Соль под кожей. Том первый (СИ) - Субботина Айя. Страница 30

Завольский с Андреем провожают гостей, и пока у них там чисто мужские разговоры, мы стоим в стороне и изображаем «правильных девочек», которые знают, когда вовремя не лезть под руку. Хотя в этом только моя заслуга, потому что Регина несколько раз порывалась вставить свои нафиг не нужные пять копеек в темы, совершенно ее не касающиеся. Любой другой мужик уже давно бы в крепких выражениях объяснил этой тупой овце, кто она, для чего и где ее место, но Завольский-старший сдувает с нее пылинки, предвкушая скорое отцовство. У него на этой теме какой-то бзик. Интересно, если бы он знал правду об Андрее, то так же стремился бы настрогать в этот мир еще больше своих выродков?

— Мне не нужны советы уборщицы, — фыркает Регина, и порывается снова пойти к мужчинам.

Хватаю ее за локоть и подтягиваю назад как норовистую лошадь. Она нарочито громко охает, Завольский озирается, и я машу рукой, давая понять, что у нас все в порядке и ситуация под контролем.

Регина прекрасно знает, с какой должности начиналось мое восхождение, но называет меня уборщицей нарочно, чтобы унизить. По моему мнению, эта пустышка даже ногтя любой уборщицы не стоит.

— Если ты думаешь, что сможешь вбить клин между мной и Завольскими, то мне жаль тебя разочаровывать. — Я улыбаюсь Андрею, который тоже косится в нашу сторону. Мысленно вздыхаю и, не веря, что собираюсь произнести это вслух, предлагаю мировую: — Нам не обязательно любить друг друга, но мы можем легко уживаться в рамках одной семьи.

Мне насрать на ее хорошее отношение, но, чтобы сосредоточиться на больших делах, я должна быть уверена, что никакая мелкая дрянь не воткнет иголку мне в задницу. Иногда даже у таких бестолочей, как Регина, иногда получается спонтанно организовывать неприятные проблемы.

Будь в ее голове хоть немного мозгов, она приняла бы мое предложение, но ей слишком жмет корона. Регина разворачивается ко мне всем корпусом, выпучивает глаза.

— Уживаться? Думаешь, я не в курсе твоих планов?!

Она не может быть в курсе «моих планов», но я все равно фокусирую внимание на каждом слове, которое вылетит из ее рта.

— У тебя ничего не получится, уборщица.

— Понятия не имею, о чем ты. — Ни один мускул на моем лице не дергается, и Регину это только еще больше раздражает.

— Ой, да брось! Все же прекрасно знают, зачем ты охмурила этого теленка!

В эту минуту я почти жалею, что мы стоим достаточно далеко и из дома разносится музыка. Было бы интересно увидеть реакцию окружающих на ее откровения.

— Мы с Андреем любим друг друга. О каком теленке идет речь? Или ты… — Округляю глаза, разыгрывая театральное удивление, и от возмущения прикрываю рот рукой. — Регина, как ты можешь так говорить о своем пасынке?

— Перед кем ты притворяешься, уборщица? — не в силах сказать ничего адекватного в ответ, Регина снова скатывается в банальные оскорбления. Типичная тактика людей, чей IQ болтается на уровне аквариумной рыбки. — Думаешь, если ухватила сынка, то теперь в шоколаде?

— Боишься остаться без содержания, когда овдовеешь? — интересуюсь я.

— Даже не мечтай, уборщица, — раздраженно шипит Регина, нарочно выпячивая вперед свое пока еще абсолютно невидимое пузо. — Скоро я рожу Юре сына, и вы не получите ни-че-го.

Она медленно, явно подражая героине какого-то фильма, разворачивает перед моим носом средний палец. В общем, типичное поведение для внезапно разбогатевшей хабалки. Как там говорят — можно вывезти человека из дерьма, но дерьмо из человека вывезти невозможно.

— Очень честолюбивые планы. — Я продолжаю намеренно бесить ее своим удавьим спокойствием. — Кажется, мать Андрея тоже думала, что навсегда в жизни Завольского. А потом он сменил ее на новую любовницу. И та тоже наверняка не планировала съезжать из дворца так быстро. Но потом появилась Лиля — и начался новый виток. Ты же знаешь, что случилось с бедняжкой Лилей?

