Имоджин - Купер Джилли. Страница 18

— Привет, — сказала Кейбл. — Дорогой, ты какой-то заморенный. Тебе нравятся мои новые духи? — И она сунула запястье под нос Матту.

Когда паром причалил, небо было сплошь затянуто тучами, и дождь продолжался. На причале стояло несколько толстых французов в синих комбинезонах и беретах. Боже, они совсем как англичане, подумала Имоджин, и погода точно такая же, как в Йоркшире.

— Может быть, я поведу? — спросил Ники, когда они сели в машину.

Матт покачал головой:

— Я отвлекусь от состояния моего желудка.

— Имоджин вся серая. Ей лучше сесть спереди, — сказала Кейбл, юркнув на заднее сиденье рядом с Ники.

«Мерседес» начал проглатывать мили. Это и есть Франция, подумала Имоджин. Большие аллеи тополей, уходящие в бесконечность кукурузные поля, невероятно безобразные города с облупившимися щитами рекламы Дюбонне и садами, пестрыми, как пакеты с семенами. На улицах ни души. Возможно, за этими закрытыми ставнями они все занимаются знаменитой французской любовью.

— Тут всюду прошла первая мировая война, — объяснил ей Матт, — большинство старых домов было разрушено до основания. Поэтому деревни такие новые и уродливые. Ты читала «Прощай, все это»?

Имоджин покачала головой.

— Отличная книга. У меня есть с собой. Я тебе одолжу.

— Я не смогла одолеть больше одной страницы, — сказала Кейбл.

— Для тебя там слишком много длинных слов и нет картинок.

— Не будь таким высокомерным, — огрызнулась Кейбл.

— Здесь на полях до сих пор осталось много неразорвавшихся бомб, — сказал Матт, не удостоив ее ответом.

И в машине тоже, подумала Имоджин. Ники и Кейбл шушукались о своем, имена сыпались, как осенние листья. Наконец угомонились и они. Оглянувшись, Имоджин увидела, что Кейбл спит, положив голову на плечо Ники. Она быстро отвела взгляд, безнадежно пытаясь не обращать на это внимание. Матт, если и видел что-нибудь через водительское зеркало, то вида не подал.

Когда они подъехали к гостинице, дождь прекратился, и несколько звезд пытались пробиться сквозь пелену облаков. Гостиница стояла на берегу реки и была украшена ярко-розовыми гирляндами гераней и ползучими растениями, спускавшимися до самой воды. Привлекательная мадемуазель за стойкой была явно рада приезду Матта. Но когда в дверях появился Джеймс и Ивонн, это ее потрясло. Пошло размахивание руками и пожимание плечами, а потом Матт с унылым видом сообщил:

— Сожалею, мои любезные, но бестолковая секретарша заказала вместо трех двухместных номеров всего два.

— Ну и ничего, — сказала Кейбл. — Поделимся. Ивонн, Имоджин и я сможем поместиться на одной двуспальной кровати. А вы трое на другой.

Матт сказал с облегчением:

— Если это всех устроит…

Имоджин кивнула. Еще один день отсрочки: этой ночью она не была готова к сексуальному марафону с Ники.

— Забавно, — сказал Джеймс Эджуорт, — прямо как в школьном дортуаре.

Однако у Ивонн лицо стало похоже на закипающее молоко.

— Но это какая-то нелепость. Мы с Джамбо в браке.

— Нам всем это известно, малыш, — сказал Матт.

— Не называйте меня «малышом», — Ивонн топнула ногой. — У меня был утомительный день. Не понимаю, почему я должна страдать только из-за того, что вы там что-то напутали.

В глазах ее блеснули слезы. Джеймс ободряюще похлопал ее по плечу.

— Не плачь дорогая. Матт, вы не будете сильно возражать, если мы займем один двухместный номер?

Матт посмотрел на Ники, тот кивнул.

— Вы правы, Джеймс: все к вашим услугам. Мы с Ники можем переночевать в машине. Ужин через четверть часа.

— Переодеваться я не стану, раз уж костюм пойдет у меня вместо пижамы, — сказал Ники.

Уже в спальне Кейбл заметила с удовольствием:

— Не думаю, что у Матта с Ивонн этим дело обойдется. Ты знаешь, у нее целый чемодан набит пакетами с хлебом из отрубей — чтобы держать Джеймса в постоянном весе.

