Брошенная - Шкатула Лариса Олеговна. Страница 14

Надо же как-то завязывать разговор, а то он идет будто под конвоем.

— Почему? — Он слегка повернул к ней голову.

— Вы так же сутулитесь, как и я.

— Что есть, то есть, — согласился он. — По-моему, это у меня еще со школьных лет. На линейке я стоял правофланговым, как самый высокий из ребят, понятное дело, стеснялся и своего роста, и неизбежных для долговязых мальчиков кличек, вроде фитиль или останкин.

— Останкин? — удивленно переспросила она и улыбнулась. — Ах да, имеется в виду телебашня!

Марина и сама была достаточно высока — лишь чуть-чуть ниже Мишки. И не нашла ничего лучше, как ради него вообще отказаться от каблуков. И горбиться стала из-за того же.

«Выпрями спину!» — будто наяву услышала она голос сестры. Она так и сделала — грудь тоже пошла вперед, и надо же, в ту самую минуту провожатый к ней повернулся. Он хотел что-то сказать, но лишь шевельнул губами и отвернулся.

«Хохочет надо мной, — подумала Марина. — Как я браво несу перед собой свои груди!»

Но если бы прежде она засмущалась, может, даже растерялась бы, то теперь подумала, что ее грудь, может, и не как у Мэрилин Монро, всего лишь четвертый размер, но тоже ничего. Так что Марина вполне может ее выпячивать и не бояться насмешек…

Между тем они вышли на цивилизованный пляж, и ее нечаянный знакомец слегка сбавил шаг, чтобы Марина могла идти рядом.

Он привел ее к своему лежаку и коротко бросил:

— Садитесь.

А сам полез в полиэтиленовый пакет и достал стеклянную банку, на которой было написано: «Шоколадный крем».

— Как чувствовал, взял его с собой, — сказал мужчина будто самому себе.

— Шоколадный крем?

— Не обращайте внимания, этикетка не соответствует содержанию. На самом деле это облепиховое масло с какими-то травами. Состав мне неизвестен, это мамино ноу-хау, но назначение его совершенно определенное: от ожогов.

Он отвинтил крышку и положил на ладонь немного желтовато-коричневой мази.

— Повернитесь.

— Нет! — Марина отшатнулась и увидела изумление в его глазах, сменившееся, как ей показалось, насмешкой.

Чего она испугалась? Того, что посторонний мужчина притронется к ее обнаженной спине? Пусть даже с врачебной целью…

— Предпочитаете покрыться волдырями? — спокойно спросил он.

Этот его тон отрезвил Марину. Что он подумает? Дикарка или ханжа. А ведь она ни то, ни другое. «Ни то ни се!» — хихикнул внутренний голос.

— Простите. — Марина повернулась к нему спиной, стараясь унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь.

События последних дней не прошли для нее даром. С виду она спокойна, расслаблена, общается с незнакомыми людьми безо всякого напряжения, а на самом деле натянута как струна. Не может нормально реагировать на происходящие, вполне обычные, события.

Такое впечатление, будто Марина несколько лет сидела в одиночной камере и не видела никого, кроме надзирателей, а теперь ее неожиданно выпустили в свет, от которого она за время заточения отвыкла…

— Ничего, — усмехнулся он. — Не кажется ли вам, что мы оба только и делаем, что извиняемся?

Боялась она совершенно напрасно. Он не сделал ей больно. Руки у него хоть и выглядели устрашающе большими, на поверку оказались чуткими и осторожными. Он равномерно размазал лекарство по ее спине и стал осторожно его втирать.

Марина никогда не думала, что может быть такое: незнакомый мужчина касался ее спины, а у нее пульсировала какая-то точка внизу живота. Она никогда прежде не была такой чувствительной. И даже чувственной. Ей стало стыдно, и она едва сдержалась, чтобы тут же не подхватиться и бежать куда глаза глядят.

А он между тем сказал спокойно:

— Отодвиньте бретельки, а то я их испачкаю.

И долго искал что-то в своем пакете, пока Марина намазывала руки и ноги.

— Кто ваша мама — знахарка? — спросила Марина, чтобы сгладить возникшее у нее чувство неловкости.

