Благородный вор (СИ) - Тыналин Алим. Страница 18

Квас у него со льдом. Заправляют сахарной патокой. Разных цветов. В основном, лимонный и малиновый. На закуску вареные груши.

Торговцы в серых халатах продавали товары дешевле. Старики и дети вообще торговали тряпьем и гнилыми фруктами.

Эх, купить что ли, квасу? Неподалеку остановился торговец мясом. Тоже разносчик. Только уже с тележкой.

Отрубает кусок прямо при покупателе. Взвешивает на весах с государственным клеймом. Так что тут не забалуешь. Впрочем, некоторые и тут умудрялись обвешивать.

Большинство, однако, честные. Такая торговля выгодная. Все что надо, это подъехать к барскому дому. Вызвать кухарку. Отвесить мяса. Продать, взять денежки и ехать дальше. К обеду уже свободен.

Рит тоже так и покупал мясо. Есть свой торговец. Проверенный.

Сейчас разносчиков тоже прилично. Тащат завтраки. Кормят торговцев.

Все можно купить. Выпить чай или квас. Съесть кисель, пирожок, баранки, любое другое лакомство.

Продавцы клюквы накладывали ягоды в деревянные чашки. Сверху мазали медом.

Кисель торговцы нарезали ломтями. Густой и гороховый. Поливали растительным маслом. Без какой-либо химии.

Блины продавали в вытянутых лотках. Лакомства лежали там стопками. Продавец сыпал его сахаром.

Я, кстати, еще не пробовал нынешнее мороженое. Его тоже продавали с рук. Продавцы таскали их в кадках со льдом.

В кадках жестяные банки, в каждой разные сорта мороженого. Сливочное, шоколадное, то есть с жженым сахаром, крем-брюле. В кадке тоже деревянные блюдца и ложки.

Ложкой мороженщик делал шарики. Совсем, как в двадцать первом веке. Хорошо еще, что не играл на палочке. Выкладывал на блюдце.

Покупатель тут же съедал лакомство. Отдавал блюдце обратно. Мороженщик вытирал блюдце полотенцем и прятал в кадку.

Просто восхитительно. Высший уровень гигиены. В двадцать первом веке покупатели от такого пришли бы в ужас. А здесь ничего, ели и нахваливали.

Теперь возле меня остановился продавец сбитня. Закричал скороговорку, глядя на меня:

— Вот сбитень! Вот горячий!

Всяк кушает его — и воин, и подьячий,

Лакей и скороход и весь честной народ!

Я кивнул.

— Уговорил. Дай мне отведать.

Разносчик ходил со здоровенным медным сосудом, вроде самовара. Продавал сбитень, напиток на основе меда и пряностей.

Сосуд он таскал в ватном чехле за спиной. Кран под левой рукой. На плече гирлянда из калачей и баранок. На поясе кушак с деревянными стаканчиками с толстым дном.

— Сию минуту, ваше благородие, — сбитенщик ловко налил сбитень в стакан, дал баранку. Подал мне с поклоном.

Я отдал ему две копейки. Выпил сбитень. Горячий и терпкий. Вкус меда и гвоздики. Неплохо.

— Ну как, барин? — спросил торговец. — Ядреный?

Я отдал ему стакан. Кивнул и вытер губы.

— Ядреный.

Мимо проехал водовоз. Телега с огромной деревянной цистерной. Пробежал угольщик, весь черный, как негр.

На углу зазывал точильщик со станком с большим точильным колесом. Он крутил колесо ножным приводом.

— А кому ножи, кому ножницы точить!

Грохот копыт. Торговцы и покупатели посторонились. Ко мне подлетел знакомый «фаэтон». Спереди сидел «ванька», дымящий папиросой.

— А вот и я, вашблагородь! Как лист перед травой!

Я запрыгнул на заднее сиденье.

— Давай обратно. На Бусевский переулок. Где взял, там и положи обратно.

Извозчик кивнул. Выплюнул папиросу. Свирепо хлобыстнул вожжами.

— Сделаем, вашблагородь!

Рванул с места. Впереди как раз шел старьевщик.

— Старье, тряпки, мех, штофы продать! — кричал он.

Старьевщики сейчас типа утилизаторов. Собирают всю рухлядь. Продают оптовикам. А те уже перепродают конкретным покупателям. Портным на заплатки. Дерево — плотникам. Подошва и кожа — сапожникам. Все идет в дело.

Мы чуть не сбили его с ног. Мужик еле успел отскочить в сторону. Выругался нам вслед.

Извозчик и ухом не повел. Мы помчались дальше по улице. Как будто на пожар.

