Стиратель (СИ) - Каляева Яна. Страница 59

— Сами видите, Андрей Степаныч. Успешно лечу ближайшую родственницу губернатора. От тяжелейшей болезни, между прочим. На следующей неделе выписываем. Уйдёт на своих ногах. За это обещала нашей клинике кучу всяких плюшек. При снятии первоначального обострения сам чуть не сдох. Если это не самоотверженность, то что ей надо называть? И какое поощрение? Меня за это премии лишают. Андрей Степаныч, какие вам ещё доказательства нужны? Гиви Автандилович меня явно выживает. Это ж не первый раз. Больше полугода уже премий не получаю, хотя показатели у меня — дай бог каждому. И с аттестацией он меня прокатил.

— Да случайно всё получилось! — исторгает вопль души Автократыч.

Между прочим, с последним приказом верю. Только мне-то что?

Для главврача его порыв тоже не убедителен. С одним приказом промашка могла выйти. Теоретически. Но не с серией же!

— Случайно или не случайно, а спокойно работать в такой обстановке невозможно. Так что придётся вам, Андрей Степаныч, кого-то на моё место подыскивать. И давайте, я пойду уже? Меня пациенты ждут.

Приходится выгрызать себе место под солнцем. Пыточных подвалов зато нет. После Танаида эта возня представляется не такой уж важной и мелковатой.

— Михал Саныч, — останавливает меня Света, когда иду после смены, изрядно выжатый.

Намеренно палил энергию, с целью нащупать край. Сегодня всего пятнадцать процентов осталось в накопителе. За вечер и ночь подползёт к тридцати пяти — сорока. На «губернаторшу» хватит и ещё останется. Остальные пойдут по остаточному принципу. Тяжёлых-то у меня нет. Кончились. И вообще, количество клиентов упало до восьми человек. Мой бассейн так работает: втекает меньше, чем вытекает.

— Что случилось, Света?

— Вы не представляете, что у главврача было, — Света в возбуждении расширяет глаза до неестественных пределов. — Вызвал зачем-то главбуха, и она так орала в его кабинете, вы не представляете. Девочки из бухгалтерии говорят, что её хотели заставить провести через бухгалтерию отмену каких-то приказов. А это невозможно. Книгу приказов, что ли, переписывать? И бухгалтерская программа не позволит закрытый месяц исправлять. Вы не знаете, в чём дело, Михал Саныч? — о чём-то догадывается по моей усмешке сообразительная девушка.

— Наш Автократыч опять лишил меня ежемесячной премии. А я подал заявление на увольнение, вот начальство и засуетилось. Мне стоит завтра «губернаторше» только слово шепнуть, и хрен им, а не коврижки от губернатора.

С крайним изумлением наблюдаю, как глаза Светы расширяются ещё больше. Как такое возможно? Качаю головой. Пушкин не видит, а то бессмертные строчки «Там чудеса, там леший бродит. Русалка на ветвях сидит…» несомненно обогатились бы. Вроде «И Светины глаза в ночи блистают, Луну горячими лучами затмевая…», ха-ха-ха…

По пути домой заскакиваю не только в продуктовые лавки, то есть магазины. Придумал, чем Дашу порадовать.

Глава 27

Это все-таки не Танаид

— В выходные потихоньку расхаживайтесь. Осторожненько. В начале следующей недели я вас посмотрю, и если всё будет в порядке, будем выписывать. — Сустав близок к идеалу, с учётом возраста, разумеется.

— Ой, дай вам бог здоровья и всего, чего хочется. Вы — мой спаситель, доктор, — Надежда Сергеевна приятно так кудахчет, поливая моё сердце и профессиональное самолюбие благостным елеем.

Я-то просто улыбаюсь, а стоящий рядом Автократыч так цветёт, что прямо сейчас пчёлы на него слетятся. Или мухи. Неистребима у начальства привычка в такие моменты грудь под ордена подставлять. Сопровождает до родного отделения, где приглашает в кабинет.

— Забери своё заявление, — сходу предлагает уже серьёзный начальник. — Ты ж всю клинику подставляешь.

— А если заберу, то себя подставлю. Дам вам возможность уволить меня по статье.

— Ты ж понимаешь, что даже захоти я тебя уволить, мне никто не позволит! — громким шёпотом шипит Автократыч.

