Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - Купер Джилли. Страница 35

Действие неспешно двигалось к финалу, и наконец на сцену вышла Флора, чтобы пропеть «Однажды в городе царя Давида». На ней были черные джинсы и черная рубашка-поло, волосы откинуты назад с необычайно бледного лица.

•«Похоже на «Смерть и Девушку»», – подумал Боб, поднимая палочку. Бедняжка выглядела ужасно уныло.

Оркестранты сыграли только вступление, а затем отложили инструменты, предчувствуя наслаждение. Гай сложил руки, счастливый, как владелец магазина, которому Флора возвращает долг. Секунду она смотрела в зал, ожидая полной тишины. Ее голос, холодный, как айсберг, был настолько изыскан, что на слова обратили внимание только через несколько секунд.

«Некогда в наблюдательной башне Ранналъдини, – пела Флора, – Стояла двуспальная кровать королевских размеров.

На ней Раннальдини трахал Гермиону.

Однажды она сбросила костюм от «Шанель».

Ужас, изумление и восхищенное ожидание дальнейшего постепенно растекались по лицам зрителей. Концертмейстер уткнулся лицом в руки, чтобы скрыть смех.

– Бога ради, держите второй камерой, – прошипела Камерон Кук.

«Она была без ума от Ранналъдини,

Маленький Козмо – его ребенок, – пела Флора, подчеркивая каждое слово. —

И на протяжении всего чудного детства Козмо, – прекрасная улыбка озарила лицо Флоры. – Маэстро развлекался каждый день,

Трахая эту посредственность Гермиону,

В чьих неуклюжих руках он лежал.

А еще он трахал свою бывшую жену, а также

Рэчел Грант, недавно примкнувшую к этой очереди».

Лизандера душил смех, но, заметив огорчение на лице Китти, он взял ее руку в свои и стал согревать. Гипнотический паралич всего зала был разрушен животным воплем гнева Раннальдини.

– Прекрати, Бога ради, прекрати.

Это так поразило Князя Тьмы, что он обгадил всю сцену, вследствие чего Джек, решивший, что началась потеха, припустился за котом Гермионы, а за ними, истерично гавкая, понеслись Мегги, Динсдейл и Таблетка. Гермиона раскрыла рот и завопила без остановки. Артур, который любил детишек так же, как сено, рванулся вперед, чтобы проверить, как чувствует себя младенец Иисус в яслях, чтобы спасти его, но в это время куклу схватила Сесилия в криво сидящем нимбе.

– Скеллерато, – выругалась она по-итальянски, запуская куклой в Раннальдини.

– О, – вздохнул заезжий искатель талантов от «Вирджин Рикордз», сверяясь с программой, – у Флоры Сеймур самый чудесный голос, который я когда-либо слышал.

Ну а поскольку всеобщий гнев теперь обратился на Флору, та ударилась в слезы.

– Пожалуйста, не плачь.

Бросившись вперед, Китти неуклюже вскарабкалась на сцену, обняла Флору, с помощью Лизандера и Боба провела ее через кулисы наверх в летнюю гостиную и уложила на софе в голубую и белую полоску, на которой та когда-то с презрением посматривала на авансы Раннальдини.

– Ты угробила нашу традиционную постановку, – заорал ворвавшийся Гай, срывая головной убор Иосифа и поворачиваясь к спешащей следом Джорджии. – Полюбуйся теперь, к чему привела твоя попустительская позиция.

Через минуту к ним присоединились Мередит и его щебечущие приятели, которые обступили Флору, пытаясь успокоить ее. Наконец появился Раннальдини с лицом, светящимся от гнева.

– Ты сука, – завопил он.

– Это вы нам? – хором спросили приятели Мередита.

Поднявшись на ноги, Флора, пошатываясь, двинулась к Раннальдини.

– Ты пьяна, – проворчал он.

– Нет, беременна, – бесцветным голосом сказала Флора, – и ты – отец.

– Это неправда, – закричала Наташа. – Как же ты могла, Флора?

– Ах ты лживая потаскушка, – прошипел Раннальдини, – как ты смеешь городить такую, мать твою, ложь?

– Это правда, – всхлипнула Флора. Раннальдини спокойно двинулся к телефону.

– Скажи-ка мне номер Джеймса Бенсона, – окликнул он через плечо Китти. – Он быстренько сделает несколько проб, и мы увидим, кто прав.

