Супружеское ложе - Гурк Лаура Ли. Страница 4

— Вы и я под одной крышей? Господь не допустит!

— Одна крыша, один обеденный стол…

Он помолчал и окинул ее жарким взглядом.

— Одна постель.

— Если вы воображаете… если вы в самом деле… если считаете… если…

Она осеклась, поняв, что заикается и бормочет всякую чепуху. Но мысль о том, чтобы терпеть его ласки после всех женщин, с которыми он переспал, была так возмутительна, так невыносима, что она едва могла говорить.

Поэтому Виола глубоко вздохнула, попыталась успокоиться и начала снова:

— Вы безумец, если воображаете, что я позволю вам до меня дотронуться.

— Нравится вам или нет, но детей можно зачать единственным способом. И в этом нет ничего безумного. Супружеские пары занимаются этим каждый день, и отныне мы последуем их примеру. И поверьте, нам давно пора это сделать, поскольку вовсе не постельные игры стали причиной нашего отчуждения.

С этими словами он поклонился, повернулся и направился к двери.

Виола в отчаянии уставилась в его широкую спину.

— Боже, как я презираю вас!

— Спасибо за то, что уведомили меня об этом печальном факте, дорогая, — отпарировал он. — Иначе я бы не заметил!

Он уже взялся за дверную ручку, но помедлил и полуобернулся. Сейчас она видела его лицо в профиль. Каштановая прядь падала на лоб. К ее удивлению, на губах не играла обычная беззаботная улыбка. И в голосе звучала непривычная печаль:

— Я никогда не хотел ранить тебя, Виола. Жаль, что ты мне не веришь.

Не будь он таким негодяем, она могла бы поклясться, что в его глазах промелькнуло нечто вроде сожаления. Но этот негодяй и лжец никогда не любил ее.

Правда, она так и не успела убедиться в искренности его сожаления: лицо его вновь приняло беспристрастное выражение.

— Вы не можете меня заставить! Вы прекрасно знаете, как я вас ненавижу! Неужели вы способны лечь в постель с женщиной, которой вы противны?

— Постель очень удобное место для того, чтобы зачать наследника, но если у тебя есть иное предложение, я готов его выслушать. Конечно, прошло много времени, но, насколько припоминаю, рискованные любовные игры были одним из твоих излюбленных способов времяпрепровождения.

Виола вскипела, но, не дав ей сказать ни слова в ответ, виконт исчез.

Негодяй!

Кипя гневом, она стала метаться по библиотеке. Ненависть и злоба были так велики, что она задыхалась. Трудно поверить, что когда-то она питала к мужу совершенно иные чувства!

Девять лет назад, когда она впервые увидела Джона Хэммонда, все произошло как в романе. Стоя на другом конце переполненного бального зала, он отыскал ее глазами, улыбнулся, и вся жизнь Виолы разительно изменилась.

Тогда ему было двадцать шесть, и она могла поклясться, что не видела мужчины красивее: глаза цвета бренди, тело атлета, точеные черты лица. Он получил титул всего год назад, но с таким же успехом мог оказаться не виконтом, а простым торговцем — ей было все равно. В ту ночь, на балу, она страстно влюбилась в этого сильного, красивого мужчину, завоевавшего ее семнадцатилетнее сердце своей неотразимой улыбкой.

Она никогда бы себе не призналась, но сейчас он был еще более привлекателен, чем тогда. В отличие от многих своих ровесников не растолстел и не облысел. Кто угодно, только не Джон. Он по-прежнему обладал идеальной спортивной фигурой, а зрелость только придала ему сил. Тонкое сукно фрака облегало широкую грудь и плечи. Длинные ноги в темных брюках казались еще более мускулистыми. Все те же выразительные глаза, только появились гусиные лапки морщинок. Он слишком часто смеялся в обществе других женщин.

Сколько их было, этих женщин?

Виола опустилась на стул, снедаемая горечью, которую, как считала еще утром, давно успела преодолеть. Несмотря ни на что, она любила его, любила с безумной силой. И вышла замуж, искренне считая, что солнце сияет только для него. Как она жестоко ошибалась!

Он уверял ее в своей любви. И лгал… Потому что женился не ради любви, а из-за богатого приданого. Свою любовь она растратила на человека, который был к ней равнодушен. Который решил, что должен жениться по расчету. Чье сердце никогда ей не принадлежало.

Виола вскочила. Все это в прошлом. Она давно пережила предательство и признала собственную глупость. И пока он менял любовниц, она все это время строила свою собственную, обособленную от него жизнь. Спокойную и мирную жизнь, заполненную благотворительной работой, дружбой с порядочными людьми и безмятежностью. И она не намеревалась ничего менять. Супружеский долг вместе с супругом может катиться к дьяволу, где ему самое место.

Джону неожиданно изменил голос. Он замолчал, невидящими глазами уставясь на раскрытый томик Шекспира в руке. Попытался продолжать, но язык его не слушался.

Тогда он отвернулся и оглядел осыпающиеся серые руины замка Ни, высившиеся вдалеке. Они с Перси частенько играли там во время летних каникул. Устраивали осады, вели битвы и поединки.

У Джона как-то странно сжалось сердце при воспоминании о тех днях, проведенных в Харроу и Кембридже. О лодочных гонках на майской неделе. [2] И о том, как Перси всегда был рядом. Принимал участие в каждой студенческой проделке, каждой авантюре. Делил с ним радость и боль. Даже влюбленность в одну девушку не помешала их дружбе.

«Ваш кузен умер. Неужели вам безразлична его смерть?»

Слова Виолы снова и снова возвращали его к действительности, врывались в его смятенные чувства. Скорбь? Как несправедливо с ее стороны задавать подобные вопросы. Скорбь давила Джона, но для него немыслимо выказывать на людях свое горе; все должно быть глубоко скрыто под маской учтивости. Недаром он много лет учился носить эту маску, неустанно совершенствовал это умение. Виола совсем другая, она никогда не скрывала своих мыслей и чувств. Он не понимал этого. Никогда не понимал.

Кто-то негромко кашлянул. Джон набрал в грудь воздуха и постарался взять себя в руки. Все ждали. Усилием воли он нашел то место в «Цимбелине», на котором остановился, и продолжил:

Захлопнув книгу одной рукой, он нагнулся и набрал горсть земли. Но прежде чем бросить на гроб, прислушался к словам викария, читавшего заупокойную молитву.

Прах к праху. Перси мертв.

Джон снова протянул руку, но не смог уронить землю на полированную поверхность гроба. Рука дрожала, и он крепче сжал в кулаке влажную землю. Повернулся и, хватая ртом холодный весенний воздух, отошел от собравшихся у могилы.

Добравшись до развалин замка Ни, он первым делом подошел к рухнувшей банане и отбросил томик Шекспира.

Память его не подвела. Джон нащупал шатавшийся камень и вынул его из стены.

И точно. Он все еще был на месте, тот тайник, который они когда-то устроили вместе с Перси. Здесь они прятали строго запрещенные вещи, такие как нюхательный и трубочный табак, неприличные рисунки и тому подобное. Однажды Джон даже сунул сюда сорочку Констанс, прелестную штучку из тонкого муслина с кружевами, вышитую желтыми нарциссами. Как-то летним днем тринадцатилетний Джон украл сорочку из ее гардероба и спрятал здесь. К его удивлению, Перси, узнав обо всем, наградил кузена ударом в челюсть. Двенадцать лет спустя Джон танцевал на их свадьбе.