Мировая художественная культура. XX век. Литература - Манн Юрий Владимирович. Страница 39
«Кажимость» и сущность
Книга вызвала большой общественный резонанс. В сущности, роман о Швейке можно справедливо назвать одним из первых антивоенных
произведений XX в. Юлиус Фучик говорил, например, об исторической роли Швейка в подготовке краха Австро-Венгрии. Одной из существенных причин необыкновенной популярности истории Швейка стал неподражаемый юмор, пропитывающий это произведение. Эпопея написана сочным языком, с примесью солдатского жаргона и пражского арго. Не случайно фигура Швейка вызвала неприятие некоторых критиков, обвинявших писателя в вульгарности и грубости. Между тем грубость Швейка – не самоцель. Сатира Гашека адекватна грубости войны. Швейк груб, циничен, когда он вступает в отношения с государственной военной машиной и ее винтиками (такими, как поручик Дуб), но он добр и человечен с такими же простыми людьми, как он сам.
Силу Гашека-писателя составляла одержимость познания мира и людей. Всю его короткую жизнь эта страсть бросала писателя в рискованные предприятия, питала интерес ко всему необычному, звала в дальние страны. Как будто сама его жизнь стала творческим процессом. Его отличала поразительная живость реакции на все происходящее вокруг. Кроме того, Гашек обладал необыкновенным чувством комического, «двойным зрением», позволяющим одновременно видеть разные стороны события: «кажимость» и сущность.
В своей знаменитой книге писатель отвергает романтическую точку зрения на войну. Он безжалостно критикует милитаризм, разоблачает цинизм и необыкновенную тупость тех, кто развязал войну. Гашек не скупится на преувеличения, но не отступает от реальности, меняя только угол зрения. Смех Гашека как будто способен превозмогать военный кошмар, смерть, ужасы всечеловеческой бойни, мира, превращенного в «гигантский сумасшедший дом».
Его любимый прием – коллаж. Типична в этом отношении знаменитая сцена, когда к Швейку, сидящему в тюрьме в ожидании расстрела, приходит священник, чтобы дать ему последнее утешение. Швейк же принимает его за нового заключенного и утешает его самого. Интересно, что Швейк первой части довольно сильно отличается от Швейка последней по времени написания главы. Его притчи и нравоучительные рассказы приобретают все более острый политический характер.
Несмотря на такое противоречие, роман оставляет впечатление цельного философского единства. Жизнь Швейка опрокидывает прямолинейную логику власть предержащих, доказывая, что реальность сложнее любых бюрократических установлений, что человек неисчерпаем в своей сложности, неожиданных реакциях, неподчинении стереотипам. Так обнаруживается стройная внутренняя логика алогизма швейковского поведения, его поступков и суждений.
«Продолжение следует…»
Не закончив роман (были написаны только три тома и часть четвертого), Гашек внезапно умер. В его смерть долго не верили, считая это очередным розыгрышем писателя. Продолжение написал фельетонист газеты «Руде право» Карел Ванек, но его произведение как будто перешагнуло тонкую грань, отделяющую юмор Гашека от вульгарности.
Швейк занял сегодня достойное место среди знаменитых героев мировой литературы, живущих своей собственной жизнью, независимо от произведения: Санчо Панса, Тиль Уленшпигель, Дон Кихот. Он стал особым, полуфольклорным типом героя, который защищает себя от государственного абсурда тем, что до последней буквы выполняет приказы и предписания, делая тем самым очевидной абсурдность. Об огромной популярности книги Я. Гашека говорит и тот факт, что «Бравый солдат Швейк» был переведен на 58 языков мира.
Роман о Швейке оказал влияние на всю мировую литературу. Приключения бравого солдата были перенесены на театральную сцену и киноэкран. Одними из наиболее интересных драматургических прочтений романа Гашека были постановка Э. Пискатора (1927), инсценировка «Швейк во второй мировой войне», сделанная Б. Брехтом (поставлена на сцене в 1959 г., после смерти драматурга). По мотивам романа было создано несколько фильмов (режиссеры С. Юткевич, К. Ламач и др.). Заслуживает упоминания и роман Дж. Хеллера «Уловка-22» (1961), в котором автор также создает едкую карикатуру на войну, сопровождающуюся фантастическими измышлениями и черным юмором.
