Князь Федор. Куликовская сеча (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 46

Небосвод на востоке уже начал понемногу сереть по самой линии горизонта — а значит, повольники уже выводят свои ушкуи с Елизаветинской косы. Если не подведут, поспеют как раз к моменту, когда мы захватим обе галеры.

Ладно, чего загадывать — черные в ночи силуэты обоих судов уже явственно виднеются впереди, всего в полусотне метров от нам. И как же много теперь зависит от искусства кормчих — ведь они должны подвести оба струга к галерам и успеть развернуть их против речения реки так, чтобы те причалили вдоль бортов фусте! И ведь именно в этот миг нам придется грести — стараясь работать веслами без всплесков, чтобы не насторожить дозорных… Ладно, будь что будет — сейчас уже поздно что-то переигрывать.

Спустя пару минут (а может и меньше, охватившее меня напряжение скрадывает ощущение времени) Степан Никитич начал плавно заворачивать струг рулевым веслом. И одновременно с тем по уговору с кормчим я негромко приказал:

— Весла в воду — да поглубже, без всплеска.

Чтобы весло вошло в воду без особого шума, нужно развернуть лопасть вертикально — с чем поднаторевшие ходить по Дону дружинники справились идеально.

— И-и-и ррраз…

Тяжело сделать гребок совсем без шума — в момент, когда отводишь весло назад, оно все одно поднимется из воды. Потому воины сделали один очень сильный гребок — в расчете, чтобы инерции движения струга хватило добраться до самой галеры!

Меня аж повело назад, до того мощно рванули к берегу…

Но, увы, нет — наш рывок хоть и получился отменным, но до фусте мы все же не дотянули. А сзади уже раздался встревоженный голос кормчего:

— Еще раз!

— И два!

Мы едва успели сделать второй гребок прежде, чем течение Дона протащило бы струг мимо галеры… А после гребцам правого борта пришлось судорожно убирать весла, чтобы не сломать их об фусте! Но между тем, на галере уже послышались чьи-то шаги — а мгновением спустя за борт свесился один из стражей:

— Chi alto porta… Allarme!!!

— Крюки!!!

Все, внезапно напасть не получилось. И как хоть казаки семнадцатого века умудрялись скрытно подойти к турецким галерам в море⁈

В воздух тотчас взвились абордажные крючья (по случаю прикупленные на базаре) — а за бортом фусте послышался шумный топот ног сразу нескольких человек и настороженные крики; мгновением спустя ночную тьму прорезал звон сигнально колокола, на который тотчас отозвались со второй галеры! И практически сразу, следом, громко бахнул набатный колокол со стены генуэзской Таны…

Приехали.

— Сулицы готовьте, щиты! Они сейчас из самострелов бить будут!

Закусив губы, я кляну себя за то, что не разрешил дружинникам облачиться в брони — ну помимо стеганных поддоспешников, что мы итак на ночь одеваем. Боялся, что звяканье металла может кого насторожить! Но между тем, про щиты я приказал очень вовремя: за борт фусте свесился десяток арбалетчиков разом — и в тот же миг раздался дружный хлопок тетив!

— А-а-а!!!

Дико закричал раненый в голову невольник, свалившись вниз, на щиты соратников… Не желая рисковать дружинниками, первой волной абордажа я послал именно выкупленных нами воинов — большинство которых, кстати, угнали с Литовской Руси, владений Черниговского княжества.

Парой секунд спустя, вниз безмолвно рухнул еще один ратник — и двое с отчаянными криками боли… Отложив бесполезные теперь арбалеты (генуэзцы смогли поразить лишь троих воев, остальные болты пришлись на щиты дружинников), стража схватилась за абордажные топоры…

— Бей сулицами!!!

Одновременно с приказом, сорвавшимся с губ, я сам отвожу павезу в сторону, скрутив корпус вправо — после чего резко переношу вес тела на левую ногу, со всей возможной яростью и силой метнув дротик! А следом за борт фусте устремилось еще два десятка сулиц — вгрызшихся в настил палубы, павезы генуэзцев, успевших подставить защиту… И человеческую плоть: наконец-то и на галере раздались крики боли! Одновременно с тем послышался и рев бросившихся на врага абордажников, сумевших все же перебраться на вражеское судно — правда, их уцелело всего двое из первой волны…

— Вперед, братцы, вперед!

