Под знаком Σ (СИ) - Крымов Илья. Страница 8

– Почему?

– От спиритов постоянно чего-то ждут. Меня вот точно заставят идти в армию. А я не хочу.

Лакон остался абсолютно невозмутимым.

– Чего же ты хочешь? – спросил он.

– Сытно есть, сладко пить и долго спать, – отчеканил Гай. – Хочу быть самым бездеятельным человеком в империи, чтобы никто и ничего от меня не ожидал, не возлагал никаких надежд. Хочу, чтобы римские матроны пугали своих детей, говоря: «если не будешь стараться, станешь таким же безнадёжным как этот». Хочу…

– Я понял. – Лакон обратился к Агриколе. – Так ты говоришь, отрок не вполне здоров головой?

– Полностью здоров, но им с детства владеет мания говорить одну лишь правду.

– Значит, cursus honorum для него закрыт. Mollit viros otium, quid faciam postea constituam.

##1 Лень делает слабым, я приму решение позже.

Гай постарался не смотреть в сторону матери.

– На этом всё. Каста, не отставай.

Лакон покинул перистиль вместе с телохранителями и рогатой помощницей, а Тит немедленно схватил Гая за шею.

– Что ты такое несёшь всё время, Огрызок?! Кем ты выставляешь нас в глазах…

– Мама, он опять называет меня Огрызком!

– Тит, милый, отпусти брата, – отстранённо, с дрожью в голосе попросила Помпилия и быстро подошла к мужу. – Повелитель, я несколько… несколько взволнована происходящим. Прости мою дерзость.

Отец смял в кулаке письмо и бросил его Сехемхету.

– Что задумал отец?

Покатые плечи раба приподнялись и опустились.

– Повелитель, – тихонько повторила Помпилия, – ему же всего девять…

– Это уже решено, – Агрикола обернулся к жене, – Лакон сказал своё слово и нам остаётся лишь подчиниться. Никаких возражений, Гай сам навлёк на себя эту участь.

Помпилия закусила нижнюю губу, но дальше возражать не посмела.

– А наказание будет? – спросил виновник родительских треволнений.

– На твоём месте лучше спросить, каким будет наказание, а не будет ли оно вообще…

– Тит, – обманчиво спокойно сказал отец, – надеюсь, ты припасёшь свой строгий нрав до тех времён, когда обзаведёшься собственным потомством. А сегодня я смиренно прошу тебя разрешить мне самому управлять моей фамилией.

Тит отстал от Гая и склонил голову.

– Прости, отец.

Агрикола утёсом навис над младшим сыном и заглянул в его разноцветные глаза.

– Раз Парки вот так сплели узор твоей судьбы, Гай, я рассчитываю, что ты проявишь все свои способности и, по крайней мере, не заставишь нас с матерью и дальше краснеть за тебя.

Гай не стал говорить, что мама, как раз-таки, скорее побледнела от его ближайших перспектив, потому что правда в половине случаев влечёт беды и сожаления.

– Я постараюсь, отец.

– Верю. Фамилия, слушайте меня внимательно. Сейчас мы отправимся в западное крыло и проведём время там, не мешая авгурам обустраивать лабораторию и не докучая нобилиссиму. Сыновья, можете отдыхать, завтра силы понадобятся вам.

И Гая не потребовалось просить дважды.

В указанном крыле нашлось более чем достаточно просторных и роскошно обставленных кубикул с собственными лаватринами; а кроме того, хозяева пристроили отдельный спортивно-оздоровительный комплекс, состоявший из терм, гимнастических и массажных залов, камер для игр и отдыха. Даже небольшое святилище нашлось.

Вдоволь наглядевшись через окно на речные причалы невдалеке, Гай подёргал за шнурок и через некоторое время на пороге его кубикулы возник слуга, – один из штата, приехавшего с гостем.

– Чего желает перфектиссим?

– Есть! Кукина сейчас в ведении поваров нобилиссима, и я хочу узнать, чем он питается, чем балует желудок!

Слуга замялся.

– Нам не позволено обсуждать вкусы господина, перфектиссим. Скажу лишь, что он крайне умерен в выборе блюд, не терпит излишней роскоши или тяжести, употребляет лишь ту пищу, которую рассчитывает сжечь за время дневной работы.

Улыбка Гая померкла.

