Гарриет - Купер Джилли. Страница 22

Он швырнул куриную косточку в огонь, но промахнулся, и к ней тут же пристроился Тритон.

— Нет, дружок, — сказала Гэрриет, отбирая у Тритона добычу, — трубчатые кости собакам грызть нельзя.

Кори разлил остатки вина по бокалам.

— А следующий сценарий пока еще только вырисовывается, — сказал он. — Время — семнадцатый век. Гражданская война во Франции.

— Что-нибудь про фронду? — спросила Гэрриет.

— Да. Но работы еще непочатый край.

Он взял со столика две книги — биографии французских аристократов семнадцатого века.

— Хочешь заняться делом, вместо того, чтобы забивать себе голову дурацкими романами? Вот, полистай биографии: может, найдешь что-нибудь, что сгодится в сценарий.

Гэрриет вытерла руки о Тритонову шерсть и взяла книги.

— Попробую, вдруг что получится, — сказала она.

Кори допил свое вино.

— Принести еще бутылку? — спросила Гэрриет.

— Нет уж. — Он усмехнулся. — Сегодняшнего утра мне надолго хватило. И вообще, я начинаю новую жизнь. Верховая прогулка перед завтраком, ни капли спиртного до семи вечера и к полуночи на боковую. Все, я решил прожить до глубокой старости.

— Утром я приготовлю тебе калорийный завтрак, — пообещала Гэрриет.

— Пожалуй, это будет уже слишком, — буркнул Кори. — Как вы сегодня пообщались с Самми?

Гэрриет засмеялась.

— Ничего, но она мне столько успела наговорить про свою хозяйку!..

— Надеюсь, ты не наговорила ей в ответ столько же про меня?

— Я сказала… — Она запнулась и, чтобы побороть смущение, затараторила дальше на одном дыхании:

— Сказала, что ты просто великолепен, а потом ты устроил скандал из-за этого телефонного звонка и все испортил, а еще на той неделе Самми ведет меня в какой-то бар, называется «Свободный вечер», там полно богатых финнов.

— Не думаю, что это очень удачная затея. Насколько я слышал, свободу в этом заведении понимают несколько однобоко.

Он дотянулся до столика и взял листок с эмблемой приготовительной школы, лежавший под толстыми биографиями.

— Что это?

— Послание от родительского комитета, — сказала Гэрриет. — Они собирают деньги на новое здание и решили теперь устраивать вечера для родителей. Всего за три пятьдесят танцы, ужин и бокал вина. По-моему, ты должен сходить: вдруг тебя там ждет счастливая встреча?

— Спасибо, я уже дал зарок не пить и теперь не могу отступаться от своего слова.

Глава 14

Слово Кори сдержал. Он стал пить и курить гораздо меньше, и хотя в его комнате иногда допоздна звучала музыка, к полуночи он почти всегда укладывался в постель.

По вечерам, когда Гэрриет кормила перед сном Уильяма, Кори обычно спускался вниз. Вообще они теперь проводили много времени вместе — разговаривали, читали, слушали пластинки, обсуждали наброски к новому сценарию. Гэрриет нравилась работа, которую Кори ей поручил: кажется, впервые после Оксфорда ей пришлось работать головой, а не только руками. Она стала больше следить за собой: ей надоело откладывать каждый заработанный фунт на черный день, хотелось купить себе что-то новое сегодня.

Народу в «Доме на отшибе» прибавилось. Во-первых, из Ирландии прибыла наконец вороная кобыла по кличке Пифия — Кори пришел от нее в восторг и тут же начал готовить к скачкам; во-вторых, появился малыш Смолыш — ягненок с темно-коричневой, почти черной мордочкой. Его мать сгинула где-то на выпасе, и теперь Гэрриет вскармливала Смолыша из соски.

— Будто близнецы в доме, — заметил Кори, наблюдая, как Гэрриет разливает молоко в две бутылки — одну для Уильяма, другую для ягненка.

Однажды в понедельник, в конце марта, когда она готовила детям завтрак перед школой, в кухню вошел Кори. Видеть его в столь ранний час на ногах было непривычно.

— Я знаю, по-твоему, я худоват, но ты не находишь, что это уже слишком? — Он бросил на стол выстиранные трусы. — Это Джона, а не мои.

Гэрриет залилась краской.

— Извини, я нечаянно перепутала. Я собираюсь кормить детей. Хочешь тоже яйцо?

Кори брезгливо поморщился.

— Съешь, это полезно для здоровья, — сказала она.

— Ладно, уговорила.

