Ящер с планеты Моз - Купер Эдмунд. Страница 2
– Спасибо, – поклонился Сэм. – Приятно это узнать.
– Не стоит благодарности, – возразил Инки. – Между прочим, всегда есть возможность оставить в живых несколько рабов. Если хотите, могу вас порекомендовать.
– Большое спасибо, – ответил Сэм. – Это очень мило с вашей стороны… Наверно, Землю сейчас обследует большая группа ваших сородичей?
– Нет, – Инки снисходительно посмотрел на землянина. – Только я. Считается, что с таким простым заданием может справиться один ящер. Больше не требуется.
– Вот как? Интересно… – Сняв очки, Сэм тщательно протирал их носовым платком. – А что случится, если вы не вернетесь?
– Но я же вернусь, – Инки даже поразился человеческой глупости. – Вернусь и предоставлю свой отчет. Я же для этого сюда и прибыл. Могу вас заверить, что мой отчет будет глубоко научным и совершенно беспристрастным.
– Ну, разумеется, – согласился Сэм. – Но давайте представим… гипотетический случай: ваш отчет не достиг Моза.
– Идиотское предположение, – фыркнул Инки. – В этом случае кто-нибудь рано или поздно обнаружит его отсутствие, и на Землю направят другого ящера. Через пару–тройку веков. В конце концов, с нашей точки зрения, нет никаких оснований для спешки.
Сэм Гудвин улыбнулся.
– Я на минуточку, – сказал он и скрылся в соседней комнате.
Через несколько секунд он вернулся. В руках он держал двухствольное ружье, оба ствола которого немигающе смотрели прямо на Инки.
– Лично против вас, – сказал Сэм, – я ничего не имею. Но как представитель рода гомо сапиенс, к которому я имею честь принадлежать, должен вам заявить, что мы сейчас заняты и потому фумигация может нам несколько помешать.
Инки еще никогда не сталкивался со старомодным оружием землян. Он, однако, быстро уразумел, что Сэм вдруг стал не таким дружелюбным, как раньше. В тот же момент его отлично развитое шестое чувство, позволившее ящерам Моза процветать в течение долгих и трудных двадцати миллионов лет, забило тревогу. Инки рухнул на четвереньки как раз, когда Сэм нажал на курок.
Первый выстрел пренеприятнейшим образом превратил цилиндр Инки в решето. Второй, прогремевший в тот миг, когда он с проворностью ящерицы выскальзывал за дверь “Тенистого уголка”, подарил Инки сомнительную честь стать первым ящером Моза с перфорированным хвостом с мелкими свинцовыми вкраплениями. Но Инки не остановился полюбоваться своим изукрашенным хвостом. Ведь вслед за ним на шоссе вышел Сэм. И он уже вставлял в ружье новые патроны.
Инки мчался к своей тарелке, словно ветер. Вот он достиг ее, вновь сделал видимой и заскочил внутрь за мгновение до того, как ружье Сэма прогремело в третий раз. Дробь бессильно застучала по обшивке. Инки ударил по клавишам управления, и летающая тарелка с ревом взмыла вертикально вверх. За несколько секунд она достигла высоты пятидесяти тысяч футов. Этот маневр явно не пошел на пользу дюжине яблок, бананов и апельсинов, а также шести квартам молока, уютно примостившимся в третьем желудке Инки. Продукты взбунтовались, отказались усваиваться и настойчиво запросились наружу.
Но вот икота прошла, и Инки, наконец, смог вплотную заняться своим несчастным хвостом. Хвост болел. Да и выглядел он, прямо скажем, не очень: весь в дырках, а красные и фиолетовые полоски приобрели какой-то явно нездоровый оттенок. Инки попробовал им пошевелить, и новая волна боли понеслась по его нервам в мозг. И тем не менее, хвост шевелился. Значит, ничего страшного, просто в нем, видимо, еще осталось несколько маленьких сувениров американского гостеприимства.
Как пример установления дружеского контакта с туземцами, встречу в кафе (пусть она и дала Инки информацию о психической нестабильности аборигенов) никак нельзя было назвать успешной. Дав выход своим чувствам, Инки до отказа нажал на педаль газа (ну или на то, что сходит за педаль газа у летающих тарелок) и принялся необыкновенно поэтическим языком Моза излагать свое мнение о Сэме Гудвине и его “Тенистом уголке”.
