Пожарский 2 (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 14

Поверх штабеля серебряных плашек выразительным кацбальгером [3] лежал Кузя.

— Чёт рано ты, бать, подскочил.

— Сам удивляюсь. И сна, главное, ни в одном глазу.

За мной на крыльцо вышел Пахом:

— И не спится вам!

— А сам-то!

— Так я дед…

Кузя деловито облетел ценный ресурс:

— А что, раз дядь-Пахом проснулся — пошли в Академию пораньше. Что-то у меня вчера сложилось такое ощущение, что от дуэли той лично тебе в магическом плане, бать, никакого толку.

— А ну, проверим, — я открыл чемоданчик с измерительной плашкой, приложился. — М-да, росту-то почти и нет. За два дня по единичке…

— Вот и я говорю. Тебе энергиями лично оперировать надо. В тот раз, когда ты с моей помощью сам у этого придурка ману из раны собирал и сам её вливал — вот ощутимый прирост был! И, смею заметить, во мне сейчас изрядно известной тебе энергии, которую хорошо бы использовать.

— И у меня даже есть мысль, как это сделать не просто эффективно, а ещё и полезно. Но для этого всё равно сперва к Святогору надо, я почти пустой.

— Тем более, пошли пораньше!

— Что, даже чаю не попьёте? — ворчливо спросил Пахом.

— Пожалуй, нет, — решил я. — Пошли, Кузя. Проверим мою теорию.

Кузьма влетел в дом, выскочил человеком, мы бодрым шагом пронеслись до Академии, подпитались в музее и направились в госпиталь. По дороге я излагал свою концепцию:

— Смотри. Ты боевых ран всяких видел предостаточно.

— Так.

— Бывают сами по себе раны опасные, и зародыш смерти в них большой — но чистые. А бывают…

— А-а-а! — понял Кузя. — Это ты про те, на которые мелочь глазу неразличимая собирается, радостно человека жрёт, и всё становится ещё хуже?

— Вот именно! А эта мелочь, между прочим — тоже живая. И если её энергией смерти накрыть…

— Ничего себе, бать, ты задачи ставишь! Это ж какая ювелирная точность нужна!

— Ну, не всё же мне тренироваться, где-то и тебе. А то кое-кто у нас тут нос задирать начал.

— И кто же это? — картинно удивился Кузя.

— Артист! Готовься: придём — будешь какой-нибудь прибор изображать. Слушалку, я не знаю. А я — лекаря. А то опять вся польза мимо меня проскочит.

Кузя прицыкнул:

— Неудобно мне будет инструментом. Давай знаешь как попробуем: я также под вид доктора, только ты за мной ходи и вроде как контролируй — руку на плечо положи, к примеру.

— Думаешь, сработает?

— Проверить надо.

— Ну, давай проверим.

Ирина нашлась на прежнем месте. Обрадовалась.

— Ой, Дмитрий Михалыч, как ваш благотворительный визит хорошо обернулся! Заведующий отделением, правда, с подозрением отнёсся, но пациентки низкий поклон вам и вашему помощнику передают и благодарности! В состояниях у всех огромные улучшения.

Ну, ещё бы.

— Нам приятно, — за двоих ответил я. — Но сегодня у нас ещё одна просьба. Можно ли нам устроить визит к какому-нито больному, состояние которого особенно тяжёлое?

Несколько минут мне пришлось потратить на объяснение: что конкретно нам надо.

Ирина Матвеевна пребывала в сомнении:

— Вам, получается, в инфекционное надо. Но там… — она поморщилась. — Я даже не знаю, как вам…

— Может, мы с чего-нибудь попроще начнём? — предложил Кузя. — Для проверки наших возможностей? Может, у кого-то шов плохо заживает или нарыв какой-нибудь?

Она побарабанила пальцами по столу.

— А есть такая у меня. Пойдёмте, — она достала из шкафчика белые халаты, — вот, я сдать не успела, да и к лучшему. Мы сейчас с вами пойдём в бокс. Женщину ночью привезли, прооперировали экстренно. Она ещё от наркоза не отошла, спит. Но мне, знаете, не нравится… м-м-м…

— Подробности не нужны, — отстранённым голосом ответил Кузя.

— Понятно, — Ирина покосилась на Кузю.

Меня, честно говоря, тоже настораживало вот это состояние, в которое он тут в госпитале проваливался. Обычно сосредоточенность Кузьмы выглядела по-другому.

