Без права на ошибку - Вязовский Алексей. Страница 20
– Неважно! Давай комбата сюда, вон, пусть с полковником решают, как американскую технику принимать и маскировать. Петр Николаевич, – это уже мне, – сейчас тебе определят, где отдохнуть можно. Сам видишь – некогда. По результатам доложите потом… допустим, к двенадцати.
Ничего себе, он даже знает, как меня зовут.
Утром оказалось, что я сюда не на гулянки приехал. Первым меня нашел танкист, но вовсе не майор Стоянов. Этот был капитаном, и фамилия у него Власенко. А прибыл он прямо вслед за мной, проделав ту же дорогу, что и я вчера. Разошлись мы с ним буквально на пару-тройку часов. И как раз он сопровождал американские танки. Их прибытие ожидалось ближе к ночи.
Познакомились. Позавтракали. Чайку овощного жахнули. Капитан внес свой вклад в пиршество горстью «подушечек». Не у Масюка ли своровал? Хотя у Аркаши один я мог что-нибудь потырить, да и только потому, что он разрешал мне это делать по старой памяти. Остальные, на него глядя, вряд ли решились бы запустить руку в заветную вазочку, даже стой она на виду у всех.
Прибыл Стоянов. И с ним чайку выпили. Ему – с дороги, нам – за компанию. Комбат сто шестьдесят шестого выглядел как типичный танкист – маленького роста, коренастый, с руками и шеей борца. Впрочем, Власенко смотрелся его родным братом.
Командиры долго не рассиживались. На столе сразу появились какие-то бумаги, а которые они моментом и погрузились. В их разговоре я понимал только мат, союзы и предлоги. Остальное звучало для меня как иностранный язык. Но мне по барабану, лишь бы вот эти два хлопца между собой сговорились, желательно с ощутимым для доклада результатом.
Известий было, как обычно, две штуки. Плохое и чуть получше. Первая порция танков, десять штук, с боекомплектом, запчастями, ремонтным набором и прочим нужным барахлом будут. Только вот плохая новость была в том, что вместе с капитаном было только восемь человек, которые смогут передать опыт. Это только со стороны кажется, что все эти железяки одинаковые. К сожалению, это не так. Даже просто приноровиться ездить в новой модели – и то навык приобрести надобно. Не говоря уж о том, чтобы воевать в составе соединения. А времени нет вообще. Та неделя, о которой я слышал вчера, пролетит мигом.
Вот что-то я такое подумал, когда накануне про порушенные столбы разговаривали. Была какая-то умная мысль. Редкая штука в моей голове, надо бы запомнить сразу, а я пропустил. Тут танкисты помянули про болота, и всё сложилось.
Начальник разведслужбы, как ни странно, встретился мне, стоило только выйти на улицу. Уж не знаю, куда он там шел, но я вцепился в него как клещ и не отпускал, пока тот не сдался. Я согласился пообщаться с каким-то не самым главным разведчиком. Мне ведь сведения нужны, а не петлицы.
Старая гать, отсутствующая на карте, конечно же имелась. И даже не одна. Все они были различной степени целости, и надо было оценивать на месте, чтобы понять, насколько это соответствует нашим хотелкам. Инженерная разведка, да.
И я сначала заручился осторожным «Ну да, было бы неплохо» от танкистов. Потом, размахивая листиком с кроками, отправился к Виноградову, и там тоже случилось маленькое чудо – для меня у начштаба нашлось пару минут, и предложение пошло в работу. То есть в нужные места прямо сейчас помчатся ребята из инженерных войск с требованием результата со сроком исполнения вчера вечером. И я остался доволен. До меня про такое никто не вспомнил, значит, и я помог. Сгодился, как ни странно.
Как я и думал, неделя прошла вмиг. Одна только новость прозвучала: Кирпоноса внезапно вызвали в Москву, и назад он приехал с другими петлицами. Четыре звезды, расположенные в форме рюмки, сменились пятью. Стал Михаил Петрович генералом армии. Я за такими штуками не следил специально, но мне казалось, что вроде до Сталинграда не давали. Или нет? В любом случае выглядело это ни разу не подарком, а вроде как предупреждением. Мол, даем мы тебе, Кирпонос, звание будто за Киев и Москву, но ты теперь не только свой зад от усердия порви, но и остальных сподвигни, чтобы Ленинград стоял не в блокаде. Но я за командира рад. И верю, что и эти пять звезд он на одну большую должен поменять.
