Американский эксперимент соседства (ЛП) - Елена Армас. Страница 70

Я пошевелилась, придвигаясь немного ближе к нему.

Лукас протянул руку, подушечки его пальцев слегка коснулись уголка моих губ.

— Не могу поверить, что ты была готова ударить его своей сумочкой. Ради меня.

Он не улыбался. И не смеялся. И мне тоже не хотелось, потому что я была абсолютно серьезна.

— И я не могу поверить, что ты остановил меня.

— Ты всегда прекрасна, — сказал он, шокировав меня, и мое сердце забилось быстрее. — Но видеть тебя такой? Готовой броситься в схватку, чтобы защитить меня? — он сделал паузу, его глаза наполнились чем-то, что можно было бы назвать благоговением, если бы не тяжелое и знойное качество, которое их покрывало. — От тебя захватывало дух. Ты была словно мстящий ангел. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не поцеловать тебя там же.

Мои губы приоткрылись, а лицо покраснело. Не от смущения, а от волны потребности, которая в этот момент захлестнула все мое тело. Потому что Лукас не только говорил, что хотел меня поцеловать, но и смотрел на меня так, будто бы умер, если бы не сделал этого.

— Нам не стоит этого делать, — выдохнул он. — Уже поздно, и нам нужно немного поспать.

Я неохотно кивнула.

Лукас добавил:

— Завтра моей ноге будет лучше, я обещаю.

Я ему не поверила. Но я любила его за то, что он все еще пытался.

— Ты сказал мне, что я всегда могу спросить тебя о чем угодно, поэтому я хочу кое о чём узнать, — он кивнул. — Почему тебе снятся кошмары?

Лукас попытался перевернуться на бок и поморщился от боли.

— Несчастный случай, — признался он, замолчав на целую минуту. — Это иронично, потому что я тону в этих кошмарах. И все было не так, как произошло. Моя голова будто придумала новые способы преследовать меня во сне, — с его губ сорвался долгий и прерывистый вздох. — Я не мог заставить себя говорить об этом с тех пор, как это произошло.

Я придвинулась ближе к нему.

— Почему?

— До сих пор не было никого, кому я... хотел бы это рассказать. Кому-то, кто не захотел бы меня исправить. Потому что больше нечего исправлять, Рози.

Исправить его? Разве он не видел, что он совершенен? В Лукасе не было ничего такого, что нуждалось бы в исправлении.

— Ты не можешь исправить то, что не сломано, Лукас.

Он обнял меня за талию, притягивая ближе к себе.

— Я готовился к соревнованиям в Осгоре за несколько недель до свадьбы Лины, — сказал он хриплым голосом. И именно так я знала, что он собирается мне открыться. Наконец-то он собирался поговорить об этом. Со мной. И я чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире, раз он доверился мне первой.

— Осгор?

— Во Франции, — он сделал паузу. — Это не особо опасный пляж, но… там есть место с одним из моих любимых прибоев. Рози, — он вздохнул, и это было как-то обнадеживающе, счастливо, — это такое красивое место. Условия должны быть подходящими, но волна может сохранять форму до трех метров, это почти десять футов, по-моему. Там большие, прекрасные волны. Вот почему я всегда старался приезжать туда хотя бы раз в год. Даже если в некоторые дни это просто закрытые волны, на которых нельзя кататься.

Он говорил со страстью, которую я узнавала. То же самое я слышала в своем голосе, когда говорила о писательстве. О своей мечте. Или той, проблески которой я видела в нем, когда он говорил о кулинарии.

— Но проблема этого места, — продолжил он уже другим тоном, — заключается в его береге. Если ты катаешься на волне, которая разбивается прямо о берег, она может отбросить твое тело на песок. С такой скоростью и силой, это все равно, что удариться о бетон. Можно сломать себе шею. Повредить спинной мозг. Или конечности, если упадешь определенным образом, — его голос сорвался, глаза закрылись. — И я все это знал. Я знал о рисках. Это суровое место, оно не просто так предназначено только для профессионалов. И все же…

И все же это каким-то образом произошло.

Моя ладонь легла ему на грудь, и я почувствовала, как под моими пальцами заколотилось его сердце.