– Прямо как мой отец… И что, он одним пульсом питается?

– Я этого не говорил. Однако если перфектиссим желает, повара проявят свои навыки и накормят его от всей души.

– Перфектиссим желает! Пусть там расстараются, я ем много!

– Какие-нибудь особые пожелания, перфектиссим?

–Эм… Никакого гарума, и вообще ничего ферментированного, и никакой поски! Ненавижу поску! Всё остальное я ем.

– Нижайше прошу обождать.

Когда слуга удалился, Гай улёгся на огромную мягкую кровать, заложил руки за голову и стал разглядывать потолочную фреску с рождением Венеры. Полнотелая богиня предстала перед ним в едва прикрытом виде, вся такая воздушная и розовая, как поросёнок, даже захотелось вцепиться зубами в спелый бок, – он ведь не смог нормально позавтракать сегодня. Римляне вообще легкомысленно относятся к завтраку, обходясь малым или доедая с прошлого ужина, зато вечером наступает час традиционного объдания.

Ждать пришлось довольно долго, но это Гай умел, а когда раздался стук в дверь, он лениво крикнул:

– Открыто!

Слуг оказалось несколько. Они поочерёдно внесли три огромных овальных подноса, заставленных уймой блюд и поставили их на стол.

– Ну, наконец-то!

– Повара не знали, чего пожелает перфектиссим, и решили предоставить широкий выбор. Мы унесём лишнее.

– Лишние здесь вы, так что можете уходить.

Кажется, он смог выбить их из колеи, но слуги мгновенно подобрались и с поклонами вышли.

– Так, что мне сегодня боги послали?

А послали боги Гаю фигурно порезанных бутонами яиц, покрытых жирным сливочным соусом и декорированных тонко нарезанным огурцом, жареной пряной луканико из свинины с апельсиновой цедрой, бесподобно жирную гусиную печень, кровяную колбасу с чесноком и фенхелем, гороховую пасту с присыпкой из мелко нарезанного укропа, оливковую пасту с чесноком, морковью и семенами кунжута, салат из грибов, огурцов и лука с базиликом, заправленный льняным маслом, жаренные луковые кольца в панировке, поджаренных на вертеле цесарок в специях, печёного на углях кальмара, печёного в духовой печи окуня, ассорти из двадцати сыров, говяжью мякоть величиной с предплечье, нафаршированную чесноком с луковой поджаркой на сливочном масле, тигровые креветки в пряном масле; несколько сверкающих серебряных соусников: острый перечный соус, душистый мятный, кислый сливовый; графинчики с яблочным уксусом, ягодными, фруктовыми и овощными соками, отжатыми только что; в качестве закрывающего повара приготовили Гаю пышущих жаром пшеничных лепёшек на меду и жирных сливках с брусникой, засахаренных лимонов и апельсинов, хурму, сладких фисташек, миндаля и его самое любимое лакомство в мире – греческие орехи в меду.

– Это не трапеза, – понял Гай, – это вызов фамильной чести.

Он взялся за вилку. Пришлось трижды делать перерывы и ложиться отдыхать, но потом Гай возвращался за стол, потому что было слишком вкусно, невозможно отказаться. В конце концов, вытерев губы, он с кряхтением поднялся на ноги, пошатнулся, доковылял до кольца и дёрнул. Слуги прибыли скоро, вошли и замерли на пороге кубикулы.

– Передайте поварам, – сказал Гай, выпятив огромный шарообразный живот, – что соки я допью позже. Остальное можете – ик – уносить. Всё было очень вкусно. Идите, у меня много важных дел.

Это было правдой, ведь предстояло ещё съеденное переварить. Чувствуя, что на этот раз взял на себя слишком много, Гай улёгся на ложе и немедленно уснул.

///

Его разбудил настойчивый стук в дверь. Судя по освещению, наступил поздний вечер, напряжение в животе немного спало, но он всё равно поднялся. Зевая, Гай открыл дверь и замер, увидев над собой тёмный силуэт. Блеснули стёкла птичьей маски.

– Перфектиссим, завтра рано утром тебе предстоит сдать анализы натощак. Позже тебя пригласят в лабораторию Аврелия, до того времени ты сможешь только пить воду, но немного. Это всё.

– А если я не утренний метатель, а вечерний?