Sos! Мой босс кровосос! (СИ) - Юнина Наталья. Страница 43

Через минут сорок мы подъезжаем к дому Даниила. Как я и думала, домина такая, что хватит на десять семей. Как только вхожу внутрь и снимаю пальто вместе с обувью, ощущаю какое-то странное предчувствие. И стоило мне только увидеть хозяина, как все становится на свои места.

Стою как дура с пакетом из аптеки, а Кротов улыбается. И ни намёка на то, что у него что-то болит. Ну и сволочь.

— Если бы я просто сказал, срочно приезжай по важному делу, ты бы послала меня в жопу ввиду полной профнепригодности, а так вот приехала. Пойдем.

Я даже не успеваю ничего сказать, как он берет меня за руку и ведет за собой на кухню. На кухонном островке стоит ящик мандаринов, несколько бутылок водки и мука.

— Я именинник. Так что имею право на свои подарки. Раздевайся и на колени.

— Чего?

— Я гречку просыпал. Собери. На коленях. Шучу, шучу. Гречку, так уж и быть, сам подмету. А раздеваться будем позже. После того, как я тебя напою.

— Знаете кто вы?

— Кто?

— Свинья вы… чернобыльская.

— Почему чернобыльская?

— Потому что патология налицо.

— Ой, да ладно тебе. Не в середине же ночи вызвал. Время детское. Итак, — радостно потирает руки. — Сначала мы делаем мандавуху.

— Что?

— Мандавуха. Настойка. Водка плюс сок мандарина. Потом мы выпьем. И начнем лепить манду. Потом съедим манду. Снова выпьем мандавуху, ты опьянеешь, и я начну тебя развращать.

— Мне кажется, у вас какая-то нездоровая зацикленность на… манде.

— Тебе кажется, мандаежка. Приступимс.

Глава 31

Еще минуту назад я хотела треснуть этого гада по причинному месту за то, что он вызвал меня на ночь глядя. А сейчас смотрю на то с каким задором он чистит мандарины и злость проходит сама собой. В домашних спортивных штанах, белой футболке и с босыми ногами он выглядит как беззаботный мальчишка.

Может, все дело в том, что он снова гладко выбрит. А может, это эффект от взъерошенных, чуть влажных волос, явно после душа. Или, может, все дело в том, что у него просто хорошее настроение. А последнее у него точно имеется.

Я никогда не видела его таким беззаботным. Несмотря на чувство юмора, пусть и специфическое, он редко искренне улыбается. Сейчас же он выглядит беззаботным и счастливым. Отдаленно напоминает того Кротова, который прыгал на кровати. Но тогда в его глазах не было веселья, как сейчас. И его игривое состояние было все же связано с выпитым алкоголем. А сейчас он определенно трезв. Пока трезв.

— Раковина тебя ждет, — переводит на меня взгляд.

— Что?

— Мой руки и дуй ко мне, вот что.

— Вы реально вызвали меня на ночь глядя, чтобы лепить пельмени и делать настойку? — мне сложно поверить в это, несмотря на заваленный продуктами кухонный островок.

— Да. Только сначала настойку, а потом пельмени. Потом игра в карты на раздевание.

— Ну все, я точно пошла домой.

— Ну хорош уже выпендриваться. У меня была куча возможностей тебя трахнуть без твоего разрешения и сделать с тобой куда более страшные вещи, но я этого не сделал даже подшофе. Чего ты такая трусиха? — чего-чего. Себя боюсь. И реакций своей больной головы. — Ну умей ты складывать два плюс два.

— У меня всегда были проблемы с математикой.

— А у меня норм. Научу сложению. Давай мой лапки.

Мою руки под пристальным взглядом Кротова, а затем подхожу к нему. Не могу поверить, что в двенадцать ночи буду чистить мандарины и делать…мандавуху. Точно, двенадцать ночи.

— С днем рождения, кстати.

— Я родился в половину второго ночи, еще типа рановато. Но спасибо. Где мой подарок?

— У меня в комнате.

— Серьезно? Ты купила мне подарок?

— Серьезнее не бывает, — только теперь надо найти новый.

— Я хочу получить его сейчас.

— Ага. Бегу и падаю.

— Бежать не надо. Я пошлю за ним кого-нибудь из своих людей.

— Нет!

— Да. Хочу получить его сейчас. Или его на самом деле нет?

