И приведут дороги - Способина Наталья "Ledi Fiona". Страница 40

– Что там сказано?

– О четырех стихиях: Воды, Воздуха, Огня, Земли.

– Но если верить рисунку Миролюба – поверить не могу, что мы всерьез это обсуждаем! – то там всего три предмета. Дева, Огонь и Шар. Я не знаю, как с математикой в вашем мире, но у нас три не равно четырем. Тебя не смущает, что этих ваших Святынь явно не хватает на все стихии? И что к чему относится? Ну, с огнем понятно…

– Шар – Воздух. Дева, получается, вода. Раз кварам нужны реки крови для того, чтобы дотянуться до нее.

Я, не удержавшись, поежилась от его равнодушного тона.

– А где же Святыня земли?

– Я бы и сам хотел знать…

Я прижала ладони к вискам, опускаясь на лавку рядом с Альгидрасом.

– Ненавижу книги о волшебниках!

Удивление Альгидраса я скорее почувствовала, потому что сидела зажмурившись.

– Размахивают палочками, говорят непонятные слова…

Альгидрас ничего не ответил, и я, открыв глаза, на него покосилась. Он сидел рядом со мной, отклонившись, и разглядывал меня так, будто у меня выросла вторая голова.

– В моих книгах ничего такого нет, – серьезно сказал он, и я, не выдержав, расхохоталась.

– Забудь. Это была шутка. Скажи лучше, что такое Святыня?

– Средоточие всего сущего, – повторил Альгидрас.

– А можно своими словами и без пафоса?

– Без чего?

– Понятно объясни! Что такое «сущее»?

Альгидрас задумался, словно до этого ему в голову подобный вопрос даже не приходил, потом медленно произнес:

– Сущее – это… все.

– Что «все», Альгидрас?

– Все, из чего состоит мир, – ответил он, впрочем, как-то неуверенно.

– Иными словами, ты не знаешь.

Он закусил губу и всерьез задумался, а потом усмехнулся:

– Ты права. Я так привык к этому, что… Смешно.

– Не очень. Учитывая то, что нам это ничего не дает.

Мы некоторое время молчали, а потом я все же решилась:

– Я должна кое-что тебе рассказать.

Он снова одним плавным движением соскользнул с лавки и устроился на корыте, почти у моих ног.

– Слушаю.

И были в его тоне серьезность и готовность слушать. Как часто в моей жизни меня слушали вот так? Кажется, никогда.

– Сегодня я увидела Деву во сне. То есть я не знала, что это Дева. Только сейчас поняла, что это была она. Что это был не сон.

Я как могла подробно описала видение. Вдруг оказалось, что оно отпечаталось в памяти в мельчайших деталях. Возможно, Альгидрас и обошелся бы без рассказа о том ужасе, который я испытала, когда увидела пустые ладони статуи, однако я намеренно описывала каждую мелочь. Хванец неотрывно смотрел в мои глаза, и в другой раз мне, возможно, было бы неуютно под таким взглядом, но сейчас во мне еще были живы отголоски кошмара: сердце колотилось, а горло пересыхало от первобытного ужаса.

Когда я закончила, Альгидрас не проронил ни слова. Он еще некоторое время рассматривал меня, а потом вдруг невесело усмехнулся и пробормотал:

– Вот теперь мне захотелось узнать, кто ты.

– Ты понимаешь, что это значит? – Я чувствовала себя слишком неуютно для того, чтобы поддержать его шутку.

Он медленно кивнул.

– Ты увидела момент разделения Святынь. Диво, что все ограничилось обвалом. Скажи, они говорили что-либо? И каким был человек, которого ты приняла там за главного.

Я сглотнула, вдруг почувствовав сильное головокружение.

– У меня в последнее время почти постоянно кружится голова, – зачем-то пожаловалась я.

Альгидрас опустился на землю у моих ног и взял меня за руку.

– Посмотри на меня, – приказал он.

Я подчинилась. Мир снова сузился до серых глаз. Я почти не слышала птиц и прочих посторонних звуков, и не из-за звона в ушах, а потому что все вдруг стало неважным. Альгидрас обхватил мою ладонь обеими руками. Мне почему-то очень хотелось посмотреть на наши руки, но я не могла отвести взгляда.

Головокружение прошло.

– Как ты это делаешь? – прошептала я, прерывисто вздохнув.

Он тоже вздохнул и сжал мою руку:

– Давно это началось?

