Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1 - Купер Джилли. Страница 28

Один за другим журналисты закрывали свои блокноты, выключали магнитофоны и осматривались, ища Раннальдини.

Находясь долгое время в тени, Джорджия сейчас отчаянно нуждалась в успокоении, как невеста в день свадьбы, с которой должен говорить каждый. Она остро ощущала одиночество и в панике бросилась искать Гая.

– Провал будет грандиозным. Все уходят.

– Не ной, Панда.

– Если судить по количеству знаменитостей, этот прием не удался, – встряла девица из «Индепендент».

И тут вошел Танцор Мэтланд, тонкий, с длинными космами и подведенными черным глазами, одна из величайших рок-звезд по обе стороны Атлантики.

– Привет, дорогая.

Он направился прямиком к Джорджии, осторожно обнял ее, чтобы не попортить и себе и ей прическу и макияж.

– Великий альбом. Мне бы такой создать. Чертовски приятно видеть тебя здесь после того, как ты столкнула меня с первого места в Штатах, уверен, что сделаешь то же самое в Англии. Я слышал, ты переезжаешь в Ратшир. Буду сам там в апреле, когда начнутся тренировки по поло. Так что жду на обед.

– О, я с радостью, – восторженно согласилась Джорджия. – Танцор, спасибо, что пришел и поддержал прием. Ты знаком с Гаем?

Танцор посмотрел на строгое жесткое лицо, чьи классические черты немного портил нос, сломанный на занятиях боксом в Кембридже. Теплый оттенок кожи и дружеская улыбка, открывающая великолепные зубы, как-то не увязывалась с холодом бледно-голубых глаз.

Немного потрепанный вельветовый костюм золотистого цвета, кашемировый галстук с золотисто-голубым рисунком и великолепная прическа – прямые светлые волосы ниспадают на воротник темно-голубой рубашки – все придавало ему сценический вид. Правда, страдальческое выражение лица делало его похожим на глубоко религиозного человека, даже священника, сильные страсти которого целиком находятся под контролем, не позволяющим соблазниться восхитительной прихожанкой.

«Сексапильный и крутой», – подумал Танцор, морщась от жесткого рукопожатия Гая.

– Джорджия прекрасно о вас отзывается, – сказал Гай. – Я же всего лишь рок-звезда, живущая в Ратшире.

Фотографы поторопились запечатлеть эту редкую сцену на своих пленках, потому что Танцор посещал приемы, посвященные выпуску новых записей, еще реже, чем Раннальдини.

Вслед за Танцором явились Эндрю Ллойд Веббер, Род Стюарт, Саймон Бейтс, Стив Райт, Силла Блек, Саймон Ла Бон и еще множество знаменитостей, так что Раннальдини пропустил не просто вечеринку. Затем намеренно поздно явилась Гермиона вместе с преданным и лысым мужем Бобом, проведшим кошмарный день как менеджер лондонского «Мет» в разбирательствах после выходки Раннальдини с прессой.

Гермиона блестяще выглядела в роскошном красном платье от Шанель, отделанном розами, с вшитым лифчиком, поддерживающим ее великолепную грудь. Делая саморекламу, она несла объемную сумку из крокодиловой кожи, откуда звучала запись «Дует южный ветер», вбиваемая таким образом в подсознание журналистам.

– Я думаю, вам понравится немного настоящей музыки, – проворковала Гермиона критику «Таймс».

Хотя она раздавала очаровательные улыбки, ей были совсем неприятны и сигаретный дым, и фотографы, никак не отстававшие от Джорджии и Танцора.

– Кто эта потрясающая девушка в болеро из лебяжьего пуха и красных кожаных шортах? Не она ли играет Сюзанну? – был вопрос к Бобу. – Мне знакомо ее лицо.

– Она секретарь в приемной «Кетчитьюн», – ворчливо ответил муж. – Ты видишь ее каждый раз в конторе.

Гермиона провела утро в постели Раннальдини и поддержала его нежелание идти на прием, и не потому, что он избегал прессы, а потому, что для него вообще неприемлема идея Джорджии Магуайр, к тому же он опасался, как бы она не составила ему конкуренции в Парадайзе. Тот факт, что Джорджия как поп-звезда зарабатывает раза в два больше, чем они вдвоем с Гермионой, вызывал ярость, да еще это превознесение Джорджией брачных уз. Когда он на прошлой неделе был в Лос-Анджелесе, то услышал, как набирала популярность « Рок-Стар», которую везде напевали и насвистывали.