Очутились на месте через пять минут. Если еще не быстрее. Чтобы шляпа не слетела, я придерживал ее рукой.

— Приехали, вашблагородь! — закричал «ванька». — Вот и ваш замок.

Я щедро расплатился с ним. Извозчик остался доволен.

— Я, если что, тут поблизости, — сказал он. — Завсегда рад отвезти, вашблагородь. Фролка-Егоза меня кличут.

Я спрыгнул на улицу.

— Это хорошо. Ты нам скоро понадобишься.

«Ванька» радостно щелкнул вожжами. Я отправился домой. Когда вошел, Рит выглянул в коридор. В руке дааб и точило.

— Вы так быстро вернулись, господин.

Я отправился в спальню. На ходу стаскивал с себя одежду.

— Ну да. У нас мало времени. Хватит уже точить оружие. Оно и так острое. Собирайся.

Вбежал в спальню. Достал одежду крестьянина. Быстро переоделся.

На волосы нацепил парик. Темные каштановые волосы. Еще борода и усы. Потом крема и маски из театрального грима. Мне надо полностью преобразиться.

Лицо стало смуглым. На правой щеке я сделал шрам. Поглядел в зеркало. Совсем неузнаваемый.

Из оружия только веревку. Силовое обеспечение за Ритом.

Вот и он сам, кстати. Разоделся, как принц. Довольный, как слон.

Напялил чуть-тай, сиамский наряд. Традиционная одежда. Штаны чонг крабен, шелковая красная рубашка и белые носки. На груди яркие ленты. На поясе меч дааб и ножи.

Ага, самый лучший костюм для похода по злачным местам. Я пытался сдержать смех.

— Ты не понял, Рит. Надень простую одежду. Как у меня. И парик тоже.

Слуга смешался. Перестал улыбаться.

— Но почему? Если мы будем сражаться с врагами, я хочу выглядеть торжественно.

Я нахмурился. Рит обо всем догадался. Уныло наклонил голову. Кивнул.

— Я понял, господин. Мы опять будем выглядеть, как ощипанные петухи. Я все понял.

Он ушел переодеваться. Как побитая собака. Я положил в вещевой рюкзак еще веревок.

На двух сделал петли. Это волосяные арканы. На них ловят скот. Я люблю работать с веревкой. Набрасывал петлю на горлышко бутылки с двадцати шагов.

Научился у индейцев араукан в Америке. Между прочим, в этой реальности карта Южной Америки выглядит по-другому. Вместо Чили там огромная страна Араукания.

Очень развитая держава. Прежний Горский там бывал. Многому подивился. Многому научился.

Несмотря на притворное недовольство, Рит быстро переоделся. Вскоре он опять заглянул в кабинет.

— Я уже готов, господин.

Не мешкая, мы вышли на улицу. Два крестьянина из господского дома. Сосед из дома напротив как раз тоже вышел.

Садился в свою карету. У него есть собственный экипаж. Не то что у меня, нищеброда.

Он, конечно же, отправился на прием. Весь разодетый. Как там его? Директор межевой канцелярии. Фамилия Обрезков. А как по имени-отчеству, не помню.

— Давай, осторожнее, там, слышь? — бархатным покровительственным тоном. Он обращался к извозчику. — Не запачкай мне мундир. Новое все. Понял?

Извозчик кивнул. Он знал своего капризного хозяина. Пусть хоть капелька грязи капнет из-под копыт лошадей на белоснежный мундир господина. Никому не поздоровится.

Он потихоньку тронул карету. Поехал по переулку. Вскоре они скрылись за поворотом.

— Ну, а мы пешочком, — сказал я. Проследил взглядом. Обернулся на свой дворик. — Ты нитки натянул? Капканы разложил?

Рит как раз вышел следом. Кивнул и улыбнулся.

— Конечно, господин. Все сделано. Никто не залезет. Нам бы еще собак завести, господин. Тогда точно никто не отважится.

Хорошая идея. Я тоже думал об этом.

— Вот-вот, займись этим. Когда вернемся.

Мы отошли пешком от дома. Время уже вечернее. Фонарщики зажигали керосиновые фонари. Невысокие деревянные столбы. На вершине чугунные стеклянные фонари с дверкой.

На мелких улочках фонарей нет. Или их там совсем мало. Насколько я знаю, газовые сейчас появились на Тверской.

— Куда мы идем, господин? — спросил Рит. — Долго нам идти?

Он улыбался прохожим. Те в ответ недовольно косились. Оглядывали одежду. Думали, что слуга над ними смеется.