К сожалению твоя (ЛП) - Бейли Тесса. Страница 23

Натали открыла рот, но ничего не вышло.

— Это из-за того, что я тебе сказал? — Медленно Август прижал ее запястья высоко над головой, его рот завис в дюйме от ее рта. — Думаешь, я позволю тебе из жалости трахнуть меня, принцесса?

Вызов, даже если это была лишь частичная правда, раздражал.

— Основываясь на том, как твой стояк сейчас пытается войти в мой пупок? Да.

— Прошло много времени. — Он в замешательстве. Он прижал их лбы друг к другу, глядя ей прямо в глаза. — Ты тоже сбита с толку, если думаешь, что я позволю тебе позже объяснить это какой-то чушью о том, что мне плохо. Этого не произойдет.

— Ты пытался сделать что-то благородное, — торопливо прошептала она. — Все это время.

Его челюсть сжалась.

— Это не имеет к нам никакого отношения. — Они так долго дышали друг другу в рот, что она потеряла счет тому, кто вдыхал или выдыхал. Только знала, что ее грудь болит так же сильно, как плоть между ее ног, и Август был таким твердым, что она могла почти чувствовать боль и голод в каждом дюйме его тела. — Я не могу трахнуть тебя, когда твоя голова не в том месте. — Его рот переместился к ее уху, открытые губы скользнули по нему из стороны в сторону, а затем в ее волосы.

— Но я бы душу продал, чтобы снять эти трусики и ощупать тебя, Натали. Тот факт, что я никогда не заставлял тебя кончать, съедает меня заживо. Ты понимаешь это? Это первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь утром. До сих пор не довел Натали до оргазма. День восемьдесят второй, когда я не заставляю эти две горячие ноги трястись и не скинуть лампу с моего столика.

Это ад. День за днем.

Ее мозг изо всех сил пытался осмыслить его слова. Это были сексуальные слова. Ее телу они очень понравились. Что касается логики и ее способности к дедукции? Обход стока.

— Ты… не хочешь, чтобы я заставляла тебя…

— Кончать? Ага. В другой раз. Когда причина меня не бесит. — Он просунул свой грубый указательный палец по центр пояса ее трусиков, так близко к вершине ее щели, что она застонала, ударившись головой о кафельную стену. — Скажи «да», если мне можно спустить эти трусики тебе до колен.

— Да, — сказала она с дрожащим выдохом. Разве она не должна была ненавидеть резкость, с которой он с ней разговаривал? Да? Разве она не нормально? Когда тот же метод общения стал словесным наркотиком для ее чувств?

— Да… Ты можешь.

Со стоном, от которого она потеряла голову, он сжал переднюю часть ее нижнего белья так сильно, что она поклялась, что он собирается сорвать его, но вместо этого он с силой стянул их вниз, его тяжелое дыхание стало громким в душевой кабине. Плетение вместе с ее вздохами. Вздохи, которые только усилились, когда эта огромная рука с толстыми пальцами потянулась вверх по внутренней стороне ее бедра, и он грубо схватил ее киску, массируя ее, пока он держал ее в рабстве с разрывающимся зрительным контактом.

— Почти получил это несколько месяцев назад. Я ненавижу себя за то, что промахнулся.

Зубы буквально стучали.

— Можешь стрелять прямо сейчас.

— Нет, — прохрипел он, раздвинув ее плоть средним пальцем и так быстро войдя в нее этим единственным пальцем, что она вскрикнула, вставая на цыпочки, когда его сильное тело прижало ее к стене, его рот был на одном уровне с ее губами. — Нет, теперь я хочу от тебя гораздо большего.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Из-за его плеча струи душа полились дождем воды между ними, капля теплой влаги разошлась вокруг его руки, где он начала действовать, медленно, слишком медленно водя пальцем туда-сюда, пока он смотрел на ее лицо. Казалось, он охотился за каждой маленькой реакцией и использовал ее, нажимая глубже, когда она хныкала, отступая, когда она начинала тяжело дышать и покачивать бедрами. — Пожалуйста, Август. Мне нужно…

— Ты получишь это. Ты всегда получишь это от меня. Просто позволь мне насладиться тобой. — Фаланга его большого пальца прижалась к ее скользкому от воды клитору и потерла, заставляя ее спину навязчиво выгнуться от стены, звезды плясали перед ее глазами. — Боже. Ты такая чертовски красивая, Натали. Бьюсь об заклад, ты натираешь себя дорогим лосьоном и втираешь дважды в день, чтобы так выглядеть… — Он лизнул ее. От изгиба ее плеча до шеи и линии подбородка, все время нажимая его палец выше и глубже. — Проклятие. Черт, так влажно. Ты бы скользила по мне, как во сне, не так ли, принцесса?