К тому времени, когда у Инки кончались подходящие эпитеты, тарелка уже пересекла Соединенные Штаты, Тихий Океан, Охотское море и неслась над степями центральной Азии. Глянув вниз, ящер с удовлетворением обнаружил большие участки девственной, неизгаженной гомо сапиенс земли.
По правде говоря, единственным свидетельством человеческой глупости в округе была дурацкая металлическая змея, мрачно извивавшаяся через весь континент. Инки, разумеется, догадался, что хотя человечество частично и вышло из каменного века, оно еще не отказалось от примитивной системы железнодорожного транспорта. Более того, для ящера, чья родная планета давным-давно разработала куда более эффективные средства сообщения (типа путешествий во времени и телепортации), Транссибирская железнодорожная магистраль была не лишена некоторого, скажем так, исторического очарования.
Где-то между Омском и Томском Инки, чей хвост между тем почти перестал болеть, решил спуститься пониже. У пересечения железной дороги с заброшенным шоссе он заметил маленький одинокий муравейничек – явно жилище какого-то двуногого. Вот она, возможность установить дружеский контакт. Посидеть, поговорить, глядя, как мимо проползают поезда, поднабрать данных для анализа культуры и цивилизации аборигенов.
Инки приземлился всего в каких-то пятидесяти ярдах от домика Ивана Сергеевича Пушова, имевшего честь служить стахановским смотрителем переезда со времен чистки тысяча девятьсот тридцать шестого года, вычистившей отсюда его предшественника. На этот раз Инки не стал делать свою тарелку невидимой. Так ее легче будет найти, если ему вдруг снова придется с поспешностью покинуть общество гомо сапиенсов.
Иван Сергеевич не без некоторого беспокойства наблюдал за посадкой летающей тарелки. Она прилетела не со стороны Москвы, но пути политической полиции неисповедимы. Он торопливо почистил ботинки, причесал бороду и вышел на крыльцо навстречу своему гостю… мысленно готовясь все отрицать.
– Здравствуй, товарищ, – приветствовал Иван Сергеевич ящера и мысленно поразился: мол, чего только не придумает политическая полиция, лишь бы получше замаскироваться.
– Здравствуйте, – настороженно отозвался Инки. – Меня зовут Инквиситив с Моза.
– А я – товарищ Пушов с Слобованутского переезда, – Иван Сергеевич замялся и неуверенно добавил. – Я надеюсь, товарищ, вы окажете мне честь выпить стакан водки за моим недостойным столом? Мы поднимем этот стакан за здоровье нашего героического коллективного руководства.
– Ничуть не сомневаюсь, – не скрывая раздражения, ответил Инки, – что вашему героическому коллективному руководству очень поможет грядущая фумигация. Между прочим, ящеры Моза не одобряют применения алкоголя… кроме как в медицинских целях.
В этот момент Иван Сергеевич начал понемногу догадываться, что Инки, возможно, вовсе не секретный агент политической полиции. Он быч вынужден признать, что чешуя выглядела необыкновенно натурально, а хвост подергивался с независимостью, чем-то напоминающей товарищу Пушову загнивающий Запад. Но ошибка в столь деликатном вопросе могла закончиться трагически, и потому:
– Ваше превосходительство, – сказал Иван Сергеевич, – простите невежество политически грамотного, но в настоящий момент сбитого с толку смотрителя переезда. Где находится этот самый Моз?
– В более обжитой части галактики, нежели та, где обретаетесь вы.
– Позволено ли мне будет спросить, – не унимался Иван Сергеевич, сам удивляясь своему безрассудству, – как туда добираются?
– Сразу за Полярной Звездой поворачиваете налево, а потом летите прямо пятьсот световых лет, – ответил Инки и улыбнулся с чувством бесконечного ящерного превосходства.
– Быть может, это спутник?
– Разумеется, нет! – с возмущением воскликнул Инки. – Это планета первой величины!
– И без сомнения, недавно освобожденная нашей доблестной Красной Армией? – продолжал расспросы Иван Сергеевич.
Инки презрительно усмехнулся и покачал головой.
– Твоя мать, без сомнения, была идиоткой, – процедил он, – а отец – дебилом. А ты сам находишься в состоянии интеллектуального бреда. Фумигация для тебя будет актом милосердия.