Регина несколько раз моргает глазами, не в силах произнести ни звука. Хотя, должна признаться, участь Лилии (третьей почти_жены Завольского-старшего) действительно вызывает легкий шок. Я видела всего пару фотографий того, что осталось от ее лица, и точно не хотела бы увидеть их еще раз.

— Я устала от тебя, — слегка заикаясь, Регина спешно ретируется с поля боя в дом.

А я с наслаждением вдыхаю морозный ночной воздух и делаю еще одну пометку — навести справки о судьбе бедняжки Лилии, которую, после всего случившегося, Завольский просто вышвырнул из своей жизни, как слишком рано износившуюся вещь. Андрей неохотно упоминал подробности той истории, но его мать однажды распустила язык. Со свойственной всем бывшим обиженным женам злобой, она проболталась, что Завольский выбросил Лилю буквально на помойку, оставил без содержания и отказался оплатить ее пластические операции и реабилитацию, на которых настаивали хирурги. Чтобы хоть как-то поставить девушку на ноги, ее родителям пришлось продать единственное жилье, но ни о какой пластике, естественно, речь уже не шла. После этого следы Лилии затерялись. Если только она жива и в здравом уме, то захотела бы воспользоваться возможностью насолить Завольскому за то, как он с ней обошелся.

Нужно засучить рукава и поглубже засунуть руки в помойную яму этого семейства — там наверняка еще много «вкусного».

Я жду, пока Андрей с отцом, наконец попрощаются с гостями, и подойдут ко мне. Я тут же снова прилипаю к жениху, улыбаюсь на все тридцать два, потому что этот именно то, чего от меня хочет Завольский-старший. Учитывая Андрюшино поведение, он наверняка думает, что его сын — эдакий брутальный самец, а я, как положено бесхребетной влюбленной женщине, выпрашиваю у него ласку. Это именно то, что мне нужно — пока человек убежден, что нашел оправдание странному поведению другого человека, он не будет замечать очевидные сигналы, указывающие совсем на другое «отклонение».

— Может, останетесь? — неожиданно радушно предлагает папаша Андрея. Крепко хлопает Андрея по плечу и того кренит в сторону, так что приходится стать той единственной опорой, которая уберегает его от неминуемого падения. — Вспомнишь молодость, сынок, как таскал одноклассниц в свою койку, а мать ругалась на ваш визг.

Я чувствую, как напрягается спина Андрея, на которой я держу руку.

— Ты правда так делал? — изображаю каплю ревности и, в свою очередь, тоже несильно шлепаю его по груди.

Андрей нервно отстраняется, бормочет, что уже давно никого не таскает в свою постель и предлагает меня подвезти.

— Нет, дорогой, — я изображаю легкое алкогольное опьянение, хотя весь вечер только мочила губы в бокале с шампанским, — сегодня я хочу побыть школьницей.

Мы с Завольским-старшим перемигиваемся и оба смотрим вслед Андрею, который уже на полпути к машине.

— Как продвигается работа? — из голоса папаши тут же пропадает вся игривость. О шкурных делах он любит говорить тоном большого начальника.

— Хочу кое-что доделать в выходные, сделаю последнюю сверку и в понедельник буду готова предоставить вам схему на одобрение.

— Тут такое дело… — Он поглаживает один из своих подбородков, — появилась пара нюансов.

А вот хрен там. О нюансах он сообщил бы мне по телефону. Речь, скорее всего, о дополнительных участниках — сегодня я пару раз замечала, как он уединялся с гостями, и выражение их лиц красноречиво говорило, что обсуждение было напряженным.

— Кто-то еще хочет нагреть государство? — слегка понизив голос, высказываю догадку вслух.

Завольскому категорически не нравится эта формулировка, как и многим из тех, кто предпочитает рисковать, лишь бы не отдать часть прибыли. Есть в этом что-то безобразно воняющее лицемерием.

— Нужно вписать в схему еще кое-кого, — нехотя говорит папаша Андрея.

— Да без проблем, — пожимаю плечами, потому что от количества слагаемых вся схема точно не изменится и не сломается. — Будут некоторые замедления с трафиком наличности, но мы же все взрослые люди и понимаем, что несколько дней задержки стоят того, чтобы накопить на БигМак.