На кой ляд меня понесло на место первого боя американских танков, я не знаю. Никто на веревке не тащил. Вот саму технику по тем самым старым гатям волокли, было дело. В болоте по уши все были. Там по-другому никак. Но на место доставили. По дороге ничего не потеряли. Хотя седых волос наверняка добавило.
Видел я в своей жизни много боев. И все они стоили того, чтобы их не было. Грязь, кровь и смерть. Во всех без исключения. Старею я. О таком в молодости мало кто думает. Там больше шашкой помахать, из пулемета построчить… А я бы всех поначалу через похоронную команду пропускал. Чтобы мозги на место поставить. Пособираешь своих товарищей – кого целиком, а кого и по кусочкам, и сразу рука не к шашке тянуться начинает. А если летом, да не сразу…
Перед нами лежал луг. Хороший, ровный такой. Кочек почти нет. Уверен – косить здесь только в радость. Так и представил ряд мужиков, шаг за шагом уступом продвигающихся на другой край. А мы тут сейчас… Гусеницами, снарядами, минами…
Накануне мы тут были на рекогносцировке. Отцы-командиры изучали карту. Дефицитную, немецкую, сорокового года. Подробную до самых распоследних мелочей. Не удивлюсь, если там и деревенские сортиры обозначены. Рядом лежала наша, тридцать девятого года. Тоже очень подробная, от генштаба. А командир взвода разведки, лейтенант Пантюк, насмешливо объяснял разницу между бумагой и жизнью. Оказалось, что болото на левом фланге луга осушено. В самый раз в сороковом году. Нашелся даже участник событий, показавший четыре канавы, через которые водичка с этого места ушла. А с виду – вот ничего не изменилось, и за мелким лесочком, что у нас на левой фланге, так всё и осталось. Собирались в этом году копать траншею.
Известие было радостное донельзя, потому что меняло всё. С точки зрения немцев – перед ними типичный мешок, в котором они будут отстреливать наступающих как в тире. Справа стоял лесок и такое же болото, только настоящее. И пройти там смогут пара десятков следопытов, со скоростью примерно километр в три часа. И двигаться нам пришлось бы через вот этот луг, пристрелянный немцами до самого последнего уголка. На первые несколько залпов у нас была фора, потому что еще вчера ночью умельцы нарастили метра три на опоре линии электропередачи, которую фашисты явно использовали в качестве ориентира. Столб никто не трогал – спили его, и тогда наблюдатели просто переключатся на другой ориентир. Берегли специально, для особого случая.
Танков осталось девять. Один попал под бомбежку и его оттащили на ремонт. А остальные осваивались. Практически круглосуточно. Не знаю, как местные там разобрались – экипаж шесть человек, две пушки. Я бы заблудился сразу – где там чья голова, и чей сапог у тебя на плече стоит, поди пойми. А танкистам еще и ехать приходится куда надо, да еще и стрелять при этом. Темный лес, короче. Не мое это ни разу. Да еще и в этой жестянке, которая горит как пионерский костер. Хотя и гореть там вроде как нечему.
Погодка прямо радовала. Последние три дня – сплошная облачность, как сказал какой-то спец, слоисто-кучевая, с нижним краем метров четыреста. Это я себе в блокнотик записал, просто так не запомнил бы. Похвастаюсь как-нибудь, покажу себя знатоком. Главное в этих облаках, что самолеты летать не могут. Так что наши войска выдвигались практически в полной тайне. Повезло нам? Скоро узнаем. Очень скоро. А собирали сюда почти всё что смогли. Через ругань, мат и угрозы. Вагоны по узкоколейке таскали, наверное, без перерыва. На чем хоть те таскальщики держались – не знаю. Так как вряд ли их усиленно питали, нечем потому что.
– По машинам! – скомандовал Стоянов. Сегодня под комбинезон он надел старую, довоенную еще, серую форму. Не по уставу, конечно, но видать, у мужика традиция такая. Может, вроде талисмана что-то.