Под знаком Σ (СИ) - Крымов Илья. Страница 24

– На меня не рассчитывай, я людей не убиваю, – отказался младший брат с широкой улыбкой. – Это плохо, вообще-то.

– Плохо, когда вместо головы пустой котёл, в котором только эхо тупых мыслей звенит, – отрезал Гней Юниор. – Никого из них не следует брать в расчёт, кроме Лакона и того, с наглой рожей.

– Его зовут Харисим, – сказал Тит сипловато.

– Не имеет значения. Если дед захочет, они все превратятся в пепел.

– Если дед захочет, – тоскливо протянул Гай, – то устоит Сицилии последний день Помпеи. Только нам-то с этого какая радость будет? И вообще, он уже столько лет здесь живёт, с чего бы им…

– Думай головой, думай головой, думая головой, – нервно процедил средний брат, – Пирокластикус и отец не имели права вернуться в Италию, это значит, никакой политической карьеры. А вот на нас запрет уже не распространяется.

Гай расхохотался в голос:

– Да уж, вы двое – такая угроза нынешнему родоправителю, а когда меня рожали, Вечный Рим и вовсе дрожал!

Оба брата уставились на Гая с холодной яростью в глазах.

– За нами первородство, – сказал Тит едва слышно. – И прекрати орать, homullus, тебя даже лярвы в Оркусе слышат.

##1 Мелкий человечишка; жалкий тип; ничтожество. (лат.)

– Я ещё покажу, какие города будут охвачены дымом, – добавил Гней Юниор.

Гай понял, что если не поостережётся, его сейчас побьют.

– Вы просто накручиваете себя. Лакон приехал посмотреть, как ты, Юниор, пыхаешь огнём. Вот и всё. Ты покажешь ему, и он уедет обратно в… где он там живёт? И всё. Мы никогда больше его не увидим.

– С каких пор ты глаза мочой промываешь, Огрызок? Они приехали проверить, пересёк ли дед Рубикон своей силы, можно ли расправиться с ним… Или ещё что похуже. Дорогие родственники что-то задумали, плетут против нас заговор, я уверен.

Тит прикусил щёки и умолк, наконец-то воцарилось молчание, а Гай вопросительно посмотрел на Юниора. Старший брат лишь медленно моргнул, выражая вселенское безразличие. Оба они знают Тита, как устроена его голова. Этот котелок никогда не был пуст и эхо в нём не гуляло, зато там зрели планы внутри планов внутри других планов. Средний брат всегда что-то обдумывал и зачастую что-то замышлял, а поскольку он был слишком умён, чтобы держать всех остальных за дураков, – подозревал, что и их головы работают как его собственная. С возрастом Тит понял, что умнее большинства, но к тому времени подозрительный, жестокий характер уже сложился. Пожалуй, не родись он в опальной ветви родового древа, непременно устремился бы в Имперский Сенат, политические течения всегда интересовали среднего брата, хотя бы потому, что лишь благодаря им вся их троица появилась на свет.

///

По дороге Гай мучился от обострившегося чувства неправильности. В последнее время он кое-как привык, человек, всё же, и не на такое способен, а вот теперь снова… Оно было надоедливым как громкий тиннитус, только не пищало в ушах, а мелко покалывало где-то в брюшной полости, в мозгу, в костях, отчего челюсти сжимались сами собой.

Путь процессии лежал в горы Неброди, где сорок с лишним лет назад после изгнания обосновался Гней Игний Пирокластикус. Обосновался относительно близко от самого большого вулкана Европы… и как только Вечный Рим такое допустил? Возможно, после великой инфамии, сопряжённой с тяжёлыми телесными наказаниями, на проигравшем мятежнике поставили жирный крест. А вот сам Пирокластикус на себе никогда крестов не ставил; он при помощи единственного раба перебрался через пролив на Сицилию и зарылся в землю близ Этны. Когда власть имущие узнали, было уже поздно, – изгнанник взял сердце империи в заложники.

Поначалу все невероятно напряглись, ожидая какого-нибудь сумасбродства, беспрецедентного по масштабам и свирепости, – дед такое умел, – но за прошедшие сорок два года он так и не выдвинул никаких требований, а просто продолжил сидеть в своей яме. Та являлась не слишком большой, но давно заброшенной каменоломней, которую не успели как следует разработать вширь. К ней не вели даже просёлочные дороги, без чёткого знания пути было не добраться, а вокруг выходившего наружу гранитного пласта рос тысячелетний лес.