Глава седьмая

Имоджин чувствовала себя совершенно неприкаянной. Она мечтала о том, чтобы полежать в горячей ванной, а потом долго пробовать и намазывать на себя что-нибудь необыкновенное. Но у нее не было ничего необыкновенного, и она считала себя слишком толстой и нескладной, чтобы переодеваться перед Кейбл. В любом случае при всех этих чемоданах и пузырьках с косметикой Кейбл для двоих места было явно недостаточно. К тому же, если она пораньше спустится вниз, то ей удастся улучить какое-то время наедине с Ники. Поэтому она ограничилась самым быстрым туалетом.

— Если у Матта болит живот, скажи, что я скоро буду, — попросила Кейбл, которая расхаживала теперь по спальне совершенно голая, если не считать зеленого шелкового шарфа, прикрывавшего ее бигуди.

Имоджин отвела глаза и сбежала. Может быть, скромность — это вопрос телосложения, подумала она. Если бы она так же превосходно выглядела, то, возможно, тоже разгуливала бы без всякой одежды. На лестничной площадке она увидела Ивонн, у которой на плечах была розовая пластиковая накидка для предохранения одежды от косметики. Она размахивала феном перед горничной нервного вида.

— Так вы говорите по-английски или нет?

— Oui, Madame [6].

— Тогда почему вы говорите на иностранном языке? Я хочу, чтобы мне немедленно заменили вилку на этом фене.

Имоджин крадучись прошла мимо них. В холле никого не было. Она посмотрела на меню и сглотнула слюну. С кухни доносились манящие запахи чеснока, вина и трав. Она прошла в комнату для отдыха и села в кресло с «Тристрамом Шенди». По соседству какая-то английская семья разговаривала вполголоса, как на похоронах, угрюмо снимая латунные колпачки с кофейных чашек. На ее столе лиловые и телесно-розовые гладиолусы в вазе чудовищно дисгармонировали друг с другом и особенно с клетчатой скатертью. Странно, что французы, которых считают людьми утонченного вкуса, почти лишены чувства цвета.

Она пыталась читать. Это было ужасно, но после встречи с Ники у нее пропала всякая способность к концентрации. Она стала глядеть в окно, где уличные фонари освещали оранжевым светом афишу приехавшего на гастроли цирка.

Мы сами немного похожи на странствующий цирк, подумала она. Джеймс — один из тех бойких и усердных песиков, что прыгают сквозь обруч, а Ивонн — акробатка на трапеции, элегантно выбегающая на вывернутых ногах. Ники и Кейбл напоминают красивых, лоснящихся диких зверей, пантер или тигров, которые вырвались из клеток на свободу и наводят страх на всю округу. А сама она — маленькая, толстая и косматая пони, отчаянно старающаяся со всеми поладить. Она пыталась подыскать сравнение для Матта — что-то большое и добродушное, и вздрогнула, услышав вдруг его голос.

— Так ты никогда не получишь выпивку, моя радость. А мы сидим в баре. Что ты читаешь? — Он взял книгу. — А, это. Сам я так и не удосужился прочитать.

Они нашли Ники сидящим на стуле у стойки бара.

— Ты тоже выглядишь растрепанной, — сказал Ники, налив воды в перно, который сразу вспенился. — Может быть, это и хорошо, что этой ночью ты как следует выспишься, но завтра меня не удержишь, — добавил он, понизив голос.

Имоджин закраснелась, сделала большой глоток и едва не поперхнулась. Это было что-то немыслимо отвратительное, вроде лакричной настойки. Но ей так хотелось пить. Она сделала еще один небольшой глоток и чуть не выплюнула.

Матт взял лежавший на столе номер «Фигаро».

— Ты слышал, — спросил Ники, — про того ирландца, что пытался переплыть Ламанш?

— Нет, — сказал Матт, не поднимая головы.

— Он хотел переплыть его вдоль.

Имоджин прыснула. Ники положил свою теплую ладонь на ее руку.

— Хоть кто-то наконец посмеялся над моей шуткой.

— Гляди-ка, — сказал Матт. — Браганци в Марселе, всего в нескольких милях от того места, где мы остановимся.

— С герцогиней? — спросил Ники.

— Тут сказано, что с ней.

— Никогда не мог понять, — сказал Ники, заглядывая в газету, — как это такая красивая, классная птичка бросила все, чтобы укатить с таким коротышкой-итальянцем.