Русские боги - Казаков Дмитрий Львович. Страница 27
Петр Аркадьевич слушал и думал, что чем образованнее становится человечество в целом, тем больше глупеют его отдельные представители. Привыкшие полагаться на сотовый телефон и компьютер молодые люди куда хуже шевелят мозгами, чем старшее поколение.
Они способны запомнить факты, а вот выстроить из них логическую конструкцию не в состоянии, не могут обобщить и сделать очевидные, казалось бы, выводы.
– …устроение судостроительных верфей и всяких мануфактур, – продолжал бубнить студент.
– Достаточно, молодой человек, – не выдержал Петр Аркадьевич, – вижу, что текст собственной курсовой вы немного знаете. Но не могли бы вы поделиться выводами относительно экономической стратегии Петра? Правильной она вам кажется или нет, эффективной или провальной?
Студент напрягся, раздул ноздри, а потом выдавил из себя:
– Петр Первый – масштабный государственный деятель восемнадцатого века. Он создал предпосылки…
Петр Аркадьевич ощутил раздражение, возникло желание сегодня же пойти в отдел кадров и написать заявление об уходе. Последние несколько лет оно появлялось все чаще.
– Не нужно зачитывать мне статью из энциклопедии, – резко сказал он. – Вы-то сами что думаете?
– Я? Ну… – студент завозился на стуле, потер лоб и даже подвигал ушами. – По-моему, он все делал правильно. Ведь до него Россия была…. Ну, слабой, темной и отсталой. Он был этим, новатором… То есть, типа, первым решил, что так жить нельзя и надо все изменить.
– Вы не представляете, как вы ошибаетесь.
– Что? – студент выпучил глаза.
– Петр Первый стараниями современников и историков императорской России стал одной из самых мифологизированных фигур нашего прошлого. – Петр Аркадьевич понимал, что его несет, но остановиться не мог. – Он действительно был новатором. Он инициировал первую в отечественной и мировой истории экстенсивную реформу. Знаете, что это такое?
Студент оторопело моргал, открывал и закрывал рот.
– Не знаете? Я вам объясню. Экстенсивное развитие возможно только за счет потребления чужих ресурсов. Они могут быть естественными или культурными, но в любом случае они присваиваются в готовом виде. Заимствуются результаты инновации без способности производить новые инновации. Вам понятно?! – Петр Аркадьевич почти кричал. – Россия внешне модернизировалась, но сущностно осталась такой же, как и при Иване Грозном. И все остальное тоже миф. Реформаторы были и до Петра – Василий Васильевич Голицын, Ртищев, Ордин-Нащокин. Хотя вам эти фамилии ни о чем не скажут. Войска по западному образцу стали создавать еще в восьмидесятые годы семнадцатого века, и программа преобразований, которую приписывают Петру, была придумана тогда же! Понятно вам?
– А я чего, а я согласен… – пробормотал студент, отодвигаясь от внезапно разъярившегося препода.
Петр Аркадьевич не обратил на эту фразу внимания.
– Все помнят о победах Петра, но мало кто вспоминает, какой ценой они дались! Седьмая часть населения страны погибла от голода, разорения и на строительных работах. Налоги выросли в шесть раз! Разорились купцы из «гостиной сотни», и тем самым остановилось формирование русского среднего класса. На мануфактурах стали работать крепостные, а не свободные рабочие. Рухнула церковь, а раскол между дворянством и простыми людьми стал еще глубже… И человека, который все это проделал, называют «Великим»? Да, так и называют!
Студент сжался на стуле, боясь даже дышать.
Петр Аркадьевич вздохнул, вынул из кармана платок с вышитым на нем гербом – серебристый орел на красно-синем щите, а по сторонам от него – два единорога на задних лапах. Аккуратно промокнул вспотевшую лысину, пригладил бороду и глубоко вздохнул.
– Давайте зачетку, – сказал он. – Надеюсь, оценка «удовлетворительно» вас устроит?
– Конечно… – студент, ожидавший, судя по всему, что его сейчас будут бить, обрадованно закивал.
