Четвертый под подозрением - Даль Хьелль Ола. Страница 42

Он бросился к машине, споткнулся о корень, упал ничком, с трудом поднялся. Рывком распахнул дверцу. Ах ты… Ключи! Куда они подевались? Неужели он оставил их в замке зажигания?! Фрёлик, не раздумывая, побежал вниз по гравийной дороге. Дорога была узкая — чужакам придется ехать медленно. Вскоре рокот чужого мотора стих вдали. Фары погасли. Фрёлик снова споткнулся и упал. Почувствовал привкус крови во рту. Сунул руку в карман и нащупал мобильник. Кому позвонить? Он крепко сжал трубку в дрожащей руке. На дисплее высветился значок: нет связи. Довольно долго, час или даже полтора, он пролежал на одном месте, дрожа и мечтая лишь о том, чтобы попасть в тепло и переодеться в сухое. В конце концов он взял себя в руки, сел и стал ощупывать карманы куртки в поисках бутылки виски. Виски нашлось, а вместе с ним и ключи от машины.

Глава 33

На вершине горы балансировало утреннее солнце. Его лучи ярко освещали склоны над долиной, по которой он возвращался домой.

Все было как во сне; смешались похмелье, простуда, недосып и обжигающая боль. Через какое-то время Фрёлик влился в плотный поток машин. После выходных люди возвращались на работу. Он видел мужчин, свежевыбритых, в сшитых на заказ офисных костюмах, с самоуверенными лицами. За тонированными стеклами дорогих авто сидели загадочные красотки. На автобусных остановках скапливались мрачные толпы. Школьники кое-как, нога за ногу, плелись на скучные занятия. Их ждали трудные уроки и невыносимые задания, впрочем, совершенно бессмысленные с точки зрения практической жизни. А он, Франк Фрёлик, застрял в пробке — сонный, издерганный, не больной и не здоровый. Испытание не закалило его, не научило уму-разуму. Он сидел за рулем ошеломленный, испуганный всем, что с ним произошло. Когда же это кончится?

Когда пробка наконец рассосалась и он повернул на Рюэнбергвейен, зазвонил мобильник. Он притормозил на автобусной остановке и услышал голос Гунарстранны:

— Ты сегодня придешь на работу?

— Н-нет… В моем сегодняшнем списке дел работа не значится.

— А надо бы прийти.

— Сначала надо покончить с несколькими формальностями.

— Тогда до завтра.

Фрёлик окинул взглядом остатки своей одежды и сказал:

— Я подумаю.

— Хочешь, чтобы я помалкивал о последних событиях?

— Очень соблазнительно снова начать работать, но Люстаду из криминальной полиции, наверное, найдется, что сказать по этому поводу.

— Я предъявил ему ультиматум. Если он считает тебя хоть в малейшей степени виновным, он должен был вчера вечером обратиться в отдел внутренней безопасности и начать отдельное расследование. Этого не произошло.

Франк Фрёлик со свистом втянул в себя воздух:

— Ладно, может быть, и приду завтра.

— Ты пока вот о чем подумай, — продолжал Гунарстранна. — Я связался с управляющим отделения банка в Ашиме. По наитию. Оказывается, в тех случаях, когда кто-то идет в депозитарий, его записывают в специальный журнал. На каждую ячейку заведен список доверенных лиц.

— Ну и что?

— Нашу ячейку посещали нечасто. Но у них много служащих, и у всех разные графики. И вот вчера одна сотрудница вспомнила, что около недели назад в депозитарий спускался кое-кто из доверенных лиц.

— Кто?

— Ильяз Зупак.

— Не может быть!

— Нет ничего невозможного.

— Ильяз Зупак сейчас отбывает наказание в Уллерсмо, он нуждается в психиатрическом лечении. Тюрьма абсолютно исключает такую возможность. Нет, Зупак никак не мог оказаться в банке!

— И тем не менее он там побывал, — невозмутимо гнул свое Гунарстранна. — Так что, сам понимаешь, ты нам нужен, ведь тебе и нам всем придется изрядно поломать голову. Мне вот что любопытно. Он что-то положил в ячейку или взял оттуда? Ты пока подумай на досуге. До завтра!

Фрёлик не поехал прямо домой. Проехав через Осло-туннель, он направился в центр города, а оттуда — на Моссевейен. Повернул в сторону Ульвёйе и добрался до Мокевейен. У дома Нарвесена он остановился. Сегодня у забора не было «порше», но на дорожке, перед дверью гаража, стоял «джип-чероки».

