Шелест 4 (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 17
Разговор их слышали не только эти двое, иные так же прислушивались. Кто от скуки, кто с интересом, а кто и с потаённой надеждой. Хотя, конечно, это не значит, что они сейчас же подадутся в бега, на поиски земли обетованной, что Азовским княжеством зовётся. Тем паче, что прежде о таком никто и слыхом не слыхивал. Да и о граде таком на берегу Дона, ведомо было не всем.
Опять же, зачем бежать так далече, если в том же Воронежском да Киевском княжествах близ границы с Диким полем, указом государя, выдачи нет. Правда, там о таком подспорье в обзаведении хозяйством никто и слыхом не слыхивал. Хотя подняться конечно помогают, потому как без крестьянина землица жить не может. Но чтобы давать столько, да без возврата, о таком никто и никогда не слышал.
Выйдя с торжища, они прошли вверх по улице, и вскоре вошли в трактир при гостинице. Небольшой обеденный зал, недалеко от входа за накрытым столом расположились их товарищи. В дальнем углу расположился их командир.
— Докладывайте, — утирая рот салфеткой, приказал Суханов.
— Потолкались по торжищу, в разных местах об Азовском княжестве поговорили. Разок на драку чуть не нарвались, но обошлось. Да только… — начал было и осёкся парень.
— Говори, Лука, не бойся, не осерчаю, — подбодрил Суханов солдата.
Он отправился в это путешествие в сопровождении десятка солдат, переодетых в гражданское платье. На его плечи и плечи товарищей легла задумка Ярцева по отправке в Азов первых переселенцев. Согласно его плана, солдаты должны были вернуться к своим семьям и уговорить их перебраться на новое место. Своей кровиночке-то веры куда больше, чем кому иному.
— Да без толку это, Александр Фёдорович. Не поверит нам никто, — вздохнув, развёл руками парень, и убеждённо закончил.
— С одной стороны, ты врав, Лука. Но с другой, ошибаешься. Прав, потому что я и сам сильно удивлюсь, коли в первый год к нам прибудет хоть один беглец. Скорее уж по пути у донцов осядет, чего ему лишние версты на лапти наматывать. Там-то вольница известная. И пахать далеко не всегда надо, хватает и тех, кто с разбоя живёт. Один удачный набег, год кормить станет. А ошибаешься, потому как вода камень точит, и чем больше слухами земля полнится, тем выше шанс, что найдутся желающие до Азова дойти. От брошенных вами камней, по воде волны разойдутся, и толк в любом случае будет.
— Сомнительно оно как-то, Александр Фёдорович. Честно скажу, я хочу своих уговорить, потому как верю Марии Ивановне, она слов на ветер не бросает. Но и сомнение имею, что у меня это выйдет.
— Так ведь не ты первый будешь, и уж поверь, не ты последний. Или ты не желаешь? Тогда забудь, просто выберем другого.
— В том, что сумею уговорить батю, сильно сомневаюсь. Но в том, что я прав, уверен.
— Вот и ладно. Обедайте, и будем собираться в дорогу.
— Слушаюсь, — в один голос ответили оба распространителя слухов.
До постоялого двора близ деревеньки из которой был родом Лука добрались к вечеру. Условившись о месте встречи парень поспешил к родному дому, из которого год назад ушёл рекрутом на военную службу.
Сказать, что его переполняло волнение, это ничего не сказать. И дело даже не в том, что пройдя через жёсткую муштру и горнило сражений, он успел истосковаться по дому. Поначалу-то было, но заботами недремлющих и не знающих жалости десятников, мысли о доме и любимой быстро выветрились из его головы.
Сейчас он едет в отчий дом, будучи одет пусть и в простого кроя, но добротную одежду, а в кармане его звенит полновесное серебро. Вот что главное. Уходил он босоногим парубком, возвращается зрелым и состоятельным мужем. Пусть и получится погостить свосем недолго.
— Лука⁉ Батя, Лука приехал! — закричала во всё горло младшая сестрёнка, Зинаида.
Год меж ними разница. Уж настоящая невеста. Через месяц можно будет узоры принять, а там и о замужестве подумать. Поди и жених уже имеется. Когда уезжал оно вроде никого на примете не было. Но и она только сейчас в возраст всходит.
Лука спрыгнул из седла на землю, и ведя в поводу лошадь вошёл на двор, где прошла вся его короткая жизнь. Из коровника послышалось мычание Марфуши, вернулась кормилица с пастбища и матушка уж затеялась с вечерней дойкой.