Каменоломня имела форму неправильного овала, чья ширина воронкообразно уменьшалась книзу, а глубина составляла немногим больше актуса; её стены застыли потемневшими каменными оплывами после того, как новый хозяин окатил их пламенем для укрепления структуры, но с тех пор прошло много лет, в появившиеся трещины нанесло почвы и из них проросла зелень. За всё время Пирокластикус основательно обжился, при помощи наёмных работников поставил кузницу, склады, амбар, казармы и много чего ещё; наверху были срублены конюшни, которые оказались пусты, когда гости добрались до места.

От края вниз вёл один единственный серпантин, по которому первыми спустились пять экзальтов. Они осмотрели все постройки, никого там не нашли и сунулись было к щели, по сторонам от которой горели две большие жаровни. Когда великаны приблизились, огонь усилился, поднялся парой ревущих столбов, и краска стала отслаиваться от их брони, пришлось отступить.

Вскоре и все остальные оказались внизу, тогда из темноты за жаровнями вышел Сехемхет. Старый египтянин низко поклонился Касту Игнию Лакону и учтивым жестом пригласил его внутрь породы, под землю, в самое логово местного хозяина.

– Обустраивайтесь, – велел нобиль своему адъютору Харисиму, – а я нанесу дяде визит вежливости.

– Мой легат, позволь сопроводить тебя, – подступил Саламандр Иоаннис.

– Ради разнообразия это сделает Капитон. Из тебя слишком скучный собеседник.

Саламандр покорно склонил голову, а Возвышенный с сигнумом золотого быка на броне и знаками различия декана, последовал за господином в темноту. Два других великана хотели встать рядом с щелью как стражи, но огонь опять с рёвом погнал их прочь, так что пришлось посторониться.

– Огрызок, тихо, иди сюда.

– Чего тебе?

– Сюда иди, я сказал!

– Ты мне не центурион, иди нюхни коня под хвостом.

Средний брат зашипел сквозь зубы.

– Просто… м-м-м, я б тебя в колыбели задушил, если бы знал, что ты вырастешь не только уродом, но и занозой в моей…

– Ты упустил свой шанс, иди нюхай двух коней, – усмехнулся Гай.

– Просто привлеки к себе внимание через тридцать секунд, так, чтобы все смотрели.

– Зачем?

– Затем, чтобы стать полезным хотя бы ради разнообразия.

Гай задумался, а действительно, ради разнообразия можно было бы стать полезным хоть ненадолго.

– Нет.

– Послушай, ты… – от злости и напряжения Тит на несколько секунд прикусил щёку, – если я тебе расскажу, ты наверняка разболтаешь всё, а это тайна! Вопрос безопасности нашей фамилии!

– Тогда ладно, я начинаю отсчёт.

Когда Гай досчитал до тридцати, он как раз оказался рядом с гранитной глыбой, к основанию которой цепью приковали кувалду детского размера. Обычно внуки Пирокластикуса колотили эти глыбы до кровавых мозолей на ладонях, до десятого пота, до частичной глухоты от многократно отражённого в каменоломне грохота. Положив умбракулум на землю, Гай поплевал на руки и взялся за молотовище. С пронзительным воплем он грохнул железной чушкой о камень, потом ещё раз и ещё. Внимания добился пристального, а, завершив эту ответственную миссию, подобрал зонт и отправился гулять по дну карьера как ни в чём не бывало. Приятно для разнообразия побыть здесь, когда никто не гонит тебя тренироваться каждую десятую минуту.

Амбар изначально построили на мощных каменных подпорках с металлическими воротниками, дабы с земли в него не могли забраться никакие вредители. Здание из толстых брёвен, напоминающее традиционные жилища северо-восточных склавино-гетов, только без окон, лишь с одной дверью и зарешечёнными вентиляционными отверстиями. К сожалению, всё оказалось увешано замками. При этом поражает относительная тишина, куда делись безобразные наёмники, в огромном количестве жившие здесь? Казармы, судя по всему, пусты и… да, вычищены до блеска, а орава головорезов растворилась в воздухе.