Стиратель (СИ) - Каляева Яна. Страница 15
Ускоряю шаг. Хочется заночевать как можно дальше от этой инсталляции.
Сзади доносится конское ржание. Оборачиваюсь — меня догоняет карета, запряженная шестеркой лошадей. Вот он, шанс добраться до города в компании людей из приличного общества, а если повезет, то и образованных! Только бы заметили меня в сумерках! Выхожу чуть ли не на середину дороги и поднимаю руку, «голосую» — авось жест если не универсальный, то хотя бы интуитивно понятный.
Карета останавливается. Дверца открывается. Стараясь не вляпаться в особо густую грязь, подхожу к ней. На подножке стоит девушка. Внутри салона горит какой-то фонарь, потому мне хорошо ее видно. Как же разительно она отличается от укутанных в тряпье зашуганных деревенских баб! Горделивая осанка, высокая прическа, глаза живые и веселые. Платье красного бархата с сияюще-белыми воротником и манжетами облегает весьма соблазнительную фигурку.
— Прошу простить мою дерзость, сударыня, но я имел несчастье застрять в этой глуши без всяких средств к передвижению. Буду весьма вам признателен, если вы сможете меня подвезти. Обещаю в дороге развлечь вас беседой либо не докучать, как вам будет угодно.
— Дерзость! Беседа! — девушка звонко смеется, высоко запрокинув голову. — Какая же ты прелесть! И где только слов таких нахватался? Впрочем, это весьма удачно, что ты мне подвернулся, такой дерзкий. Как раз надо потренировать одно заклинание… Сдохни, низший!
Она вскидывает руку. Прежде чем успеваю что-то сообразить, на одной интуиции ныряю в Тень — впервые сам по себе, без контакта с пациентом. Сейчас спасать надо себя… Вижу, как от раскрытой девичьей ладони отделяется облако клинков… нет, скорее осколков льда. Здесь время течет куда медленнее, чем в реальности, и все равно облако несется ко мне стремительно. Едва успеваю отпрянуть в сторону — здесь движения моего физического тела тоже замедлены, спасает то, что стерва плохо прицелилась. Один из осколков царапает мне щеку, остальные пролетают мимо.
Выныриваю в реальность и прыгаю в глубокую придорожную канаву — по счастью, почти сухую.
— Он что же, в канаву упал? — недовольно спрашивает девушка. — Какая досада! Мне надо характер повреждений еще оценить…
— Прикажете достать тело, ваша милость? — мужской голос, видимо, лакей или кучер.
— Да, достань… Хотя нет, постой. Поздно уже, мы и так опаздываем. Не страшно, не последний на свете низший. Завтра без спешки повторю на ком-нибудь и тогда уже оценю характер повреждений. Поехали.
Глава 7
Долгожданная цивилизация
Вот она, долгожданная цивилизация! Издали городок, раскинувшийся на трех холмах, довольно живописно смотрится в лучах заходящего солнца. Превозмогаю усталость и ускоряю шаг.
Дорога сюда заняла не три и не четыре дня, а все пять. Первые ночи я спал в стогах сена — это оказалось совсем не так романтично, как показывают в фильмах о странствиях. Проклятущее сено лезло повсюду, и кожа немилосердно чесалась. На третий день зарядил дождь, да и провизия подошла к концу, так что пришлось договариваться о ночлеге и миске каши в обмен на медицинскую помощь — благо нуждающихся хватало. Во второй деревеньке, прослышав о бродячем лекаре, ко мне заявился сам староста и стал предлагать задержаться на несколько дней, излечить страждущих за разумную оплату; но глаза у него были такие же хитрые, как у давешнего владельца хутора, и я решил, что с жадной и тупой деревенщиной связываться больше не буду. В городе есть шанс найти деловых партнеров, заинтересованных в долговременном сотрудничестве.
Потираю левую щеку. Хотя заклинание аристократки зацепило меня по касательной и оставило только царапину, заживать эта царапина упорно не хотела, обещая превратиться в романтический шрам. Хотя сразу оказал себе через Тень первую помощь, остановил кровь и обеззаразил рану, ткани регенерировали слабо, как ни пытался запустить процесс. Получается, магия в Танаиде ранит навсегда. Вот такие пироги с котятами.
