Драмокл (сборник) - Шекли Роберт. Страница 29

– А цена вас не смущает? – спросил Драмокл. – Разрушения будут невообразимыми, особенно на Глорме.

– Да, конечно, – сказал Отто. – И никто не сожалеет об этом больше, чем я. Если бы существовал какой-нибудь другой способ, я непременно прибегнул бы к нему.

– Войну еще можно остановить.

– И тем самым положить конец нашим мечтам, нашему бессмертию, нашей богоравности! Все эти люди так и так умрут через несколько десятилетий. Мы же с тобой можем жить вечно! Твоя судьба, Драмокл, в твоих руках. Решайся. Что ты выбираешь?

Глава 40

Мгновение выбора! Долгие годы ожидания наконец позади. Теперь Драмокл узнал, какова его судьба и какой чудовищный выбор предстоит ему сделать, чтобы она сбылась. Знание подавило его своей тяжестью, требуя принять мучительное решение. Все, бывшие в Военной палате, смотрели на Драмокла, кто затаив дыхание, а кто и не затаив. И каждое мгновение, казалось, тянулось все дольше и дольше, словно время замедлило свой ход, ожидая завершения Драмокловых раздумий.

Сорочка пыталась прочесть выражение желтых глаз Драмокла. К чему он склоняется? Испытывает ли он сочувствие к миру смертных, к которому пусть временно, но все-таки принадлежал? Или же колдовскому красноречию Отто удалось заворожить вообще-то добрую, однако такую переменчивую душу короля?

Губы Драмокла дрогнули, но, хотя окружающие прислушивались очень напряженно, никто не услыхал ни слова – ничего, кроме слабого выдоха, который, несмотря на очевидное отсутствие в нем смысла, каждый принялся толковать по-своему.

В конце концов Драмокл глубоко вздохнул и сказал:

– Ты знаешь, пап, бессмертие – штука чертовски заманчивая. Но убивать ради него всех, кроме своих друзей, нехорошо. Это не просто подлость– с чем я мог бы еще примириться, – это абсолютное зло.

– Да, конечно, – согласился Отто. – Тот, кто обрекает на смерть, дабы продлить свое собственное существование, с полным основанием может быть назван злым теми, кого он обрекает. Но не будем излишне сентиментальны. Убийство ради жизни – всеобщее правило, не знающее исключений. Кролик для морковки – само воплощение зла. Так устроена жизнь, вся ее цепочка, сверху донизу.

Над считывающим устройством загудел сигнал тревоги. Главный оператор привлек внимание Драмокла к экрану: корабли Руфуса по-прежнему отходили, не вступая в контакт с противником. Если Драмокл желает какой-либо помощи от флота Друта, сказал оператор, решение нужно принимать немедленно.

– Я могу дать тебе небольшую отсрочку, – сказал Отто. – Я сотворю малюсенький нексус, и мы закончим разговор, временно пребывая вне времени.

Отто соорудил маленький нексус. Выглядел он как полушарие из прозрачной блестящей материи, которое обволокло всю Военную палату.

– Я знал тебя как доброго отца и отзывчивого человека, – сказал Драмокл. – Неужели ты способен убить миллионы человек, даже если получишь в награду бессмертие?

– Ты никак не хочешь понять, – сказал Отто, – что с точки зрения бессмертного люди так же эфемерны, как комнатные мухи. И все же я сохранил бы им жизнь, если б мог. Но когда тебе надо только руку протянуть, чтобы стать богом, обычная человеческая мораль становится неуместной.

– Нет, это не для меня, – сказал Драмокл.

– Тогда забудь о бессмертии. В любом случае бессмертие – концепция идеальная. В действительности речь идет о неограниченном долголетии. Мы просто пытаемся перейти из одного мгновения жизни в другое, точь-в-точь как и прочие живые существа. Настоящее мгновение и надежда на мгновение будущее – вот все, что нам дано.

– То есть мы живем сейчас, – сказал Драмокл, – и убиваем для того, чтобы жить потом. И так будет продолжаться вечно. Я правильно понял?

