Клуб разбитых сердец - Михалева Анна Валентиновна. Страница 4
Влюбилась она в него сразу, но так боялась этого своего порочного чувства к чуждому советскому студенчеству элементу, что до зимней сессии старалась держаться подальше. А потом случился экзамен по истории КПСС. Профессор — Нинель Петровна сразу невзлюбила слишком смелого студента, почувствовав в нем классового врага. А поэтому вовсе не собиралась ставить в его зачетку что-то выше «двойки». Ваня, со своей стороны, однажды произнеся фразу, что «рано или поздно капитализм проникнет и на наши просторы, потому что социализм выглядит как-то неосновательно», потерял к истории КПСС всякий интерес, ну, и не учил этот предмет даже в последнюю ночь перед экзаменом. По всему этому ему грозило отчисление за неуспеваемость. Группа скорбно готовилась к пышным проводам героя (особенно скорбела женская половина).
В небольшой аудитории, где шел экзамен, висела нервозная пауза. Иван подошел к кафедре. Нинель Петровна сидела за столом, вяло перелистывая какую-то брошюру по атеизму. При его приближении она строго зыркнула поверх очков, скользнув взглядом по его кудрявой макушке, тем самым обнаружив полное презрение к счастливому обладателю русой шевелюры.
Ваня ей нахально улыбнулся, сел напротив, закинув ногу на ногу, и, неожиданно приняв скорбный вид, порывисто вздохнул. Все студенты затаили дыхание.
— Что ж, молодой человек, — сознавая свое полнейшее превосходство, надменно произнесла профессорша, — давайте зачетку.
Иван полез в карман модной джинсовой куртки и, выудив оттуда моток довольно толстой бечевки, молча возложил на стол.
— Что это?! — надменность Нинель Петровны заметно спала. Но она все еще пыталась держаться.
— Веревка, — Иван опять вздохнул. Затем он медленно поднялся, оглядел потолок над столом с подозрительно решительным видом и, найдя там люстру, удовлетворенно кивнул.
— Я спрашиваю, что это за фокусы, Литвинов? — Нинель Петровна вдруг стала похожа на женщину. Она впервые за весь семестр растерялась.
— Без знания истории КПСС мне не стать инженером. И зачем мне жить в таком случае? — с этим Иван вспорхнул на профессорский стол и, словно лассо, накинув конец веревки на люстру, принялся методично вязать петлю. — Я решил повеситься.
— Здесь?! — Нинель Петровна отпрянула от стола. Растерянность сменилась паникой. Очки съехали на кончик побелевшего носа.
Ваня втащил стул на стол, встал на него и решительно сунул голову в петлю.
— Литвинов, перестаньте сейчас же! — взвизгнула профессорша. — Я милицию позову.
Студенты повскакали с мест. Многие ухмылялись, предвкушая спектакль. Варваре было не до хихиканья. Она застыла, прижав дрожащие руки к груди. Точно так же, как Нинель Петровна.
Иван дернул за веревку, проверяя надежность, другой рукой достал из кармана зачетку:
— Милиция не успеет. Нинель Петровна, только вы можете спасти студента от гибели.
— Не дурите, Литвинов, я все равно не поставлю вам тройку.
— Неужели допустите самоубийство? — ехидно усмехнулся он.
— Я не потерплю шантажа! — она пустила трель на последнем слове.
Иван демонстративно качнулся на стуле. Студенты, почувствовав серьезность ситуации, перестали улыбаться, напряглись. Девушки разом прерывисто вздохнули. Кто-то слабо всхлипнул. Варвара подалась вперед всем телом.
— Литвинов! — вскрикнула профессорша.
От неожиданности Иван дернулся и чудом удержал равновесие, балансируя на краешке стула.
— Нинель Петровна, миленькая! — Варвара уже слабо соображала от страха. С истерическим криком она кинулась к кафедре. — Поставьте этому идиоту тройку! Ну что вам стоит! Ну пожалуйста! — рыдая, умоляла она. Слезы ручьями полились из глаз. Она мало что видела, лишь размытое, удивленное лицо Ивана да совершенно ошалевшие глаза убежденной коммунистки.
— Кузнецова, перестаньте! — взвизгнула та, но тут же неожиданно для всех всхлипнула и махнула рукой Ивану: — Слезьте, засранец! Я поставлю вам «три».
— А признаете, что можно быть хорошим инженером и при этом не знать историю КПСС? — окрепшим от наглости голосом вопросил сверху студент.
— Слезайте, вам говорят! — зло взмолилась Нинель Петровна. — Мало вам тройки?
