Рысюхин, наливайте на всех! (СИ) - "Котус". Страница 28
Я не знаю, что мне делать с этою козой,
У неё лохматый запах, хвост — золотой!
Жабы под кустом в душе моются!
Целятся плевать мне в окно, но…
Но я мечусь, как дикий кроль,
А два глиста — Хомяк и Моль —
Ползут в траве невозмутиии-и-имо!
И я погоды не боюсь — есть у меня лохматый гусь,
Живёт в степи у крокоди-и-ила!
Как говорится — чушь, как она есть, и в чём преимущество своего автомобиля с герметичной кабиной, так это в том, что подобное можно петь не опасаясь, что случайные свидетели санитаров из психушки вызовут. Дед уверяет, что в оригинале смысла и логической связности было не сильно больше, но мне не верится — всё-таки люди со сцены пели, а их сотни ысяч и миллионы слушали.
«Даже не сомневайся. Когда у этой группы одна „солистка“ ушла — новую искали по росту и цвету волос. Наличие слуха и голоса в требованиях к претенденткам вообще не оговаривалось, только стать и масть».
«Да ну, врёшь! Она же потом петь должна была!»
«Технологии уже позвучали с нужным тембром озвучить хоть куклу деревянную и записать „голос“, а на сцене требовалось только красиво двигаться и рот открывать в такт».
«Слышал бы это профессор — поубивал бы!»
«Эт точно!»
Наученные горьким опытом Влада Пробелякова искушение срезать пятнадцать вёрст по короткой дороге через Марьину Горку и вдоль путей преодолели вообще без борьбы и в Пуховичах свернули налево, на Гомельский тракт. А там уж и развилка на Тальку недалеко — кстати, военные, видимо посмотрев на наши указатели поставили почти такой же, и даже «серебрянкой» покрасили, так что шансов проскочить нужную дорогу было минимум.
Проехал по «временному мосту», остановился, посмотрели с дедом, как набирают прочность уже готовые береговые упоры и лежащие на берегу армированные бетонные балки, укрытые от высыхания[3] влажной мешковиной. Рядом были сложены детали будущего настила. В общем, работы осталось — дождаться застывания бетона и потом, при наличии погоды, пару дней чтобы завести балки и поставить укосы, а потом ещё парочка — собрать настил. Здорово!
«Они так просто оставили доски и балки. Не боятся, что местные украдут?»
«Видимо не боятся. Или охраняют, но мы эту охрану не видим».
Из семи тысяч шестисот сорока метров дороги были уже полностью построены пять тысяч шестьсот, большая часть оставшихся метров была «в работе», за исключением, пожалуй, последних полутора сотен перед мостом — там только расчистили будущую трассу, не только от пней, но и от верхнего слоя почвы.
В общем и целом, выехав из дому в восемь утра — около двух часов дня я уже остановился рядом с грузовиком, стоявшим около здания конторы.
[1] Не «участковый инспектор», разумеется, а «участковый пристав» — чин IX класса по табели о рангах, между прочим, титулярный советник, равный армейскому штабс-капитану.
[2] И это таки показатель, на тот момент. В РеИ на рубеже 19 и 20 веков в России средняя продолжительность жизни была по разным данным 32.3–33.5 года, правда, в основном из-за чудовищной детской смертности и на порядок большей, чем в той же Скандинавии или Британии смертности от инфекционных заболеваний. Это против 40 лет в Австрии и примерно 50 в США, Германии и Франции. В 1920-е — где-то 44.5 против 57–58. Но это средняя, как средняя температура по больнице. Так называемая «нормальная» продолжительность жизни отличалась не так сильно — для женщин это 67.5 лет против 73–75 в Европе и 78–80 в Скандинавии. Сканы таблиц из статистических трудов, в том числе — дореволюционных, в доп. материалах. Кстати, из них видно, что ожидаемый остаток жизни для 20-летних примерно одинаков везде, а вот для новорождённых перспективы были грустные.
[3] Вопреки стереотипам, цементный раствор (или бетон) не «высыхает», а застывает, вода из его состава не испаряется, а служит необходимым компонентом для реакции, в ходе которой химически связывается. Сколько народу испохабили свои постройки на дачах, когда начинали «для скорости» сушить недавно залитый бетон промышленными фенами или ещё как — не поддаётся описанию.