Китти замялась. Нет, номер-то Джеймса Бенсона она носила в сердце, поскольку и сама частенько названивала ему по поводу своих проб, но сейчас она вдруг почувствовала жалость к Флоре. Словно прочитав ее мысли, Флора рухнула к ногам Раннальдини, бормоча сквозь всхлипы, что же она натворила, истерично цепляясь за его ноги.

– Я люблю тебя, – рыдала она. – И ничего не могу с собой поделать. Извини меня, Китти. Это я виновата.

– И еще ты нарушила наш тайный уговор, – прохрипел Раннальдини злобно, извиваясь в ее объятиях, словно она была парой тесных бриджей. Казалось, он забыл, что их окружает толпа.

– Тебе бы следовало в самом начале подрезать мои голосовые связки, – жалобно сказала Флора, лежа на полу.

Китти бросилась вперед, чтобы успокоить Флору, но ее опередила Джорджия.

– Извини меня, дорогая, я совсем забросила тебя. Я-то заботилась только о работе и о разном другом. Ты ни в чем не виновата. Пойдем домой.

Чрезвычайно потрясенная тем, что все это время ее волновало только донжуанство Гая и потеря Дэвида Хоукли и она не замечала, что же происходит с дочерью, Джорджия зарыдала.

– Это ты во всем виноват, ублюдок, – сквозь всхлипы говорила она Раннальдини.

Гай тоже должен был бы наброситься на Раннальдини, но как раз в этом-то случае и не решался, поскольку Раннальдини мог заткнуть его Джулией. И вместо этого он вылил свою ярость на Флору:

– Посмотри, как ты расстроила мать.

– Ты огорчаешь ее еще больше, – завопила в ответ Флора. – Она бы никогда не легла с Лизандером, если бы ты все время не был занят твоей Джулией.

– Дорогая, дорогая, – твердил Мередит, поглядывая то на потерявшую дар речи Джорджию, то на потрясенного Гая. – «Тарнбалл энд Эссер» собираются на Рождество открыть оживленную торговлю власяницами.

Весьма неохотно и то под угрозой Раннальдини закрыть все ворота и двери и заточить их телевизионщики согласились вырезать кусок с выходкой Флоры.

– Если бы Руперт не отвалил кататься на этих траханых лыжах, мы бы еще посражались за этот кусочек, – яростно произнесла Камерон.

– Цари, которые долго седлают своих лошадей, дерьмово кончают.

– Очень дерьмово, особенно в случае с Князем Тьмы, – захихикал Меридит.

– Кто тут говорит о том, чтобы кончить? – проговорил Раннальдини, любуясь рассерженным, но сексапильным личиком Камерон. – А не пообедать ли нам вместе в новом году? Ну, а теперь все проваливайте.

Если кто-то и был более несчастным в тот вечер, чем Флора, так это Мериголд, которую, казалось, происшедшие драмы нисколько не задели. А все дело было в том, что Ларри так и не возвращался. Она отказалась от приглашения Мередита, его друзей, наиболее развеселившихся членов лондонского «Мет», большинства телевизионщиков, а также Ферди и Лизандера отправиться в «Жемчужные ворота» и надраться.

Поскольку Лизандеру еще надо было отвести Артура в стойло и накормить, он почти приказал Ферди доставить Мериголд домой.

– Вот бы все мужья были такими, как ты, Артур, – сказала Мериголд, большую часть представления орошавшая слезами его серую холку.

Толпа, направлявшаяся в «Жемчужные ворота», прошествовала мимо Гермионы. Та, совершенно забыв о маленьком Козмо, который подбирался к сладкому хересу Китти, пересчитывала десятифунтовые банкноты в своей сумке и вскрикивала:

– Как Флора посмела назвать мои объятия неуклюжими?

– Видимо, у Девы Марии послеродовая депрессия, – пробормотал Ферди.

– А что случилось с Рупертом Кемпбелл-Блэком? – требовательно спросила Гермиона.

– Ой, а я и забыл про него! – в испуге воскликнул Лизандер, помогая Мериголд сесть в автомобиль. – Мне так хотелось, чтобы он познакомился с Артуром. Присмотри за ней, – шепнул он, закрывая дверь, чтобы не залетал снег. – Она очень встревожена.

– Ну уж не больше моего, – отозвался Ферди, собирая снег с крыши машины и запуская снежком в отставшего арфиста. – Ларри или, скорее, Мериголд должны нам тридцать тысяч фунтов.