Я помотала головой:

– Не очень. Но это усиливается. А еще мне тревожно и кажется, что скоро все закончится. В голову приходят всякие мысли… Не мои. Это страшно. Я схожу с ума?

Альгидрас медленно покачал головой:

– Боюсь, что нет.

– Боишься? Ты предпочел бы, чтобы это было сумасшествие?

Неожиданно для меня он серьезно кивнул.

– У тебя есть объяснение, которое мне не понравится?

Он попытался отвернуться, но я перехватила его за подбородок свободной рукой и заставила посмотреть в глаза, игнорируя то, как покалывало пальцы от ощущения теплой, чуть шершавой кожи. Я понимала, что он сильнее и ему ничего не стоит вырваться, однако он послушно повернулся и снова посмотрел мне в глаза.

– Боюсь, что дело в Святыне.

– Поясни!

– Ты… – Он замолчал, явно не зная, как продолжить.

– Я перестала быть ей нужна? – прямо спросила я.

Альгидрас ничего не ответил, но я вдруг поняла, что это разумно. Что-то выдернуло меня из моего мира в этот. Когда Святыня не нуждается в ком-то, этот кто-то умирает. В случае Всемилы или брата Любима, это случилось быстро. Но что, если можно умирать медленно, по частям выдавая информацию, пока еще способен ее транслировать, и осознавать, что с ней вытекает жизнь? Альгидрас смотрел с неким подобием сострадания, однако не врал, что все будет хорошо, и я была за это благодарна. Вдруг оказалось очень важным знать, что он относится ко мне всерьез, почти как к равной.

– Я для передачи знаний здесь, да? – Я почувствовала, что голос дрожит.

Альгидрас поднял руку и коснулся моего виска, провел кончиками пальцев по щеке, отчего мое сердце замерло.

– Мне очень жаль, – прошептал он.

– Почему я так на тебя реагирую?

В его взгляде что-то мелькнуло.

– Не лги! Я имею право знать правду! Мне никогда не нравились мальчишки, которые младше меня. Моей первой серьезной влюбленностью вообще был преподаватель. Ты ничем не лучше других, но я все время думаю о тебе. Я передумала уже кучу всего, пытаясь это понять. И так и эдак… Не понимаю.

Он перевернул мою руку, неожиданно склонился к ней и прижался губами к ладони. Сердце подскочило к горлу, а по спине волной побежали мурашки.

– Ты не помогаешь, – дрожащими губами усмехнулась я.

– Я боюсь, что это тоже Святыня, – прошептал Альгидрас в мою ладонь, обжигая ее горячим дыханием.

– Святыня? Придумала эти чувства?

Он кивнул.

– Зачем?

– Чтобы ты была рядом, доверяла…

– А ты жестокий, – заключила я, однако он лишь усмехнулся.

– Я бы согласился с твоими словами, если бы сам не боролся с тем же.

И вот тут меня бросило в жар.

– Поясни!

Он покачал головой, отчего его губы вновь скользнули по моей ладони. Я запустила свободную руку в его волосы и сжала. Далеко не нежно.

– Я имею право знать!

А потом, не отдавая себе отчета в том, что делаю, я склонилась к Альгидрасу и прижалась губами к его макушке. И в этот миг мир словно взорвался красками. Никогда в жизни я не думала, что прикосновение, вполне целомудренное, может вызывать такие эмоции. Я горько усмехнулась, вдыхая запах сухих трав. От него почему-то всегда пахло травами. Неужели это все ненастоящее? И у него?

– Пожалуйста, – пробормотала я, зарываясь носом в его волосы.

В тот момент я даже не думала, что будет, если из дома выйдут Злата с Радимом. Я не думала ни о чем, кроме того, что я счастлива, что мне безумно хорошо и светло. Будто я там, где и должна быть.

– Я не могу видеть тебя рядом с княжичем, – глухо заговорил Альгидрас, вновь обжигая дыханием мою ладонь. – Я думаю о тебе день и ночь. Я хочу быть рядом и защищать. Но это все… Святыня, – резко закончил он.

Я выпрямилась, оглядев пустой двор. Мимоходом отметила, что из окна нас, к счастью, не видно. Святыня, значит? Вот как? Самое светлое и настоящее в моей жизни навеяно каким-то предметом?..

Альгидрас еще раз коснулся губами моей ладони и выпрямился, выпустив мою руку. Я встала и отошла на несколько шагов, прижала ладонь к коре дуба, словно желая стереть память о его губах. Здесь тоже рос дуб. Не такой большой, как во дворе Добронеги, но все же…