– Да, и еще, молодой человек. Забудьте обо всем, что я вам сейчас говорил. Петр – на самом деле великий император, полководец и правитель, как и написано в учебниках.
– Э… само собой. Да. Да.
Петр Аркадьевич аккуратно заполнил строку в зачетной книжке, поставил завитушку росписи.
Как всегда, после эмоционального всплеска накатило желание поехать домой, вынуть из шкафа давно лежавшую там веревку. Сделать петлю и повеситься на крюке от люстры.
Но Петр Аркадьевич знал, что это ни к чему не приведет.
Он один раз совершил успешное самоубийство. Много десятилетий назад, когда только осознал, кем именно является.
Толку тогда не было.
Глава 4
Нет народа, о котором было выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как народ русский. Однако же, если бы взяли на себя труд рассматривать вещи добросовестно и беспристрастно, сравнивать их философским взглядом с тем, что мы видим в остальном человеческом роде, то увидели бы, что он стоит приблизительно в уровень с остальными народами Европы и что лишь предубеждение и предрассудок могут ставить его на другую степень.
В «БМВ» с затененными стеклами, через которые Игорь не мог ничего разглядеть, они ехали довольно долго. Шофер, телосложением похожий на шкаф, молча вертел руль, сидевшие на заднем сиденье по сторонам от Игоря молодые люди в темных костюмах напоминали статуи.
Автомобиль притормозил, Игнатий открыл дверцу и выбрался наружу.
– Вылезай, – сказал он.
Игорь не заставил себя упрашивать. Когда выбрался из автомобиля, прищурился. Солнечный свет после полумрака салона показался очень ярким. Хлопнула дверца, и «БМВ» укатил прочь.
Оглядевшись, Игорь понял, что находится около Исторического музея, прямо напротив памятника Жукову. Когда глянул на великого полководца, испытал сильное головокружение. Тошнота, одолевшая его в кабинете с портретом президента на стене, вернулась.
Игорь понял, чью отрезанную от тела голову ему показали.
Посреди солнечного теплого дня на людной площади в самом центре огромного города показалось, что остался один. Солнечный свет на мгновение померк, звуки – стук шагов, голоса, гудки машин – исчезли.
Пришел в себя Игорь от громкого карканья.
Повернув голову, обнаружил, что на мостовой сидит необычайно крупная черная птица.
– Карр, – повторила она, склонив голову набок, и выразительно щелкнула клювом длиной в палец.
Игорь развернулся и зашагал прочь от музея, в сторону площади Революции, чтобы выйти к метро «Охотный Ряд». Его колотил настоящий озноб, хотелось залезть в темный угол и закрыть глаза, заснуть, чтобы этот кошмар хотя бы на время закончился.
Птица полетела следом, неспешно взмахивая крыльями.
Почти дошел до Театральной площади, когда рядом остановился желтый «Форд». Игорь устало подумал: «Что, опять?» – но дверца открылась, и из машины выглянул Олег.
– А ну-ка залезай, – сказал он.
– По-моему, за мной следят, – проговорил Игорь. – Лучше тебе со мной не встречаться.
– Если ты о нем, – Олег показал на кружившего над ними ворона, – то это от меня. Если о ком-то другом, то я их не чувствую. На тебе нет ничьего внимания. Понял? Давай, быстро забирайся внутрь. Ты и так сделал сегодня достаточно глупостей.
Игорь вздохнул и подчинился.
Уселся на заднее сиденье, и водитель – пожилой, небритый, в синей рубахе с короткими рукавами – надавил на педаль газа.
– Что случилось, потом расскажешь, – проговорил Олег. – Нам недалеко.
Они повернули и через какой-то переулок выехали на Тверскую. С нее ушли налево и запетляли по узким улочкам.
– Куда дальше? – спросил водитель. – Вот он, Елисеевский переулок.
– Остановите тут, – в руках Олега зашуршали сотенные купюры.
«Форд» притормозил, и они вышли.
– Ну и зачем ты удрал? – спросил Олег, когда машина укатила. – Понятно, что Саныч, как и все его племя, только запугивать горазд, но перед человеком всегда отступит. Но я, прах и пепел, надеялся на твою разумность.