— Хочу, чтобы даже теоретической возможности не было. К примеру, я никак не ожидал, что и за сентябрь меня премии лишат. Это когда у меня такая важная пациентка была? Этого вам тоже никто не должен был позволить. Хотите, я «губернаторше» нажалуюсь? Скажу ей, что вот, я её вылечил, а меня за это наказали. Никак мой начальник вас за что-то ненавидит?

С наслаждением наблюдаю, как выкручивает сбледнувшего Автократыча.

— Почему вы всё время норовите решать свои проблемы за мой счёт? Давайте договоримся, но только в последний раз?

Яростная надежда вспыхивает в его глазах. Энергично соглашается.

— Я пишу заявление на отпуск без содержания. Календарный месяц…

Автократыч морщится, но, переломив себя, кивает.

— Вы даёте ему ход. Но месячный оклад вы мне выплатите. Вперёд. Можете прямо сейчас. И в первый день отпуска — пусть это будет сразу после выходных — я забираю своё заявление по собственному.

Автократыч морщится, но деваться некуда. Альтернатива для него просто-напросто губительна.

— Вы поймите, делаю так не со зла, а исключительно из-за абсолютного недоверия к вам, как к человеку и начальнику. Вы абсолютно ненадежны. А так я получу хоть какую-то гарантию. Как раз через месяц предпоследнему моему выговору будет больше полугода, и уже так просто, одним приказом, вы меня уволить не сможете.

— Да не буду я тебя увольнять! — исторгает вопль души Автократыч.

— Это всё слова, хоть и громко сказанные, — я непреклонен, — которые с делами абсолютно не совпадают. Мне хоть какие-то юридические гарантии нужны. Кстати, я ещё не знаю, можно ли расценивать лишение меня премий, как значимое наказание. Формулировка «за недобросовестное отношение к должностным обязанностям» очень серьёзная. Тут тоже надо думать. Идите, и советуйтесь с главврачом, как нейтрализовать эти приказы. Например, пусть главврач издаст приказ, которым накажет вас за систематическую и неправомерную травлю доктора Левина. Тогда будет юридический противовес вашим ежемесячным приказам.

На Автократыча больно смотреть, как его корёжит. Заставляю искать способы управы на самого себя, орден иезуитов меня сразу в магистры принял бы.

— Нет, а что делать? Если каждый приказ о лишении меня премии суд будет засчитывать за официальное наказание, то мне что, пять месяцев в отгулах ходить? Вы — начальник, вот идите и решайте свой начальственный вопрос. Иначе я не только заявление не заберу, но и «губернаторше» на вас накапаю. Оправдывайтесь потом перед губернатором.

Бедный Автократыч белеет лицом. Таким макаром быстро из южного человека сделаю северного, белокожего. Да, повторяюсь, но не могу удержаться.

В конце рабочего дня снова приглашает в кабинет. Вручает конверт с деньгами и копию приказа главврача. Формулировку нашли более обтекаемую. Приказы Автократыча признаны ошибочными. Всего лишь. Зато есть строчка о полном возмещении несправедливо замыленных премий.

— Так что деньги к тебе вернутся, — Автократыч жалобно смотрит на отданный конверт, который хладнокровно засовываю в карман.

— Это не за премии компенсация, это потерянная за будущий месяц зарплата. И давайте договоримся на будущее. Я не буду постоянно следить за вашими телодвижениями. Просто предупреждаю: ещё один такой приказ, хоть о лишении меня премии, хоть недопуске к аттестации или неоплаченные смены, короче, любая подстава — увольняюсь моментально. И уговаривать меня будет бесполезно. Я хочу работать, а не постоянно воевать с начальством.

На том и расстаёмся. Можно ещё попробовать добиться увольнения Автократыча, но как сложится с новой метлой — неизвестно. Типичная ошибка считать, что хуже быть не может. Может. Этот хоть битый и как-то дрессированный, а новый всяко придёт непуганый. Оно мне надо?

Первый день выходных.

На этот раз по сигналу дверного звонка смотрю в глазок. Ага! Теперь можно и улыбаться, открывая дверь.

— Приветик, — Даша охотно улыбается в ответ.

Заходит. Целоваться сходу не рискую, сорвусь. Оба сорвёмся.