– Не вечно, – сказал Отто. – Так долго, как ты пожелаешь. День ли ты хочешь прожить или вечность – в любом случае тебе приходится принимать одни и те же решения, делать один и тот же мучительный выбор. Чтобы жить, нужна энергия. Она одинаково необходима и розе, и розенкрейцеру. Смерть – всегда результат нехватки сил.

Отто сделал паузу, чтобы посмотреть, как держится нексус. Тот растворялся со своей обычной скоростью. Оставалось еще несколько мгновений безвременья.

– Поскольку сила, она же власть, – непременное условие существования, вполне естественно добиваться ее, чтобы продлить свою жизнь. Но при этом нужно учитывать последствия. В природе не существует устойчивого равновесия – нет такой точки, дойдя до которой ты можешь остановиться и сказать: «Все, достаточно. Теперь я немного передохну». Достаточно не бывает никогда; власть должна прибавляться постоянно, как энергия, иначе – смерть. Борьба за выживание – закон всеобщий. Власть, которой обладает один, становится злом для других, и это непреложно на всех уровнях жизни. Когда же на сцене появляется разум, жажда власти обостряется, хотя ее начинает сдерживать мораль. Ты стоишь сейчас на том рубеже, где разум должен либо распрощаться с инстинктами, либо погибнуть. Выбирай, Драмокл: ты можешь жить как бог или умереть как человек. Все свидетельства и доводы исчерпаны. Пора принять решение.

Не успел Драмокл ответить, как вперед выступил компьютер, поставив одну из ног на до сих пор не объясненный металлический ящик.

– Считаю своим долгом заметить, – сказал компьютер, – что исчерпаны еще не все свидетельства.

– Верно, – подхватил Драмокл. – Что, например, находится в этом до сих пор не объясненном металлическом ящике?

– К нему мы вернемся позже, – сказал компьютер. – А сейчас я отдам вам то, чего вы так долго ждали. Это ключ. Ключевой ключ. И он откроет ключевой отрезок памяти.

– Назови мне его, – велел Драмокл.

– La plume de ma tante [5], – сказал компьютер.

Глава 41

Ключевой ключ открыл воспоминание о дне тридцатилетней давности. Отто только что улетел на своей космической яхте в лабораторию на спутник Глиз, который вскоре должен был взорваться, как считалось, вместе с королем. Правду знали только Драмокл, компьютер и доктор Фиш.

Драмокл всегда вспоминал отца с любовью и благодарностью. По крайней мере, так он думал. Но в этом воспоминании все было иначе. Тут он не любил отца, не любил с самого детства, считая его человеком деспотичным, подлым, черствым и помешанным на оккультизме.

Отто побеседовал с сыном перед отъездом, но разговор не получился. Молодой Драмокл был категорически против намерения Отто обеспечить себе бессмертие ценой многих миллионов жизней. Отцовские планы относительно самого Драмокла и его правления тоже казались ему совершенно неприемлемыми. Драмокл пришел в бешенство, узнав, что отец не только не намерен умирать, но собирается также управлять сыном из могилы или откуда-то еще, превратив таким образом его жизнь всего лишь в сноску к своему чудовищно затянувшемуся существованию.

– Плевать я хотел на твои планы, – сказал Драмокл. – Когда я стану королем, то буду делать, что захочу.

– Ты будешь делать то, чего хочу я, – ответил Отто, – и притом добровольно.

Драмокл не понял. Он стоял вместе с доктором Фишем на самой высокой наблюдательной вышке Ультрагнолла, провожая взглядом отцовскую яхту – желтую точечку света, быстро растворившуюся в бездонной синеве небес.

– Слава богу, улетел, – сказал Драмокл. – Скатертью ему дорожка. Теперь наконец я смогу…

Он почувствовал, как что-то кольнуло его в руку, и удивленно обернулся к Фишу, державшему маленький шприц.

– Фиш! Что это значит? Зачем…

– Извините, – перебил его Фиш. – Но у меня не было выбора.

Драмокл сумел еще сделать два неверных шага по направлению к двери. И провалился в непроглядный мрак забытья, наполненный дикими криками птиц и жутким хохотом. Больше он ничего не чувствовал, пока не пришел в сознание.

Очнулся Драмокл в лаборатории доктора Фиша, привязанный ремнями к операционному столу. Фиш стоял над ним, разглядывая лезвие психомикротома.