Она больше не могла терпеть грязные разговоры. Это подавляло ее, вместе с его прикосновением, от которого она определенно не ожидала… опыта. И внезапное доказательство того, что он определенно делал это раньше, вызвало у нее иррациональное раздражение. До такой степени, что, когда он прижался своим ртом к ее губам, она прикусила его нижнюю губу и сильно потянула.

— Ты слишком хорош в этом, — сказала она, выдохнув. Затем, на более тихом дыхании: — Мне это нравится. Но я ненавижу это.

Глядя на нее, нахмурив брови, он вынул средний палец, соединил его с безымянным и потер ее клитор, сначала медленно, затем с большим нажимом. Быстрее. Это привело к смущающему плаксивому стону Натали, который, как она клялась, исходил от кого-то или откуда-то еще.

— Скажи мне, почему ты ненавидишь меня за то, что я хорош в этом, — сказал Август, его губы коснулись ее губ из стороны в сторону. — И я буду продолжать, пока твои колени не подкосятся.

— Я не хочу, чтоб м-мои колени подкосились.

— Да, ты знаешь.

— Быстрее. — Боже мой.

— Ты же знаешь, что я тебя поймаю.

— Меня? — захныкала она.

Его зубы впились в ее челюсть.

— Да.

Черт. Она знала это. Почему она это знала? Причина была не ясна, сейчас ничего не было ясно, кроме того факта, что загорелся фитиль, и огонь мчался по земле к пороховой бочке, которая была телом Натали. Взрыв, взрыв.

Когда это прикосновение немного замедлилось, она вскрикнула.

— Ты хочешь, чтобы я продолжал, не так ли? — спросил он, не отрывая рта от ее шеи.

— Остановись, и я убью тебя.

Эти два пальца погрузились в нее, согнулись глубоко и выдвинулись вверх.

— Тогда ответь мне, Натали, — прорычал он ей в рот, пока она беззвучно кричала, слепя глаза, выпуская, сотрясая выходные ворота. — Это должны быть только ты и я. Вот почему тебя сбивает с толку то, что я знаю, как прикасаться к женщине. Это так?

Да. Была ли это ревность? Она не могла вспомнить. Не чувствовал его со школы. По крайней мере, ни о чем, что не было связано с работой.

— Я не признаю этого вслух.

— Убийство в твоих глазах сделало это за тебя. — С их поверхностным дыханием и паром, затуманивающим каждый угол душевой кабины, с телами, блестящими от конденсата, Август добавил третий палец. Он проглотил ее стон поцелуем, работая все глубже и глубже, пока не нашел то… то место, в котором она была уверена, никогда не было таким чувствительным, и он играл с ним подушечками своих грубых пальцев. И о нет, о нет. Ладонь его руки надавила на ее клитор, сильнее, сильнее, пока ее ягодицы не прижались к стене душа.

— Я даже, блядь, не могу вспомнить, каково это — хотеть чего-то, кроме этой киски, принцесса. Твоей. Я не смотрю направо или налево. Без исключений. Поняла?

Это звучало опасно близко к клятве верности, и она действительно не должна была испытывать облегчение или удовлетворение, услышав это. Не в этой настройке. Одни в своем душе, где они были единственными свидетелями этого. Это сделало обмен реальным. Не фарсом. Кроме того, она не должна была подниматься на цыпочки и сжимать их рты вместе, целуя его, словно чтобы вознаградить, эти пальцы имитировали секс между ее бедрами. Набирая темп вместе с их поцелуем, пока она больше не могла концентрироваться на обоих, и ее голова упала на плечи, вздох его имени сорвался с ее губ, когда оргазм достиг пика…

— Август, Боже. Да. Да.

— Хорошая девочка. Я понял тебя.

Получил ее? Верно. Потому что ее колени подогнулись , как и предсказывалось, и у нее даже не было места, чтобы обидеться или смутиться из-за крепкой левой руки, которой он обхватил ее за спину, чтобы удержать в вертикальном положении. Она была слишком занята, дрожа от самого сильного оргазма за последнее время. И он знал, как заставить ее пройти через это. Знал, что нужно остановиться и крепко держаться, крепко вжав правую ладонь в ее пульсирующую плоть и извиваясь, стон из ее рта, как довольный зверь, как будто облегчение получал он, а не Натали.