В порыве боевого азарта я сам рванул к одной из веревок, увязанной к крюку и свисающей с борта галеры. Закинув павезу за спину, я схватился за нее — и принялся спешно карабкаться наверх, не к месту подумав, что для полноты образа не хватает зажатого в зубах тесака…

Между тем, схватка на борту галеры была сколь яростной, столь и короткой — ведь на каждого освобожденного невольника пришлось как минимум трое стражей! Но все же северяне подарили нам время, чтобы дружинные (и я в том числе!) успели перебраться через планширь…

— Бей!

Я едва успеваю рвануть чекан из-за пояса, одновременно с тем сильно пригнувшись, буквально нырнув под размашистый удар налетевшего стража! Вражеская секира вспорола воздух над самой макушкой, заставив двигаться еще резвее… И пружинисто распрямившись, я на развороте корпуса с силой вгоняю боек чекана в спину генуэца! Узкое лезвие кавалерийского топорика ожидаемо прорубило звенья вражеской кольчуги, бросив вскричавшего фрязя на фальшборт…

Рванув топор на себя, разворачиваюсь, бешено озираясь в поисках новых врагов — но вторая абордажная волна, состоящая из отборных дружинников, зачистила галеру. Лишь один уцелевший страж рванул к сходням, спасая свою жизнь… Но именно в этот миг луна показалась в разрыве облаков, и я ясно разглядел генуэзцы по отблеску кольчуги! Действуя на инстинктах и рефлексах Федора, легонько так завожу правую руку за спину — и тотчас рывком распрямляю ее, разжав пальцы на рукояти в последний миг… И чекан, сделав в воздухе оборотов пять, врезается в спину ворога, бросив его тело на сходни!

А затем, при свете показавшейся луны я также смог разглядеть и открытые ворота генуэзской Таны, ведущей к пристани, и толпу моряков с галер, уже рванувших к своим кораблям…

— Да твою же ж… Дружинники, все на корабли! И в брони облачайтесь, и наши хватайте — да быстрее, как можно быстрее!

Ох, какая каша заваривается…

На второй фусте все еще звенят клинки и гремят яростные крики повольников. Струг Михаила шел следом за нами — и после ударившего набата времени на зачистку корабля у моего ближника осталось совсем немного… Надеюсь, хотя бы сам он цел — как и прочие приданные ему дружинники!

— Самострелы соберите и зарядите их скорее! Сейчас уже потребуются…

Я рванул к сходням, рассчитывая сбросить сбитый из досок мостик в воду — но замер, разглядев на планшире правого борта, ближе к носу, одну из малых вертлюжных пушек… Точнее бомбарду, если использовать терминологию четырнадцатого века — а рядом с ней, у самого фальшборта, и громоздкую, объемную корзину! Забыв про трап, я рванул к пушечке, за считанные секунды пролетев по палубе десятка полтора метров — после чего принялся лихорадочно рыться в корзине…

Вначале под руки попались небольшие каменные ядра. Затем отдельный деревянный футляр — а в нем мешочки с сыпучим порошком, и там же пороховой рог. Отдельно у корзины стоят прибойник и фитильный пальник, с торчащей снизу иглой-протравником… Так, ну с ядрами понятно, в мешочках, скорее всего, мерные заряды пороха («картузы»), рассчитанные на определенную дальность стрельбы каменного ядра. Знать бы еще какую… Протравником сквозь запальное отверстие протыкается пороховой мешок, из рога внутрь его насыпается порох, чтобы после запалить и выстрели… Это все понятно — но где же картечь? Неужто ее нет⁈

— Зараза… Думай, Федя, думай!!!

В ствол бомбарды прибойником (аналогом шомпола, только для пушки) можно забить сколько нужно камней — или гвоздей там, или… Да только где их сейчас взять⁈ Не подумал, не догадался заранее приготовить, дурак!

Но что можно использовать вместо⁈ Может, наконечники арбалетных болтов? Только ведь их надо очень много наломать, а это время, время…

Болты! Сами болты! Просто воткнуть в жерло пушки столько, сколько влезет, протолкнуть прибойником к картузу… В конце концов, в фальконеты ведь заряжали «корабельные руки» — специальные копья с примотанными к ним канатами или цепями. Такой вот «рукой» вначале проламывался борт вражеского судна, а затем его канатом притягивали к кораблю, инициировавшему абордаж… Значит, можно попробовать!