Он сел и раскрыл газету. В кухню влетел взъерошенный Джон.

— Я не успел доделать задание по общей эрудиции, — размахивая тетрадкой, буркнул он. Один носок у него был натянут, другой болтался вокруг щиколотки. — Кто такая была Флоренс Найтингейл?

— Лесбиянка, — сказал Кори, не поднимая головы.

— Как пишется? — спросил Джон.

— Нет-нет, этого нельзя писать, — вмешалась Гэрриет. — Напиши, что это была знаменитая сестра милосердия, которая ухаживала за ранеными солдатами во время Крымской войны.

— Все равно лесбиянка, — сказал Кори.

— Сделай мне бутерброды, — сказала Шатти. — Каждый понедельник эта противная лапша с фаршем.

— Будешь есть, что дадут, — сказал Кори.

— Угадай: что такое, у чего попа всегда наверху? — спросила Шатти.

— Честное слово, не знаю, — сказала Гэрриет.

— Ноги! — Задрав подол, Шатти продемонстрировала свои красные трусики и залилась довольным смехом.

— Да не мешай ты! — крикнул Джон. — Я и так не могу сосредоточиться. Почему тюремный автомобиль называется «Черная Мария»?

— В честь одной негритянки, — сказал Кори. — Она жила в Бостоне, была толстая-претолстая и помогала полицейским арестовывать пьяных солдат. Она держала публичный дом.

— Что такое публичный дом? — спросил Джон.

— Напиши лучше: дом с дурной славой, — сказала Гэрриет. — О Господи, хлеб уже пережарился! Она выхватила из духовки кусок жареного хлеба.

Разрезала его на три полоски и, сняв верхушки, раздала по одному яйцу Кори, Шатти и Джону.

— Стоят, как три солдата, — сказал Кори. — Три стража здоровья. А верхушку с яйца мне уже сто лет никто не снимал.

— Привычка, — вспыхнув, пробормотала Гэрриет.

— Что значит «дом с дурной славой»? — спросила Шатти.

Гэрриет отвезла в школу Джона, потом Шатти.

— Не забудь покормить Смолыша! — крикнула Шатти и потерялась в шумной толпе подружек.

Возвращаясь от детской площадки к машине, Гэрриет обратила внимание на расстроенную чем-то женщину, которая тащила за собой троих неряшливо одетых ребятишек, а ее, на веревке вместо поводка, тащил большой лохматый пес. Гэрриет в умилении пощелкала языком, и пес вместе с хозяйкой рванулся к ней.

— Славная, славная псинка, — разулыбалась Гэрриет, когда черный в серых пятнах пес оперся лапами ей на плечи и начал лизать лицо.

— Смотреть на него не могу, сердце кровью обливается, — проворчала его хозяйка. — Пойдем, Рекс. — Она попыталась оттащить собаку, не очень, впрочем, настойчиво.

— А что случилось? — спросила Гэрриет.

— Сейчас оставлю этих троих в школе и повезу сдавать его в собачий приемник. Дети захныкали.

— Никак не получается держать его дома, — пояснила женщина. — Я работаю, а он, чуть только я за дверь, начинает жутко выть, и домовладелица сказала: все, чтобы больше его тут не было. Ничего, в приемнике ему подыщут других хозяев.

— Но ведь его могут и не взять, — забеспокоилась Гэрриет. — Тогда через семь дней его просто усыпят. Ах, как жалко, что я не могу его взять…

Рекс тыкался мордой ей в лицо и размахивал лохматым хвостом.

— Какой он породы? — спросила Гэрриет.

— Сеттер, кажется, — сказала хозяйка и поспешно добавила:

— Щеночек еще.

Сердце Гэрриет не выдержало.

— Постойте минутку здесь, — сказала она. — Я схожу позвоню своему хозяину.

Кори уже сел за работу и не очень-то обрадовался звонку.

— Мистер Эрскин… то есть Кори. Тут, около школы… словом, тут совершенно бесподобный щенок.

— Ну? — раздался в ответ бесстрастный голос Кори.

— Если ему не найдут хозяев, его придется усыпить. А он такой славный.

— Гэрриет, — вздохнул он. — Тебе что, мало хлопот со всеми нами? Уильям, Шатти, Джон, я, Тритон со Смолышом… Мы еще ни одного котенка никому не пристроили, а ты уже тащишь в дом щенка? Так звони сразу в зоопарк, предложи им присылать к нам на каникулы всех зверей. Или в Баттерсийский дом собак — скажи, что мы всех берем.