Бретонская колдунья - Галанина Юлия Евгеньевна. Страница 3
Во время утренней трапезы глава труппы торжественно объявил госпоже графине, что всё готово и артисты горят желанием показать свое искусство сильным мира сего. Большое представление будет вечером, а днем, для разминки, акробаты, танцовщицы и жонглеры выступят с несколькими номерами для мелкого люда на площади, чтобы никто не чувствовал себя обойденным.
Гости встретили слова толстяка гулом одобрения и многие дамы поспешили завершить завтрак, чтобы успеть за такой ничтожно малый срок успеть приготовиться к вечернему празднику.
Оставшиеся все своим видом показывали, что это просто неприлично – так спешить к туалетному столику. Красота, которая стоит столь длительных усилий, наверняка фальшивая.
Наконец мадам Изабелла встала и тем подала сигнал остальным. Гостей как ветром сдуло. Кто отправился поспать для здоровья и бодрости духа, кто ринулся проверять дорожные сундуки с нарядами. Благородные рыцари отправились на конюшню обсудить стати своих боевых коней (и, попутно, возлюбленных). А большинство дам, после непродолжительной прогулки, улеглось на кровати с намазанными сметаной лицами, чтобы к вечеру покорить кавалеров неземной нежностью бархатной кожи.
– Прости, Господи, меня, грешную! – ругалась на кухне тетушка Франсуаза, гремя сковородками и раздавая подзатыльники поварятам.
– Всю сметану на свои бледные морды извели, хуже чумы египетской! А ведь такая нежная сметана получилась, хоть Пресвятой Деве подавай, и все коту под хвост! Тьфу!
К сильнейшей зависти всех местных красавиц, мадам Изабелла имела в замке личного мастера дамских причесок и, по совместительству, астролога итальянца Марчелло Ламори.
Мессир Марчелло был великим кудесником женской красоты, и в последние годы большей частью своего успеха увядающая графиня была обязана только ему. Поэтому мадам Изабелла цепко держалась за такое сокровище и если на составление гороскопа для некоторых соседей она со скрипом соглашалась, то уж к чужим головам итальянца ни под каким предлогом не допускала.
Сегодня великой чести быть причесанной им удостоились лишь сама графиня, Жанна и баронесса, но и это был адский труд даже для такого мастера.
Обиходив за четыре часа почтенных дам, мессир Марчелло приступил, наконец, к сотворению на голове Жанны своего знаменитого шедевра – прически «Флорентийский каскад».
Отряд камеристок и горничных напряженно замер в ожидании приказаний мастера. Жанна надменно застыла в кресле перед венецианским зеркалом. В другом углу, в таком же кресле перед зеркалом рамой попроще сидела Рене де Ришар. Ее должна была причесывать, глядя на работу итальянца, Бенедикт – наиболее искусная камеристка Жанны.
Мессир Марчелло приготовил гребни и зажимы, проверил щипцы для завивки, пробормотал коротенькую молитву и с воздетыми руками начал подступать к креслу…
… Но торжественный момент внезапно нарушил громкий стон: Бенедикт, резко побледнев, схватилась за живот, а затем бросилась вон из комнаты, зажимая рот руками. Выбежавшая вслед за ней горничная через несколько минут вернулась и сообщила, что у Бенедикт расстройство живота и вернуться к своим обязанностям она не сможет.
Все взоры невольно устремились на бедную Рене. Она сидела по-прежнему прямо и неподвижно, не шевельнув ни одним мускулом лица, но всем было ясно, что итальянец не успеет до представления причесать и её, а значит…
– Не волнуйтесь, моя дорогая, – мелодичным голосом произнесла Жанна. – Жаккетта! Займи место Бенедикт. Приступайте, мессир Марчелло!
Надо заметить, что Жанна не испытывала никаких угрызений совести. Наоборот, она была в полном восторге, что представилась возможность, да еще такая прекрасная, припереть ненавистную коротышку к стенке. Когда Жаккетта изуродует головку Рене де Ришар, ее хорошенько высекут на заднем дворе. А бедняжка Рене… Да какая, в сущности, разница, как она будет причесана? Сегодня, всю неделю и всегда королевой общества, чтобы там себе другие не воображали, будет она, Жанна.
Страсти понемногу улеглись и мессир Марчелло смог приступить к делу.
