Крест Марии (СИ) - Фонд А.. Страница 52
Честно скажу – ожидала увидеть, всё, что угодно. Но реальность превзошла все мои ожидания. В чемодане была большая радиокоробка и пять небольших, размером чуть меньше, чем школьный пенал, раций. Это что же такое! Неужели я смогу теперь слушать радио? Передачи с Земли? А, может, я смогу даже посылать сигналы домой и меня спасут?!
Дрожащими руками я извлекла все предметы и принялась их рассматривать. Радиокоробка не особо впечатляла, но это было уже что-то! Кто же этот умелец, что смог из подручных средств сделать радио? Этого я уже никогда не узнаю. Может, даже сам Борис. Но он погиб, а расспрашивать кого-либо ещё – чревато последствиями. Проделка Щукаря все ещё не выветрилась из моей головы.
Я аккуратно поставила коробку на стол, осторожно, стараясь не повредить, вытащила усик антенны вверх и покрутила ручку. Сперва ничего не происходило. Тогда я обнаружила чуть ниже, под «окошком» со шкалой небольшой рычажок. Я его прощёлкнула до самого упора, и радио внезапно ожило – послышался треск, какие-то клацанье. Я напряженно вслушивалась в звуки – но увы, это был белый шум. Затем я начала медленно и осторожно прокручивать ручку со стрелкой туда-сюда.
И вдруг на одной из частот раздался сухой щелчок, и я услышала явные звуки голоса! Они были чуть искаженными, механическими, но там однозначно разговаривали!
С ума сойти!
Я вслушивалась, вслушивалась, но помехи были столь сильными, что единственное, что мне удалось – это выловить какие-то отдельные слова.
«...на завтрак… хочу котлету… молоко… как надоел этот гратен…».
Я не знала, что значит слово «гратен», но очевидно что-то съедобное. Слово похоже на французское, но могу ошибаться.
В ответ второй голос произнес длинную торопливую тираду, но сквозь хрипы и щелчки я расслышала всего два слова «рыба» и «пюре».
В общем, обычный трёп двух человек на примитивные бытовые темы.
Не думая, я взяла одну из раций и щелкнула тумблером.
Раздался мелкий треск, и рация вдруг ожила.
Я услышала разговор двух, очевидно этих же, человек так явственно, словно они находились в двух шагах от меня:
– А я все вино выпиваю сразу же.
– Ну и зря! Я вот люблю сперва немного отпить, а остальное – растягивать по глоточку на весь день.
– Вино – ерунда, лучше бы давали виски. Или самогон.
Я с алчным любопытством слушала их разговоры. И нравственные сомнения не одолевали меня. Да-да, я знаю и вполне отдаю себе отчет, что подслушивать чужие разговоры неправильно и не красиво. Но сейчас я ничего не могла с собой поделать.
Это же была человеческая речь!
Тем временем собеседники подробно обсудили меню тюремной кухни и переключились на другую тему. И тут я аж затаила дыхание. Говорили о пропавшем Щукаре и о том, что сейчас ищут, кто был причастен к исчезновению Щукаря. Среди имен, что назвали, мне было знакомо только имя Людоеда. Его недавно упоминал Архитектор.
Хм, странно, что же это за группировка такая? У них есть даже свои рации. Они подготовились прекрасно и могут общаться между собой даже на расстоянии. И боюсь даже подумать, что будет, если они проведают о моей причастности к гибели Щукаря.
Хоть это и не гуманно, но в данный момент я крепко так порадовалась, что устранила Щукаря руками дяди Лёни. И что его больше нет, и все ниточки ко мне оборваны.
Голова закружилась. Я выдохнула. И только сейчас обратила внимание, что вслушиваюсь в разговор, затаив дыхание. Чуть не задохнулась сдуру!
Когда эти двое начали опять трепаться, обсуждая какую-то Анечку и ее выдающиеся формы, я сбегала дёрнула рычаг и затем торопливо вернулась обратно к столу.
Далее разговор перешел на такое, что я аж взмокла. Обсуждали меня.
– Так ты говоришь бабёнка эта, что носки вяжет, ничего так? Мария вроде? Только дура, да? – спросил первый
– Все бабы дуры! – захохотал второй.
– А давай её проверим… – предложил опять первый, – на спор?
Они мерзко расхохотались, и кровь бросилась к моим ушам.