— Есть, но…

Пока я придумываю достойный ответ, Даниил тянет меня на себя за мой свитер. Хочу возмутиться, какого хрена он его поднимает, но, когда он заныривает своей лапой в карман моих джинс, до меня доходит. Он забирает мобильник и набирает Веру, включая на громкую связь.

— Вера, здравствуйте.

— Отче наш, иже еси на небесах, да святится имя твое…

— На меня обычно молитвы не действуют. Скажите, а вы не спите? — тупой, что ли? Если она отвечает, то логично, что не спит.

— Значит так, я не поеду ни к вашему папеньке, ни к вам, чтобы вы сейчас ни наплели. Брехня с флешкой больше не прокатит.

— Этого не требуется. Через минут тридцать к вам подъедет один из моих охранников. Передайте ему, пожалуйста, кое-что, — переводит на меня взгляд. — Где он лежит?

— На полу около моего стола.

— Снежана, что происходит?

— Вер, все нормально. Просто передай коробку. Я скоро вернусь.

— Ну не так уж и скоро, — подытоживает Даниил, как только кладет трубку. — Ты у меня с ночёвкой, если еще не поняла. — Чисть мандарины, я сейчас разрулю со своим подарочком.

К приходу Кротова, на тарелке красуется семь мандаринов. Одну я успела умять до его прихода. Я ожидаю какой-нибудь колкости, но ничего такого не происходит. Кажется, мы впервые говорим на отдаленные темы без издевок. И Кротов реально сосредоточен над колдованием настойки. Тщательно размешивает сахар и заливает корки вместе с дольками мандаринок водкой.

— Две недели ждем, потом пьем. Ну что, принимаемся за манду.

Лепить пельмени в час ночи? Как оказалось, могу, умею, практикую. Правда, умею не очень хорошо. Кротов реально бесится от того, что у меня не получается раскатывать тесто так тонко, как у него. Но это полбеды. Что у меня реально не получается, так это лепить причудливые формы этих дурацких манду. Этот же как будто всю жизнь их лепет. Теперь уже я бешусь от того, что чувствую себя рукожопой.

— Кто вас научил лепить эту хрень так мастерски? — Кротов никак не реагирует на мой вопрос, а мне вот хочется поговорить. — Жена? — ну наконец-то обращает на меня внимание.

— Кулинарные способности моей жены начинались и заканчивались на макаронах с сосисками.

— Значит, мама?

— Когда моя мать меня покинула, я был слишком мал, чтобы лепить с ней пельмени. Да и готовила она хреново. Примерно, как и моя благоверная.

— Извините.

— За что?

— За то, что напомнила вам о вашей умершей маме.

— Я не говорил, что она умерла. Жива. Наверное. По крайней мере, когда уходила, точно была жива и здорова. А если сейчас померла, так мне плевать на нее, так что тут без сожалений, — вот тебе и раз. — Клади больше начинки, я не хочу одно тесто.

— Ага, — тут же зачерпываю ложкой добротную порцию фарша. Блин, любопытство меня сгубит. — Она вас бросила? И кто вас воспитывал? Папа?

На мои вопросы Кротов лишь усмехается. И его былая веселость моментально улетучивается. Сейчас он в своем привычном знакомом мне состоянии.

— Женское любопытство не знает границ.

— Можно подумать, мужское чем-то отличается от женского.

— Твоя правда, — нехотя признается Кротов, продемонстрировав очередной пельмешек филигранной работы. Да как у него так получается? — Мой биологический отец умер, когда мне был год. У матери не было денег, поэтому ей пришлось заниматься репетиторством. Так к нам стал захаживать в дом восемнадцатилетний студент по имени Саша, который, как оказалось, втрескался в мою мать по уши с первого дня. Пылинки с нее сдувал, колготки на меня надевал.

— Колготки?

— Ага. Ну такие стремные коричневые, вечно свисающие. В детский сад меня в них водил. Кашу мерзотную варил. А потом мы начали с ним лепить пельмени.

— Вот так сразу пельмени?

— Ну, конечно, не сразу, а после того, как моя мать влюбилась в какое-то хуйло и укатила с ним в Москву, бросив меня и папу. Пришлось как-то взрослеть и доказывать моей бабке, что мы справимся без нее. Это было сложно, учитывая ее дрянной характер. И пельмени научишься лепить и пол мыть. Правда, тогда я не знал, что мы лепим манду.