к твоему неблизкому пути. Полетишь самолетом, с воинским эскортом. Но, разумеется, сперва я должен буду получить разрешение от властей тех стран, над которыми тебе придется пролетать. На это у меня уйдет немного времени. А теперь возвращайся к себе, отдохни, я вызову тебя, когда все будет готово.
Язон удалился, все еще чувствуя нервную дрожь.
Он провел несколько приятных часов, прогуливаясь по замку и его дворам. Молодые люди из свиты Белы сделали все, чтобы доставить удовольствие человеку со Старой Родины. Он не мог не подивиться их красивой технике верховой езды, стрельбе и изощренности в разгадывании загадок. Неясные чувства возбудили в нем рассказы и песни о странствиях по огромным равнинам, вглубь лесов и через бурные реки, к стенам сказочной столицы Уинборг.