Гермиона понимала, что наилучший способ увидеть свою фотографию в газетах – подкатиться к Гаю, с которым Ларри ее уже познакомил.

– Хелло, мистер Обаяние, – лукаво сказала она, целуя его в красивый рот, а затем, осторожно убавив музыку из своей сумки, обратилась к Джорджии:

– Я просто сама не своя от злости на Раннальдини за то, что он не пришел. Говорила ему: «Музыка Джорджии Магуайр доставляет удовольствие стольким людям». Уговаривала: «Вы, маэстро, полюбите Джорджию, как только с ней познакомитесь». Но он же такой интеллектуальный сноб и вообще считает, что «Рок-Стар» просто списан с «Леди в красном».

– Я буду Леди в красном, когда мы заплатим за «Ангельский отдых», – беззаботно ответила Джорджия. Но счастье ее мгновенно испарилось, и, когда фотограф из «Хелло» попросил обеих повернуться и улыбнуться, Джорджия выглядела несчастной, а мгновенно собравшаяся Гермиона с широко открытыми глазами, поднятыми бровями и сверкающими белыми зубами была просто великолепна.

– Я приготовила тебе подарок, – Гермиона протянула Джорджии «Дует южный ветер», – хочу ободрить тебя после ужасных строк в «Гардиан».

– Да я же скрыл их от Джорджии, так что заткнись, – прошипел Гай и, поскольку женщины всегда отвлекаются на лесть, добавил: – Ты выглядишь потрясающе, а прическа у тебя... – и проворно увел жену знакомиться с новым музыкальным редактором «Биллбоарда».

– А на самом деле Раннальдини сказал, – прошептала Гермиона Танцору Мэтланду, – что ему не хочется смотреть на пожилой секс-символ.

– Потому что он видит его каждое утро в зеркале, – огрызнулся Танцор.

Люди толпились по углам, навалившись на еду. Столы были заставлены бокалами. «Кетчитъюн», раскошелившись на прессу, рассчитывала, что она обратит внимание и на другие записи. Никки, озабоченная своей ролью более подходящей жены Председателя директоров, чем Мериголд, трудилась, раздавая свой новый лондонский адрес диск-жокеям и распространителям записей и намекая на то, что теперь они с Ларри вместе и вскоре тоже устроят в Парадайзе прелестную вечеринку.

После очередной перекройки речи сам Ларри, страстно желая закурить, выбрался из мужской уборной и схватил пригоршню волованов с креветками.

– Мы вынуждены поститься, питаемся только канапе, а то не можем влезть в наши новые джинсы, – сокрушенно сказала Никки, подбираясь к столу за новым блюдом.

«И какой черт в нее вселился? – подумал Ларри. – Она же выглядит просто добропорядочной матроной». Большей матроной, чем Никки, в комнате выглядела только Китти Раннальдини, которая, как все юные жены своих почтенных мужей, старалась одеваться в старящие туалеты. Уставшая от генеральной уборки перед возвращением Раннальдини, она была вынуждена приехать, потому что пообещала Мериголд свою поддержку и надеялась хотя бы пару часов посмотреть на своего вечно отсутствующего мужа.

Китти до полусмерти боялась вечеринок. В домах друзей она могла сбежать на кухню и помогать там или расставляла бы бутылки и собирала грязные бокалы, но эти официантки, в своих матросках из джерси, словно давали понять своим видом, что забросят всю работу, если она только дотронется хоть до одной тарелки. Она была прекрасной слушательницей и свою активность могла проявить с кем-нибудь один на один или в конторе, где ее знали и любили. Конечно, можно общаться под звуки музыки глазами или покачиванием тела, но в случае с Китти это было невозможно. Она носила сильные очки и свекольно-розовое платье в форме палатки, которое выписала по почте, поскольку из-за своих форм стеснялась посещать магазины одежды.

Теперь Китти терзал Ларри, которому был нужен козел отпущения, и потому он выложил новость о бегстве Раннальдини так, словно это была ее вина.

– А он не сказал, когда вернется в Англию? – спросила она дрожащим голоском, пытаясь скрыть свое отчаянна.

– Нет, – проворчал Ларри. – И где эта Мериголд?

– Она точно придет.