Глава 15
В конторе кроме Пробелякова был ещё и привезённый им из Тальки инженер-строитель, который и занимался проектированием наших дорог — сперва на правах «личной услуги», а потом и официально. Влад привёз его специально для разговора, чтобы избежать эффекта искажения сказанного или недопонимания.
— Добрый день, господа. Владислав, господин Каллифорский[1].
— Можно Андрей Эмильевич. Да, дед был тот ещё затейник: сыновей назвал Руперт, Эмиль и Леонардо, дочерей — Лукреция и Иоланта. Думаю, в семье ещё пару поколений не будет заковыристых имён — очень уж всех достала эта экзотика.
— Как вам будет угодно. В любом случае не хуже, чем какие-нибудь Афиноген или Пафнутий и Прозерпина. Тогда и ко мне лучше обращаться аналогично.
«Ага, или Лагшминальд с Даздрапермой. Вот как надо ненавидеть свою родную дочь, чтоб обозвать её Даздрапермой⁈»
— Да уж, Афиногенович было бы ещё суровее, чем Эмильевич.
— Юрий Викентьевич, может, пообедаем, или хотя бы чаю? — Вмешался в обмен репликами Влад. И привести себя в порядок после дороги? Мы сами приехали буквально десять минут назад.
— Получается, к мосту мы подъехали почти одновременно — если бы не лес на южном берегу, я бы вас увидел. А так немного остановился, чтобы осмотреть стройку. Кстати, материалы не украдут?
— Нет, там охранная сигнализация.
— Артефактная? Она же стоит дороже всего, что на берегу! Тут надо бояться, чтобы её не украли!
— Нет-нет, вполне дешёвая, для установки на двери, окна или автомобили, кстати. Очень громко и мерзко воет, на вой прибегает мужик из Рудни, которому приплачиваем за охрану. А ещё мы пустили слух, что там заключён злой дух, так что местные к материалам ближе десяти метров не подходят.
— И где такое чудо нашли?
— Реклама была в газетах. Производство питерской фабрики Кротовского.
«О, ещё один заводик „разорившегося“ графа нашёлся. Интересно, сколько таких ещё по империи?»
«И не говори, дед. И не говори…»
— Ну, в дороге я не запылился и не вспотел, так что умыться будет достаточно. А вот пообедать было бы неплохо.
— Ох, ваши автомобили, Юрий Викентьевич, это просто чудо! Совершенно несравнимо с обычными грузовиками! Комфорт на уровне как бы не лимузинов!
«Фуфел эти лимузины — никакого климат-контроля, кроме открытой форточки!»
«А вот и спорить с тобой, дед, не буду!»
— Я как раз и просил приготовить на троих примерно к двум часам пополудни. Пока вы умываетесь, я распоряжусь накрывать на стол.
В этом случае обедать всем вместе было вполне допустимо по любым канонам, даже бабушка вряд ли бы смогла придраться: Влад был хоть и простолюдином (надеюсь, только пока), но одним из моих управляющих и хозяином дома. Максимум можно было сказать, что ему «оказали честь» принимать за столом двух дворян, но мы со строителем предрассудками особо не страдали. Правда, не настолько мы пренебрегали приличиями, чтобы за обедом разговаривать о делах. Андрей Эмильевич продолжал восхищаться удобством грузовика, а Влад подлил керосина в костёр, рассказав в подробностях про пикап, на котором ездит дядюшка, включая варианты оснащения кузова. Каллифорский вздыхал и стонал, но разговор о заказе, к счастью, завести не захотел или не рискнул. Наконец, перешли к обсуждению второй дороги.
— Во-первых, проект объездной дороги. Там возникли административные сложности.
— Как так⁈ Мы же ведём строительство именно из-за этих самых «административных требований»!
— Всё дело в границе между губерниями, Минской и Могилёвской. Вблизи наших владений она идёт от железной дороги по реке Талька до дороги на Сутин, потом по этой дороге. Но на выходе из перелеска сворачивает резко налево — ну, если по карте — то направо, так, что поля и кусок леса оказываются в одной губернии с селом, которое их обрабатывает — тем самым Сутином. Короче говоря, граница выходит на край бывшего озера и идёт вдоль болота. Конечно, вешки там не стоят, но исходя из размеров на кадастровых картах — практически по берегу. А от берега — почти строго на юг до Слуцкого тракта, дальше по нему, но нам это уже не интересно.