— И все же, — повторил он, все еще не закончив предложение, его дыхание было прерывистым, — мое колено было раздроблено. Мне нужна была операция. Все было... — на его лице появилось призрачное выражение, которое разбило мое сердце на миллион кусочков. Мне хотелось кричать о несправедливости несчастного случая, обо всех вещах, что он потерял, и мне хотелось как-то все это ему вернуть. — Я никогда не смогу вернуть все обратно. Моя правая нога просто… Я не могу, Рози. Я слишком стар, чтобы делать это снова, восстанавливаться и возвращаться к лучшей форме. Физиотерапия сможет вернуть меня в норму — не в лучшую и не в идеальную форму, а лишь в норму.

Я обхватила его подбородок, проведя большим пальцем по его щеке.

— Один удар. Это все, что потребовалось. Один неудачный удар, и я… — он замолчал, выглядя дезориентированным на несколько секунд. — Я пошел ко дну, Рози. Опустился прямо на дно.

— Это не так, — сказала я ему, запустив пальцы в его волосы и схватив его за шею. — Ты здесь. Дышишь. Целый. Живой.

Лицо Лукаса скривилось.

— Ты так много потерял в тот день, и все же ты здесь, — повторила я, позволив себе сказать то, что ему нужно было услышать. — Ты уже не тот, и тебе не нужно быть таким. Потому что ты здесь, со мной. Каждое утро открываешь свои глаза и улыбаешься миру так, как умеешь делать только ты. Ты что-то потерял, но не все, Лукас. Ты не потерял себя, ты просто… изменился.

Он наклонил голову, прижавшись щекой к моему запястью.

И через мгновение его руки обвились вокруг меня, и он сказал: — Ven aquí.

Я не понимала испанских слов, но это не имело значения, потому что я знала, что они означают. Иди сюда. Ближе.

Так что я придвинулась к нему. Потому что когда дело касалось Лукаса, я никогда не колебалась. И вот, я легла ему на грудь, положив голову ему на сердце.

— Ты права. Я здесь, ángel, — прошептал он, прежде чем коснуться губами моей макушки. — И я не могу поверить, что нашел тебя.

Он ошибался. Не он нашел меня.

А я его.

25. Лукас

Меня разбудила судорога, охватившая мою ногу.

Я знал, к каким последствиям меня приведет отказ от рекомендованных сеансов физиотерапии. Я не лечил свои восстановленные суставы и атрофированные мышцы, и это был их способ выразить протест. Захватить контроль. Я мог винить в этом только свое собственное упрямство.

До прошлой ночи мне было на самом деле все равно. Для этого не было причин. Но потом этот ублюдок ударил меня ногой, подойдя ко мне сзади, и я оказался на коленях. Хватая ртом гребаный воздух и не в силах пошевелиться, в ужасе от того, что дальше он набросится на Рози, а я не смогу его остановить. Именно этот страх каким-то образом привел меня в чувство. Только для того, чтобы увидеть ее со своей сумочкой, как будто она принцесса-воин.

Мое бедро снова свело судорогой, и я поморщился. Осознав, что я лежу на боку, и весь вес моего тела приходится на больную ногу, я попытался перевернуться на спину. Но что-то остановило меня. Персики.

Я посмотрел вниз, обнаружив источник этого опьяняющего, восхитительного запаха.

Рози. Ее тело прижималось к моему.

Мы лежали в обнимку, ее затылок прижимался к моему горлу, спина прижималась к моей груди, наши бедра были прижаты друг к другу, а ее попка прижималась к моему утреннему стояку.

Dios(исп. чёрт). Никогда еще стояк не был так хорош, и никогда еще не был так... неудобен. Неудобен по... причинам, которые я не мог вспомнить.

Причинам, на которые моему члену было все равно, когда тело Рози было таким теплым и мягким рядом с моим. Причинам, которые казались неважными, чем больше времени я обнимал ее за талию, или чем выше моя ладонь поднималась по ее животу, или чем глубже мой нос зарывался в ее волосы.

Рози пошевелилась, ее задница дёрнулась, и мой стояк встал по стойке смирно, любые оставшиеся следы сна рассеялись, и я полностью проснулся.