Жизнь во благо Родины - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 3
Сколько прошло времени, не заметил, минут десять, может пятнадцать. Во дворе, отражаясь и от того усиливаясь, зазвучали сирены. Саша пока дышит, но сердцебиение слабое и редкое, жаль парнишку, ни за что пострадал. Что же тут такого я наделал, чтобы настолько заинтересовать бандитов? Ну не верю я в то, что все это ради какого-то общака, хоть тресни. Они тут целую войну устроили, а за что? Или, устроив тут войну, я сломал тем самым всю их систему? Скорее всего, именно так, нечем больше объяснить такую жестокость и решительность с их стороны.
Я был словно в тумане, меня кто-то оттаскивал от раненого Александра, осматривал, на предмет ранения. Перед глазами цветная пелена, блин, надо гэбэшникам позвонить, чего я тут сижу!
– Да сиди ты, чего дергаешься, руку перевязать надо! – услышал я, когда пытался подняться.
– Какую руку? – не понял я и скосил глаза влево, заметив только сейчас, что рукой кто-то занимается. Это оказалась женщина лет сорока, в белом халате и шапочке на голове. Она ловко бинтовала мне руку выше локтя, а я не понимал зачем.
– У вас рука задета, гражданин, но ничего серьезного, потерпите немного, боль сильная? – различил я слова женщины, врача «скорой помощи», их карета стояла на виду, метрах в десяти от нас.
– Да вообще не знал, что зацепило, пока вы бинтовать не начали, – удивился я. А вот сейчас, видимо придя в себя, я почувствовал жжение и несильную, но все же боль. Попали все-таки, суки бандитские. – Как Александр? – качнул я головой в сторону раненого комитетчика, которого, кстати, на месте уже не было.
– Проводим реанимационные действия, вы вовремя зажали рану, большая кровопотеря, но доктор думает, что парень выдержит. Сейчас увезут в больницу, сделают операцию, должен поправиться.
– Как ваше имя? – услышал я справа.
– А? – повернул голову к спрашивающему и увидел милиционера в форме, с погонами капитана. – Александр.
– Вы можете рассказать, что здесь произошло?
– Мне позвонить нужно, срочно, после сразу все расскажу, – покачал я отрицательно головой.
– Что за срочность?
– Этот парень из КГБ, нужно сообщить его начальству, и у меня жена в больнице, в управлении знают, где именно, мне к ней надо…
– То, что раненый сотрудник КГБ, мы и так знаем, при нем удостоверение было, его начальству уже сообщили. По поводу жены… Это так срочно?
– Да, это срочно, мы как раз собирались ехать к ней, когда все это произошло. Была спецоперация КГБ…
– Это ночная, в поселке Ермаково? – на удивление, милиционер оказался разговорчивым.
– Я точно не знаю, где именно, меня не посвящали. Там пострадала моя супруга, и нам сообщили, что она доставлена в больницу, мы собирались ехать… – видя, что все же придется дать показания прямо сейчас, продолжил: – Подошли к машине, «Волга» появилась с той стороны, – я указал направление, – подъехала очень быстро, дальше резкое торможение, которое и привлекло внимание, скрип тормозов ни с чем не перепутаешь. Дальше, думаю, и так понятно. Два урода вылезли и открыли огонь, я укрылся со своей стороны, мне было достаточно просто присесть, Александру в этом плане не повезло, некуда было деваться.
– Как у вас оказался его пистолет?
– Когда перестали стрелять, выглянул, увидел, как они меняют магазины, и бросился к Саше за пистолетом. Не рискни я тогда, все равно бы не ушел от них, так что выбор был очевидным.
– Где вы так стрелять научились?
– Да разве это стрельба? Тут и двадцати метров нет! – удивился я.
– А если бы ПМ был разряжен? – мент ухмыльнулся.
– Тогда вы со мной бы уже не разговаривали.
– Как вы думаете, кто был целью нападения?
– Я и был, – дернул я плечом, от чего поморщился, рана все же немного болела.
– А причина?
– Это, я думаю, вам объяснят в Комитете, если посчитают нужным, конечно, – я покачал головой.
– А сами почему не хотите объяснить?
– Не знаю, имею ли право, вот и все, – пояснил я.
– Хорошо, скорее всего, мы еще увидимся, – попрощался милиционер и пошел отдавать команды подчиненным, грузившим в машину трупы бандитов.