Вблизи городок — Пурвц, вроде бы — далеко не так живописен, как выглядел издалека. На тротуары нет и намека, улицы тонут в грязи, сточные канавы воняют отвратительно. На вежливый вопрос «как пройти на постоялый двор?» соизволил ответить только четвертый по счету прохожий, остальные ругаются сквозь зубы и уходят по своим делам.
— Ночлег — пять монет! Ужин — столько же! Деньги вперед! — приветствует меня хозяин постоялого двора, маленький лысый толстячок.
— Доброго вечера. К сожалению, у меня сейчас при себе всего четыре монеты, но я лекарь и готов отработать…
— Пшёл отсюда, вонючий бродяга!
Воняет тут, вообще-то, от него, а не от меня — я вчера выкупался в реке, хоть и было довольно холодно. Однако он в своем доме и в своем праве. Но ночевать на улице не собираюсь, потому решительно пересекаю зал и подхожу к хозяину.
Он протирает обеденный стол — хотя едва ли столешница может стать чище от этой грязной жирной тряпки. Смотрю на его пальцы и замечаю опухшие суставы, даже легкое искривление — верные признаки прогрессирующего артрита.
Говорю:
— У тебя ведь давно болят руки. Позволишь помочь?
Толстяк пару секунд колеблется, потом решительно отбрасывает тряпку:
— Замучили совсем, проклятущие! Я сам еще мужчина хоть куда, а руки — как у древнего деда! Делай, что ты там делаешь, хуже уже не будет!
Касаюсь его пальцев и ныряю в Тень. Работаю на совесть: устраняю отек и воспаление, снимаю боль, восстанавливаю гибкость суставов. Возвращаюсь в реальность.
Хозяин шевелит пальцами, сгибает их и разгибает, разглядывает кисти рук так, словно они появились у него минуту назад. Потом смотрит на меня уже с совершенно другим выражением:
— Ты исцелил меня, лекарь?
— Увы, исцелить твою болезнь до конца не в моих силах, — отвечаю честно. — Но я устранил основные ее проявления. В ближайшее время боли не вернутся, но следует дня через три повторить процедуру.
Хозяин еще несколько секунд любуется своими руками, вертя их перед лицом, словно младенец, потом смотрит на меня:
— Прошу простить моё невежество… Говорил не я, а застарелая боль. Окажи мне честь, будь гостем в моем скромном доме.
— В доме? — наверно, переводчик что-то напутал. — Но ведь это постоялый двор…
— Не могу же я предложить почтенному лекарю проперженный матрас в общей комнате с храпящими возницами… А отдельные номера у нас только для Высших. Потому прошу тебя разделить с нами скромный ужин и переночевать в бывшей комнате моего сына.
Не нахожу ни одной причины для отказа! Дом хозяина примыкает к постоялому двору, так что даже на улицу выходить не приходится. Ужин нам подает смазливая рыженькая девица — дочь хозяина. Оказывается, горожанки носят не уродские платки, а белые чепчики, из-под которых кокетливо выбиваются прядки. Да и вместо балахона — платье, обозначающее весьма недурную фигурку.
Впрочем, сейчас меня куда больше интересует еда. Это по-прежнему гороховая похлебка, но в этот раз на сале, порции большие и хлеба сколько угодно. К столу подают напиток, который хозяин гордо именует пивом; по мне, так это что-то вроде перебродившего кваса, но после недели питья только воды заходит на ура.
Хозяина, как выясняется, зовут Гар, а дочку его — Нелле, но я про себя прозвал ее Леночкой, ей подходит. Мои имя они сократили до «Мих» и я не стал возражать — мужские имена здесь обыкновенно короткие, так лучше впишусь в местное общество. Комната у них в доме свободна, потому что сынка удалось определить в старшие помощники младшего сборщика налогов. Гар сообщает об этом с гордостью — видимо, здесь это считается большим жизненным достижением.
Когда Леночка убрала со стола и вышла, Гар заговаривает о делах:
— Скажи, Мих, а не намерен ли ты задержаться в нашем славном Пурвце?
— Рассматриваю такую возможность…
— У нас старый лекарь помер полгода назад, а ученик его едва отличает голову от пятки. Город нуждается в хорошем лекаре, очереди выстраиваться будут отсюда и до самой ратуши.