Гиперборейские тайны Руси - Демин Валерий Никитич. Страница 19

^{Рис. 19. Встреча с волхвом. Иллюстрация к балладе Пушкина «Песнь о вещем Олеге»}

«Тот свет» более чем четко прописан в русском фольклоре. Это выражается хотя бы в том, что речь идет о «свете», а не о «тьме», не о «мраке» и даже не о «сумраке». Никто из русских людей и никогда не говорил «та тьма». Темное царство тоже существовало, но не имело ничего общего с «тем светом». Вот, к примеру, как последний представлялся в народной сказке «Иван-царевич в Подземном царстве», записанной Н.Е. Ончуковым в начале ХХ века в Архангельской губернии (текст приводится с сохранением всех особенностей северного говора):

«…Шейчас Иван-царевич летел, летел и пал на землю, в подземельно царево; пал и прохватилса, стал смотреть – тьма, не винно свету, тольки слышит, что вода шульчит, ручей бежит. Он припал к ручью, пошшупал рукой, куда ручей бежит, по ручью и пошол, шол, шол, стал свет падать, вышол в подземельно царево; там таков же свет, как и у нас. Вышол к синему морю, у синего моря стоит избушка. В ту избушку привезена царска дочка на съеденье змею; кажны сутки по человеку с дому давали…».

В дальнейшем под воздействием христианства мифологема «тот свет» слилась с понятием рая, царством ослепительного света и неисчерпаемого блаженства. Отзвуки былых арийских и доиндоевропейских воззрений русского человека сохранились и в мистических стихах сектантов старообрядцев. Достаточно вчитаться в некоторые из сохранившихся в церковных архивах песнопений, дабы убедиться, что в их основе лежат не христианские образы, а древнее миропредставление, характерное для индоиранских огнепоклонников и славянских волхвов. Вот образец подобного духовного стиха из дореволюционного архива Соловецкого монастыря, где под спудом и за семью печатями хранились образцы крамольных сочинений представителей неканонических верований:

Видение светоносного мира («того света» по народной терминологии) – не просто реминисценции былого миропонимания. Такое видение доступно посвященным и просветленным людям во всякие времена. Поэтому описание Царства Света (безотносительно к тому, как оно конкретно поименовано) мы находим и в древних источниках, и у авторов более близкой к нам исторической эпохи. Подобную картину Царства Света, совпадающего и с уже упоминавшимися выше описаниями Золотого века, когда жили бессмертные и счастливые люди, дает средневековый манихейский текст, опирающийся на древнеиранские и иные источники:

Вам ничего это не напоминает? Ну конечно – «Аленький цветочек». Сказка обычно включается в число литературных и считается обработанной Сергеем Тимофеевичем Аксаковым, но в ней 99 процентов фольклорного материала, и слышал ее русский писатель в далеком детстве от неграмотной ключницы Пелагеи (параллели же с британской сказкой «Красавица и чудовище» объясняются общим индоевропейским источником их происхождения). Кто не переживал в детстве вместе с русским купцом его впечатления от волшебного Царства Света (рис. 20):

«Идет он день от утра до вечера, не слышит он реву звериного, ни шипения змеиного, ни крику совиного, ни голоса птичьего: ровно около него всё повымерло. Вот пришла и темная ночь; кругом его хоть глаз выколи, а у него под ногами светлёхонько. Вот идёт он, почитай, до полуночи, и стал видеть впереди будто зарево, и подумал он: “Видно, лес горит, так зачем же мне туда идти на верную смерть, неминучую? ” Поворотил он назад – нельзя идти, направо, налево – нельзя идти; сунулся вперёд – дорога торная. “Дай постою на одном месте, – может, зарево пойдет в другую сторону, аль прочь от меня, аль потухнет совсем”.

^{Рис. 20. Иллюстрация к сказке «Аленький цветочек». Художник Л. Ионова}

Вот и стал он, дожидается; да не тут-то было: зарево точно к нему навстречу идёт, и как будто около него светлее становится; думал он, думал и порешил идти вперёд. Двух смертей не бывать, а одной не миновать. Перекрестился купец и пошёл вперёд. Чем дальше идёт, тем светлее становится, и стало, почитай, как белый день, а не слышно шуму и треску пожарного. Выходит он под конец на поляну широкую, и посередь той поляны широкой стоит дом не дом, чертог не чертог, а дворец королевский или царский, весь в огне, в серебре и золоте и в каменьях самоцветных, весь горит и светит, а огня не видать; ровно солнышко красное, инда тяжело на него глазам смотреть. Все окошки во дворце растворены, и играет в нём музыка согласная, какой никогда он не слыхивал.

Входит он на широкий двор, в ворота широкие, растворенные; дорога пошла из белого мрамора, а по сторонам бьют фонтаны воды, высокие, большие и малые. Входит он во дворец по лестнице, устланной кармазинным сукном, со перилами позолоченными; вошёл в горницу – нет никого; в другую, в третью – нет никого; в пятую, десятую – нет никого; а убранство везде царское, неслыханное и невиданное: золото, серебро, хрустали восточные, кость слоновая и мамонтовая.