— Мало. У нас идейный предмет. Думаете, я тут за тройку корячусь? Я страдаю за идею. Вот мне кажется, что инженер имеет право не знать ни одной даты съездов…
Нинель Петровна спешно расписалась в его зачетке. Варвара вскарабкалась на стол и быстро сдернула с его шеи петлю. После чего закатила парню внушительную затрещину. Тут уж вся аудитория охнула.
— Идиот! — Она схватила его за руку и потянула вниз. — Тоже мне, Корчагин хренов!
— Когда же ты успела так в меня втюриться? — ухмыляясь, спросил он, когда она выволокла его в коридор и закрыла за собой дверь аудитории.
— Нельзя быть таким циником! — Варвара покраснела.
— Почему?
— Потому что это некрасиво. И совсем не мужественно. Циничными бывают только трусы. Так они скрывают свой страх или неуверенность. — Она с трудом понимала смысл собственных фраз. Говорила, лишь бы заполнить нехорошую паузу.
— Где это ты так поднаторела в психологии? — он искренне удивился.
— Это из личных наблюдений. — Она лихорадочно поправила волосы, чтобы скрыть дрожь в руках.
И тут почувствовала его теплые ладони на своих плечах. Потом застыла, не смея пошевелиться, — его дыхание обожгло ее губы, и вдруг она потянулась к нему всем телом, с трудом соображая, что руки ее напряженно вцепились в собственные волосы.
Этот первый в своей жизни поцелуй Варвара помнит до сих пор. Взрыв неостывшего страха и первой, еще неопытной страсти.
И что она должна рассказать Маняше? Что рассталась с таким потрясающим парнем по своей воле, лишив ее столь замечательного отца? Одобрит ли ее дочь?
В мае Ивана все-таки отчислили из института.
— Что теперь? — Варвара схватила его за руку, когда он вышел из деканата.
Он не выглядел расстроенным. Она удивилась: по всем правилам отчисленный студент должен хотя бы из приличия казаться таким.
— Можно попробовать восстановиться. Я возьму тебя на поруки. Я же комсорг курса. Мне не откажут.
— Хочешь себя запятнать? — Он обнял ее и повел по коридору. — Я только что обозвал декана кретином. К тому же мы разнополые существа. Тебя тут же начнут подозревать в мерзкой интрижке с подопечным. А это порочит честь советской студентки, комсомолки и отличницы.
— Все равно можно что-нибудь придумать. На курсе полно парней, готовых тебе помочь, — упрямо заверила Варвара.
— Да ну все к лешему! — Он передернул плечами. — Какой из меня инженер. Я ведь ни одной статьи Маркса не знаю.
— Ну перестань! Пожалуйста!
— Вот откошу от армии, подамся к брату в Калининград. Устроюсь к нему на судно, годик помотаюсь по заграницам, а там посмотрим.
— Да ты что! — все ее существо взбунтовалось.
Он хочет уехать. Бросить ее! И так легкомысленно, словно ничего между ними не было!
— А что? — он притормозил и, прищурившись, глянул на нее сверху вниз.
В этот момент она его возненавидела.
И почему все девушки настолько глупы, что мечтают о свадьбе после первого поцелуя?! Они думают, что мужчина пойдет на любые жертвы, лишь бы заполучить себе жену. Даже перед деканом готов извиниться ради этой благой цели, даже провести мученические годы на машиностроительном факультете Политеха и учить ненавистную историю КПСС. Вот и нет! Оказывается, жизнь устроена по-другому. Это она думала, что у них все серьезно. А он — плюнул, растер и — по заграницам!
Варвара оттолкнула его от себя, едва сдерживая злые слезы.
— Опять приступ патриотизма? — участливо осведомился Иван и подмигнул. — Тебе неприятно, что я собираюсь от армии косить, или то, что мне нравится идея посмотреть мир?
— Мне ты не нравишься! Больше ты мне не нравишься!
И она понеслась к лестнице.
С тех пор они не виделись. Никогда. Конечно, он звонил, даже приходил. Но Варвара была непреклонна. В душе она надеялась, что он задумается и поймет, чем ее обидел. И тогда все будет по-другому, тогда он найдет какие-то иные слова, чтобы извиниться, предложит, по крайней мере, выйти за него замуж. Однако он либо не задумался как следует, либо она была ему не так важна. Одним словом, через пару недель он прекратил бесплодные попытки с ней встретиться и исчез, разорвав все связи в институте. Больше он никому из приятелей даже не позвонил. Иван Литвинов сгинул, словно его и не было никогда. Варваре осталась от него лишь небольшая фотография, ну и, конечно, дочь. О своей беременности она по неопытности догадалась, лишь когда живот подозрительно округлился. Выяснилось, что срок уже большой — пятый месяц.