— Можно сказать и так. Она врач-гомеопат. И эта мазь — одна из ее разработок. Мама у меня просто замечательный травник. Оно и понятно: в Сибири травы чудодейственные…

— Вы так далеко живете — в Сибири?

— Сибирь — моя родина. А сейчас я живу гораздо западней, хотя и намного северней.

— Несмотря на то что в школе у меня по географии была пятерка, я не совсем поняла, где это.

— Если вам интересно… — начал он, но Марина поторопилась вернуть своему добровольному спасителю банку с мазью и поспешно поднялась с лежака.

Конечно, опять она поступала глупо. Сама его стала расспрашивать, сама и прервала, потому что ей показалось, будто она флиртует с незнакомцем, который всего лишь выказал себя отзывчивым человеком. Наверное, точно так же он мазал бы спину какому-нибудь подростку или старику. И никто из них не стал бы приставать к нему с расспросами.

Как сказал бы ее папа, пора и честь знать. А бабушка бы, наверное, посмеялась: «Чего это, внученька, тебя так раздирает?»

Вот именно, и мысли, и чувства у нее в раздрае. Неужели она никогда теперь не будет такой же спокойной и уверенной в себе, как многие другие женщины?

За что Марина была благодарна своему спасителю — кроме спасения от полного изжаривания, — это за то, что он если и удивился ее нервозности, то не подал виду. А просто молча сидел на своем лежаке и смотрел на нее снизу вверх. Наверное, ждал, что Марина еще выкинет.

— Спасибо, — сказала она. — И хочу вас хоть как-то отблагодарить.

Она вынула из сумки два самых больших помидора и протянула ему.

— Отлично, — отозвался ее спаситель, впрочем, не делая попытки принять ее дар, — но теперь к этим помидорам нужно еще кое-что.

— Что? — удивилась она, тщетно морща лоб — ничего на ум не приходило.

— Шашлык! — объяснил он. — И я приглашаю вас для этого в одно уютное кафе.

Глава 7

Марина попыталась возражать. Мол, она не одета для кафе, — ее все еще смущали короткие штанишки костюма. Совсем как у девчонки. Это, конечно, она подумала про себя.

Когда она примеряла именно этот наряд, Вика притворно вздохнула:

— Теперь и не поймешь, кому из нас двадцать три: тебе или мне. Мужик на такой костюмчик косяком пойдет!

— Какой такой мужик? — отбивалась Марина. — Дай мне хотя бы в себя прийти. Хочешь, чтобы я попала из огня да в полымя? И вообще, ты с женщинами одинокими поговори. Они считают, что нормальных мужиков — неженатых — в моем возрасте уже не найти. Остались одни алкаши, наркоманы и бандиты…

— А сами все равно ищут! — ехидно подсказала Вика. — Знаю я эти хохмы: многие женщины даже про своих мужей гадости говорят! Мол, и скотина он, и козел, но попробуй у нее эту негодную скотину отнять. Вцепится, как гарпия! Мое!.. Нет мужиков, надо же такое придумать! А куда они, интересно, подевались? Я думаю, так только неудачницы рассуждают. Упаси тебя Бог, сестрица, примкнуть к их змеиному племени!

Конечно, Виктория — максималистка, как все молодые, пороху не нюхала, но ее разглагольствования странным образом успокаивали Марину.

К тому же она думала, что никакой мужчина ей не нужен… Но не потому, что считала всех негодяями, а потому, что в глубине души она пыталась посмотреть на себя их глазами и не видела в себе как в женщине ничего интересного. Именно как в женщине. Недаром же Мишка говорил, что она холодная. Лежит в постели, будто в ожидании казни. Казни не казни, а пытки — это точно. Интересно, если бы Марина стала грызть его до крови, царапать, щипать, понравилось бы самому Мишеньке? А то надела бы сапоги-ботфорты, как она видела в одном женском журнале, и стала всякий раз во время секса хлестать его плеткой…

А вдруг она и вправду фригидная? И тоже когда-нибудь подаст объявление, что согласна на брак без секса? Буквально вчера они с Викой прочли такое объявление в газете, и сестра этому немало повеселилась.

— До чего у нас бедную женщину довели! Она согласна даже на семейную жизнь без самой главной ее составляющей.

— Ну уж, так и главной! — не согласилась Марина.