Дальше они стали говорить о каких-то технических гайках, я половину вообще не поняла. И в этот момент раздался лязг от стыковки.
Впервые досадуя на помеху, я метнулась к окну люка.
Это оказался Архитектор.
– Здравствуй, Мария, – сказал он, растягивая слова своим невозможно красивым голосом. – Как у тебя дела?
– Хорошо, – сухо ответила я и сразу перевела разговор в деловое русло. – Обмен будет?
Судя по тому, как дёрнулся у него глаз, обмена явно не будет опять, а выслушивать его речи мне было неприятно, к тому же меня ждало радио и разговоры таинственных незнакомцев. Я судорожно начала выдумывать, как бы поскорее отделаться от него.
– Как продвигается выполнение моей просьбы? – тем временем спросил он, не замечая мой отстранённости.
– Пока никак, – ответила я.
– Ходят слухи, что ты с луковианцами постоянно общаешься?
– Я со всеми имею дело, – уклонилась от ответа я, – вяжу носки, об этом все знают. И кому они нужны – могут выменять у меня на другие вещи.
– То есть никаких особых делишек у тебя с ними нету? – прищурил красивые глаза Архитектор и меня накрыло ещё большее раздражение.
– А что за делишки могут быть с ними? Я даже не понимаю, о чём они говорят.
А сама удивилась: расизм к луковианцам здесь, видимо, цвёл буйным цветом. Вот уж не ожидала.
– А что они… – начал было Архитектор и тут внезапно в глубине моего креста громко запиликала рация.
– Что это? – резко напрягся Архитектор.
– Окошко кормильни. У меня такой звук, – уклончиво ответила я.
– А ты случаем чемоданчик Бориса не прихватила? – пристально всматриваясь мне в глаза, спросил Архитектор.
– А как бы я его прихватила? Когда? – пожала плечами я и едко добавила, – не кажется ли вам, товарищ Архитектор, что вы переходите все допустимые границы? Если на обмен ничего нету, тогда до свидания. Всего доброго…
Но я уже отошла от окна. Вслед мне неслись яростные крики Архитектора:
– Мария! Подожди! Постой, Мария!
Когда я ушла из зоны его видимости, я быстро подскочила к рации и торопливо повернула тумблер рычага. Раздался тихий щелчок и какафония звуков мгновенно смолкла.
Кошмар! Это ж надо было так спалиться!
Он явно что-то заподозрил. И теперь не удивлюсь, если начнёт охотиться за мной, чтобы вернуть рации. Я задумалась. Хотя убивать меня, как Щукарь, он не будет – ведь тогда чемоданчик с рациями останется у меня в кресте. Однако есть вероятность, что новый узник вернет им рации. Но тоже не факт.
Поэтому, думаю, что так рисковать он не будет. Скорей всего попытается найти со меной общий язык, и втянуть в свою группу, обманным путем отобрать рации, а потом уж может быть всё, что угодно.
Поэтому теперь нужно быть крайне осторожной.
Вообще я обратила внимание, что чем выше ты поднимаешься, тем народ становится более рафинированным и одновременно мерзким, что ли.
Если внизу у людей и луковианцев единственные желания – вовремя дёрнуть рычаг, вкусно покушать и поспать. То здесь, как я вижу, разворачиваются целые интриги и тайны Мадридского двора. Я понимаю, конечно, чем им тут ещё заниматься, как не интригами? Более развитый разум жаждет пищи для ума.
Вот и чудят.
Мне же главное не попасть в жернова их разборок.
А ещё я решила пока ничего не рассказывать ни Вере Бпрониславовне, ни Анатолию. То, что они меня поддержали и помогли на первых порах – это еще ничего не значит. Я тоже буду им помогать и поддерживать. Право накопленные какие-никакие ресурсы мне это уже вполне позволяют.
И Николаю я тоже говорить ничего не буду. Он, конечно, влюбился, и пойдет за мной куда угодно, но это сейчас так. Сколько известно случаев, когда мужчина, пылко влюблённый в женщину, охладевал к ней со временем и наоборот, становился её заклятым врагом. Оно мне надо?
Конечно, нет!
Поэтому решено – пока никому ничего говорить не буду. А дальше уже будет видно, по обстоятельствам.
Приняв такое решение, я успокоилась, и, пока суть да дело, продолжала жить и крутиться, словно белка в колесе. Мой путь сейчас был туда, наверх, на Олимп.