Это было похоже на колдовство: руки мастера летали, укладывая прядь за прядью, плетя жгуты и косы, втыкая шпильки с жемчужными головками. Камеристки и горничные, как поднятые ветром листья, сновали вокруг кресла, подавая все необходимое.
Два часа пролетели, как один миг.
Наконец итальянец в последний раз придирчиво осмотрел творение своих рук, снял с Жанны защитную накидку, отступил в сторону, церемонно поклонился и скромно застыл в ожидании похвал.
Общий вздох восхищения пронесся по комнате. В этот раз мессир Марчелло превзошел самого себя.
В темно-лазоревом платье, расшитом золотой нитью ажурными завитками, с жемчужным ожерельем, на котором висел крохотный, но массивный крестик, увенчанная короной из белокуро-золотистых кос и жгутов Жанна выглядела просто по-королевски. Она удовлетворенно смотрела в зеркало, величественно принимая всеобщие восторги. Мессир Марчелло с невозмутимым видом укладывал в футляры инструменты.
Когда первая волна восхищения схлынула, все повернулись в сторону Рене и Жаккетты, предвкушая не менее интересный скандал.
Жаккетта не то напевала, не то что-то бубнила себе под нос и тоже наносила последние штрихи на созданный ею шедевр. Ее спина полностью загораживала от присутствующих голову Рене. Зрелище было очень комичным и Жанна снисходительно – холодно улыбнулась. Стоящие за ее креслом камеристки, уловив реакцию хозяйки, дружно прыснули со смеха.
Не обращая на них никакого внимания, Жаккетта на минуту задумалась, почесала затылок и решительным движением воткнула в макушку жертвы последнюю шпильку. Затем, подражая итальянцу, сняла с Рене накидку и отступила в сторону, изобразив свой немыслимый реверанс.
Бледная Рене де Ришар сидела в кресле, закрыв глаза. Очевидно, она зажмурилась с самого начала и все это время с трудом сдерживала слезы. Но к великому удивлению присутствующих, работа Жаккетты была ничуть не хуже, чем прическа Жанны. Более того, «Флорентийский каскад» придал чертам Рене обворожительную миловидность, подчеркнув природное изящество лица.
Пока девушки, раскрыв рты, рассматривали это чудо, мессир Марчелло разразился восхищенной тирадой на родном языке. (У понимавшей итальянский Жанны покраснели уши, так щедро мастер снабдил свою речь отборной моряцкой руганью.)
В этот миг судьба Жаккетты круто перевернулась. Быстро соображающая Жанна сразу поняла, какая жемчужина отыскалась среди деревенского навоза. Итальянец подучит девчонку своим премудростям и она не уступит лучшим мастерам. Редкая удача!
В этот момент в комнату величаво вплыли мадам Изабелла и баронесса де Шатонуар. Они уже успели начерно обсудить последние сплетни и теперь зашли за девушками, чтобы всем вместе идти в зал.
Баронесса долго жила в Северной Италии и очень хорошо поняла все, что сказал мессир Ламори. Судя по тому, как заблестели ее глаза, она была бы не прочь услышать такие же комплименты в свой адрес.
Догадливый итальянец тут же углядел какой-то непорядок в локонах мадам де Шатонуар, кокетливо выбивавшихся из под накрученного из восточных шелков тюрбана. Кланяясь обеим дамам, дико вращая черными глазами и трагически прижимая руки к груди, мессир Марчелло заявил, что если госпожа баронесса в таком виде выйдет к гостям, то его, как виновника случившегося, нужно будет сбросить с донжона.
Жанна уступила свое кресло баронессе, которая, томно прикрыв глаза, еще раз отдалась во власть ловких рук мастера. Тот вдохновенно исправлял несуществующий беспорядок и что-то страстно бормотал на своем родном диалекте. Мадам де Шатонуар улыбалась и, изредка, вздыхала. Догадливым присутствующим, (а таких было большинство) стало ясно, что сегодняшней ночью скучать и мерзнуть баронесса не будет.
Мадам Изабелла, несколько раздосадованная неожиданной задержкой, нервно поиграла пальцами, проверила на месте ли серьги, поправила колье. Не зная, чем бы еще занять время, немного повосхищалась работой мессира Марчелло. (Высказав, правда, при этом некоторое неодобрение современным модам: «Если дело так дальше пойдет, то скоро весь лоб дамам волосами завесят, вот уж уродство-то будет!»)