В их «Волге» работали специалисты, снимали пальцы, проводили досмотр, до меня уже никому не было дела, удивился сначала, но подъехавшая через минуту новая «двадцатьчетверка» привезла новых персонажей. Из «Волги» вышли четверо, двоих я узнал, были у меня на квартире. Люди в костюмах направились ко мне, да, кагэбэшники явно выделяются среди простых граждан. Костюмы, как и говорил прежде, стрижки уставные, походка и движения, все говорило о спецподготовке и службе в Конторе.
– Александр, вы в порядке?
– Да, простите, но ваш товарищ пострадал… – ответил я.
– Мы знаем, – кивнул говоривший. Это был тот же мужчина, с которым мы общались у меня дома после моего звонка Шелепину. – Самолетом отправим в Москву, если придется, врачи уверили, что он выдержит.
– Хорошо бы, парень не виноват, а пострадал, такого быть не должно, моя вина…
– Вот этого не надо, Саша, – перешел вдруг на ты гэбэшник, – всякое может случиться, он был оставлен тебя охранять, получилось то, что получилось. Вы как, в больницу поедете?
– Да нормально, фельдшер сказала, что ничего опасного…
– Я имел в виду – к жене? – пояснил комитетчик.
– А! Конечно! Дайте минуту переодеться, не в таком же виде, еще больше испугается.
– Вас проводят. – Вот ведь, опять на вы перешел.
– А где моя дочь?
– Ее мать, ваша супруга, настояла, чтобы девочка осталась при ней. Им выделили отдельную палату, разместили удобно. Мужчина, что был с ними, также перенес побои и находится в той же больнице.
– Хорошо, – кивнул я, успокаиваясь, – я быстро! – Черт возьми, ведь я, грешным делом, совершенно забыл о дяде Коле! Подставил фронтовика под такой удар, немыслимо!
Мгновенно взлетев по лестнице, открыл квартиру и бросился к шкафу с одеждой. Тут же передумал, раздевшись и умывшись, посмотрел на себя в зеркало, нормально. Сменив и рубашку, и брюки, накинул легкий свитер и наткнулся возле дверей на очередного гэбэшника, даже не замечал его, пока бегал по квартире.
– Расскажите, как все прошло? – Интересно ведь, когда теперь в очередной раз угрозы ждать.
– По дороге, – коротко ответил угрюмый сотрудник.
Спустились во двор, машина ждала, как и сотрудники в ней. Подумал было о своей, но обернувшись, застал все ту же картину, суета стоит, как на параде. Сотрудники ГАИ грузили машину краном на трейлер и собирались, по-видимому, увезти ее куда-то к себе для следственных действий. Моя «копеечка» приказала долго жить, жаль, я уже полюбил ее. Стекла все выбиты, шины в хлам, на месте, где она стояла, лужа масла. Не буду восстанавливать, такое чувство, как будто в душу плюнули. И это я еще не видел своих девочек и дядю Колю. Сейчас я уже спокоен, комитетчики постарались, сообщив, что семья в безопасности, хоть и с последствиями. Пойду до конца, в голове уже все решил для себя, после больницы буду звонить Семичастному, и пусть он только попробует не помочь!
– Я больше не выдержу, – Катя плакала, уткнувшись в подушку лицом.
Я чувствовал себя виноватым и боялся сказать что-либо лишнее, дочка висела на мне, крепко прижавшись.
– Пап, меня дядька злой так схватил, что я описалась… – шепнула мне дочь, а я, кажется, вновь завелся.
– Теперь, котенок, описаются все дядьки, которые только посмели на вас плохо посмотреть…
– Саш, прошу, не надо снова, пожалуйста! – вскинулась жена, прекрасно понимая, что я имею в виду. Вид у нее был ужасный, синяки, ссадины, плюс огромный стресс от потери ребенка.
– Прости, родная, но так нужно. Я не хотел этого, но сегодня же позвоню этим деятелям и потребую устроить «Маскарад» по всей стране. Хватит, доигрались, это быдло распустилось настолько, что уже ни в какие рамки…
– Но мы же сами виноваты…
– Ты это о чем? О деньгах, что ли? – Катя кивнула. – Родная, тут совсем речь не о деньгах, не пошли бы бандиты такого уровня на такой кипеж из-за этих копеек. Тут другое, они наказать решили, показать мне и всем вокруг, что это они здесь реальная власть, а мы лишь овцы, которых стричь нужно. Нет, не бывать этому, раз уж мы здесь оказались, я положу все силы, но вырублю это все в зародыше. Ты не понимаешь, именно сейчас расцветает коррупция, цеховики плодятся и богатеют, а дальше уже преступность в органах, и именно нам предстоит сделать для устранения этого все, что сможем. Помнишь, я тебе говорил, что нужно адаптировать «Эру» под семидесятые годы?