Духовное освоение «Великой Австралийской пустыни»
Художественный метод Патрика Уайта
Исследование общества, живущего в «мишуре изобилия» (М. Кларк), открытая полемика с так называемым «австралийским мифом» о процветающей стране молодой здоровой нации,
идущей путем демократического прогресса, – все это черты художественного метода выдающегося австралийского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе 1973 г. Патрика Виктора Мартиндейла Уайта (1912-1990). В его произведениях («Живущие и умершие» (1941); «Тетушкина история» (1948); сборник рассказов «Обожженные» (1964); «Око бури» (1973) и др.) выведена галерея «обожженных» людей, одиночек, ведущих отшельническую жизнь. Защищаясь от пустоты своего существования, герои Уайта уходят в мир грез и фантазий, в мир искусства. Миф предстает с изнанки: процветание оборачивается нищетой, унижающей человека, стремление пробиться к успеху собственным трудом приводит к перенапряжению, дух первопроходчества открывает путь к вседозволенности, жизнерадостность перерождается в нравственную глухоту эгоизма, а удаль – в безответственность.
Хроника дней и трудов
Созданный в 1955 г. роман «Древо человеческое», лучшее, по мнению большинства исследователей, произведение П. Уайта, – справедливо может быть назван «австралийским эпосом». Писатель задумал изобразить в нем «все многообразие жизни, взяв за основу существование двух обыкновенных людей – мужчины и женщины». В то же время «под покровом обычного» он вскрывает пронизывающую жизнь поэзию, тайну неповторимости существования каждого человека. Хроника дней и трудов семьи Паркеров, их любви, смерти, возрождения, история о том, как на расчищенном участке леса Стэн Паркер поднимает большое хозяйство, составляет сюжетную канву книги. Ее смысловым стержнем становится тема труда, позволившего покорить огромное пространство дикого континента.
В изображении П. Уайта труд предстает как смысл жизни и великое предназначение каждого, ритуалом, служением, в котором герои обретают свое человеческое достоинство. При этом писатель лишает их возможности выразить свои чувства в слове. Эми и Стэн Паркеры, при всем их душевном богатстве, наделены некоей специфической «безъязыкостью», которая в романе имеет несколько смыслов. С точки зрения Уайта, слово не может выразить человеческий опыт во всем его богатстве и истинности. Чувство невозможно передать словами, каждый ведет с собой на протяжении жизни внутренний монолог, каждый «поглощен своей тайной, которую не в состоянии разгадать».
Стилистика романа необычайно сложна. Писатель использует богатейшую палитру красок: от патетики, суровой простоты, пуританской романтики до комической стихии австралийского бурлеска.
Бурлеск, бурлеска (от итал. burla – «шутка», «забава») – один из жанров комической поэзии, обозначающий пародию, в которой «возвышенная» тема излагается шутовским языком.
Роман о становлении австралийского рода завершается сценой смерти его основателя Стэна Паркера. Круг человеческой жизни замкнут. Но дух человека оживает в следующем поколении. Внук Стэна и Эми, Рей, словно искупает «безъязыкость» предков. Его сознание смущено неясными образами будущей поэмы, «его незрелая мысль давала все новые ростки».
П. Уайт разбивает представление о провинциализме и континентальной ограниченности культуры «Великой Австралийской пустыни», где «разум – самый дешевый вид собственности, где богач – столп общества… где на первом месте – бицепсы, а наступление материальных уродств совершенно не волнует «среднего» австралийца». [63] Он выдвигает иной жизненный идеал: труд, доброта, терпимость, самопожертвование – и находит этот идеал в людях, пребывающих вне прогресса и процветания – в «блаженненьких», беззащитных, вытесненных из жизни. Не случайно сам писатель неоднократно отмечал огромное воздействие, которое оказал на него художественный опыт Ф. М. Достоевского.