Франк Фрёлик сидел и наблюдал. Было декабрьское утро. Из-за угла вышла женщина в зимнем пальто и толстом коричневом шарфе вокруг шеи. Женщина толкала коляску, в которой лежал малыш в синем зимнем комбинезоне и сосал соску. Они прошли мимо машины. Фрёлик наблюдал, как женщина и коляска постепенно уменьшаются, и вспоминал недавний вечер, когда рассматривал в бинокль машину у своего подъезда.

«Джип» Нарвесена был того же цвета, что и машина, стоявшая под его окнами два дня назад. Более того, джип был грязный, весь в полосах соли, как будто проехал много километров по дорогам, посыпанным противогололедным реагентом, — совсем как его машина.

Он достал мобильник и нашел личный номер Нарвесена. Позвонил. После нескольких гудков ему ответил усталый мужской голос:

— Алло.

Франк Фрёлик сбросил вызов. Значит, ловкач-биржевик не на работе. Может, у него выдалась трудная ночь?

Он повернул ключ в замке зажигания. Краем глаза заметил, как в одном из окон на втором этаже мелькнула тень. Он включил передачу и тронулся с места.

Глава 34

Они занимались любовью. По стене плясали темные тени от мерцающего пламени свечи. Она стояла на четвереньках, положив левую щеку на подушку. Ее длинные волосы разметались. Потом он перевернул ее на спину. Элизабет начала содрогаться, но он делал вид, будто ничего не замечает. Ему хотелось разорвать ее в клочья, пригвоздить к земле, жестоко, безжалостно, рывок за рывком. Когда она второй раз испытала оргазм, он почувствовал, что сейчас тоже не выдержит. Она сразу все поняла, широко распахнула синие глаза и прильнула губами к его губам, словно желая поймать рвущийся из него крик. Она тесно прижималась к нему всем телом. Он кричал; звук превратился в вибрирующую дрожь, которая начиналась снизу, от пальцев ног, и постепенно поднималась наверх, к бедрам, животу, плечам. Она не отпускала его, и он кричал все громче, но она ловила его крики своими жадными губами. Несмотря на то что он лежал на ней, она управляла им. Бешеная скачка пробудила к жизни дремавшую в нем первобытную дикость. Потом он отдыхал, положив голову между ее ног. Она была ненасытна и обжигала его, как пламя. Ее движения были исполнены ленивого торжества. Так всадница наконец разворачивает прирученного дикого коня мордой к солнцу, чтобы убедиться в том, что он ее слушается…

Франк Фрёлик открыл глаза.

Свеча не горела. На стене не плясали тени. Ему все приснилось. Тем не менее он чувствовал ее аромат: ее духи, пот, запах женщины. Он включил свет. Он был один. Через несколько часов ему придется идти на работу. А единственным указанием на присутствие Элизабет служил черный волос в книге на прикроватной тумбочке. Он выключил свет и упал головой на подушку. Глядя в темноту широко раскрытыми глазами, он думал.

Почему он так разбушевался?

В восемь утра, когда он распахнул дверь, его встретили радостные возгласы. Эмиль Иттерьерде низко поклонился, а Лена Стигерсанн заметила:

— Виду тебя ужасный — извини, я ничего такого не имела в виду.

Фрёлик потер лицо ладонями.

— Последние дни у меня выдались сложными.

— Что ж, — ответила Лена, — в таком случае я позволю себе сегодня нарушить первую заповедь феминизма. С возвращением, Франки! Сварить тебе кофе?

В этот миг в дверь просунул голову Гунарстранна. Он кашлянул и сказал:

— Фрёлик, мне нужно с тобой поговорить.

Когда они остались одни, Гунарстранна начал:

— Я побеседовал с начальником полиции и несколькими юристами. Мы сошлись на том, что Йим Ройнстад причастен к убийству в Лоэнге. Таким образом, убитым занимаемся только мы. Смертью Элизабет Фаремо, как и смертью ее брата Юнни, занимается криминальная полиция. Коллеги из криминальной пока не хотят делиться с нами своими выводами. Начальник будет настаивать на совместном расследовании, тогда и посмотрим. Нам предстоит сосредоточиться на убийстве Арнфинна Хаги. Ясно?