— О к-каков, — сунув большие пальцы за поясок, хмыкнул вышедший на крыльцо отец.
— Здравия, батюшка, — с поклоном, приветствовал он родителя.
Зинка стремглав пронеслась по двору, и вбежала в коровник, подменить матушку. Братца и после обнять сможет, а вот худобу обиходить надо как ни крутись. Пусть пока матушка порадуется, а она уж после своё возьмёт. И к Таське нужно будет сбегать, обсказать, что Лука вернулся. А то её уж почитай просватали за Федула. Эвон братец каким орлом возвернулся, глядишь и сам посватается, да выкупит у барина…
— Стало быть, в побег зовёшь, — хмыкнул отец, когда Лука рассказал о цели своего визита.
— А что тебя тут держит, батя? Долги, да кабала? А там новая жизнь, добротный дом, Одна корова на четверых домашних, добрая лошадь, с сильным узором, Осьмнадцать десятин земли, по шесть тебе, Кольке да Сане, — кивнув на младших братьев, произнёс Лука.
— А тебе чего же?
— Так я служилый. Мне пока служба положена, а там как пожелаю осесть на земле, то же надел со всеми подъёмными дадут, а нет, так иначе помогут пристроиться. Не решил я ещё, встану ли за соху иль ремеслом каким займусь. Нас в полку не только стрелять, да штыком колоть учат.
— Это как это не решил⁉ Это что за разговоры такие⁉ Ты мне это брось! Не решил он. От веку наш род с земли жил, чтил её, лелеял и обихаживал. Прадеды твои так жили и ты станешь. Понял ли? — стукнул мужик кулаком по столу.
— Понял батя. Прости. Бес попутал, — поспешил повиниться Лука.
— То-та же, — прихлопнул хозяин дома, удовлетворившись тем, что его авторитет незыблем и последнее слово осталось за ним.
Матушка тем временем поспешила перекреститься на образа, и осуждающе глянула на Луку, мол чего нечистого на ночь глядя поминать. Сын слегка развёл руками, виноват мол, больше не буду.
— Ты верно знаешь, что всё-то, что обсказал, будет дадено без обману? — поинтересовался отец.
— Истинный крест, батя. Туда уж пару десятков семей наши привезли. Попервах всех расселяют в домах брошенных турками. Добрые дома, но постоянно там станет жить ремесленный люд. А для землепашцев поставят три больших села, с просторными домами, да при защите редутов. От Азова недалече, всего-то десяток вёрст. Землица целинная, но добрая, чернозём.
— Хм. Кто бы иной сказал, та не поверил бы. Да и тебе, если честно… Молод, ты, жизни не видел, веришь всему, что тебе не скажут. А ну как великая княгиня подманивает люд, чтобы после похолопить. Ту-то всё сызмальства знакомо, кажный бугорок знаю, кажную ветку помню, да и барин наш, почитай у меня на глазах вырос. Суров, и своего не упустит, особо разжиреть не даёт, не без того. Но справедлив, не то что иные, хоть его ближний сосед. Наш Сильвестр Авдеевич непотребства не попустит, и девок не портит, если только по желанию, да с молчаливого одобрения родителей. А порет, так тока за дело, не от злобы, а для науки. Ну и чего нам от добра, добра искать?
— Батя…
— Цыть! Тут крепко подумать надо.
— И сколь ты думать будешь?
— Дня три, я полагаю, чтобы уложить все думы мне хватит. М-да. Нет, не хватит. Больше надо. Опять же, сколь добра нажито. Всего ведь с собой не унести. И коли в побег уходить, знать Марфушу с собой уж не увести, поди не лошадь и дальнюю дорогу не осилит. Выходит, продавать надо. А как поспешать, так цену добрую никто не даст. Потому надо с ленцой расторговываться. Неделя, — прихлопнув ладонью наконец решил отец.
Лука лишь тяжко вздохнул. Это получается, батя через неделю лишь ответ будет готов дать, стронутся они с места или нет. После начнёт расторговываться с крестьянской обстоятельностью.
Это если вообще позабыть о том, что пока он будет телиться, Сильвестр Авдеевич прознает о задуманном. А тогда быть бате поротым, а Луке, вместе с Александром Фёдоровичем и остальными, идти под суд. Потому как подстрекательство к побегу, есть преступление против государственных устоев, и карается сурово.