Мы снова прошли в «тяжёлый» край, толкнулись в крошечную палатку.

— Вот, посмотрите. Тот ли случай?

Кузя взял женщину за руку, глаза слегка прикрыл:

— Да, то что надо, — и про себя: «Бать, держи меня».

Он посидел, склонив голову и нахмурившись. Потом тряхнул головой:

— Ирина Матвеевна, вы могли бы подежурить в коридоре, чтоб никто дверь не дёргнул? Мне нужно максимально сосредоточиться.

— Да, конечно.

Докторша вышла в коридор, и я сразу спросил: «Что не так?»

«Плохо идёт, — покачал головой Кузя. — У меня-то всё нормально, а вот участия тебя в этом процессе почти не чувствую».

«И что ты хочешь? Всё-таки инструментом?»

«Попробуем? Ты ищешь то, что надо вычистить, я изнутри подправляю потоки, если нужно, — Кузя преобразился в странного вида медицинский инструмент (или не медицинский — никогда таких не видел), — Бери меня и для начала просто к зоне пульса прикладывай».

Я прижал железяку к женской руке и присмотрелся к ментальному полю: «Ядрёна-Матрёна! Тут свой зародыш смерти вон какой! И что мы сейчас — мелочь эту выкосим, а его оставим?»

«М-да, не вариант, — согласился Кузьма. — А давай мы прямо этим зародышем всю погань мелкую и вычистим? Как, бишь, она их называла?»

« Инфекция, кажись. И бактериями ещё».

«Давай, зародыш потихоньку тяни и сразу на дрянь эту…»

Примерно в таком режиме мы валандались минут двадцать — очень долго с непривычки. Кузя вернулся в человеческий вид и устало вытер лоб:

— Капец. Только к цели сброса лишнего мы не приблизились ни на шаг. Наоборот, ещё подобрали.

— А вы кто? — вдруг спросила женщина и попыталась привстать.

— Лежите спокойно, больная! — мигом вошёл в докторскую роль Кузя. — После операций запрещены резкие движения! Сейчас ваш лечащий врач всё вам объяснит, — он сунулся в дверь: — Ирина Матвеевна! Зайдите!

Мы вышли в коридор и запустили внутрь докторшу.

— Мы халаты в кабинете оставим, — сказал я, прикрыл дверь и поторопил Кузьму: — Пошли пободрее! Чёт ты у меня после этих докторских сеансов как примороженный?

— Так это нормально! — Кузьма перекинул халат через руку и взъерошил волосы. — Это, пап, следствие нехарактерной деятельности. Я ж меч. С лёгкостью калечу. В привычном режиме поединка я всё вижу как… мишени, что ли? Уязвимые зоны. Точки поражения. Люди, заклинания, стихии, оружие — всё так воспринимается. А тут нужно в совсем другом пласте работать. Приходится… перестраиваться. Месяц-два так поупражняюсь — буду на щелчок переключаться из одного типа восприятия в другой, — Кузя для убедительности звонко прищёлкнул пальцами. — Чего только с мёртвой энергией делать? Я сейчас вполне в состоянии пару отрядов мёртвых големов смастерить.

Я аж остановился. Марварид! Она делала големов на мёртвой тяге. Да, они были жуткими и наводящими ужас — но это потому что она их хотела сделать устрашающими! А в остальном…

— Что? — спросил Кузя, и я, чтоб не париться, просто поделился с ним представившейся картинкой.

— Ёшки-матрёшки! — восхитился меч. — Вопрос охраны решён сам собой! Кого наделаем?

— Да хоть собак! Вдоль забора штук тридцать посадить — хрен кто прорвётся.

— Да я тебе из глины хоть завтра налеплю! Интересно, если у нас рядом с парадным входом глиняная стая сидеть будет, городская охрана, наверное, возмущаться начнёт?

— Конечно! Там же парадная улица, если только мраморные статуи у входа поставить.

— А по фасаду — горгулий!

— Да ну, страшные они, горгульи эти. Симуранов [4] если на балкон. Слетят, случись что.

— Василисков в ниши посадить можно, — пошёл фонтанировать идеями Кузя. — А из летающих ещё — грифонов, прямо под крышей.

— Из камня-то, впрямь, получше будут. Мастерскую какую поискать надо бы.

— Фёдору поручить. Этот всё найдёт.

— Ох ты ж, с ним ещё про налоги переговорить надо, до октября всего ничего осталось.