Содержанка (СИ) - Вечная Ольга. Страница 11

— Поможешь? Пожалуйста. — Прижимаю к груди букет.

. Алекс произносит:

— Конечно.

Пальцы касаются обнаженной спины. Белье у меня телесное сегодня, он это видит, разумеется. Делает шаг ближе, склоняется. Сегодня у Алекса другая туалетная вода, тоже приятная.

— Тут действительно заело. Подожди немного, попробую починить. — Голос прокатывается по телу.

— Давай.

В ушах шумит. Сейчас я скажу Равскому: «Починил? Спасибо. Но тебе лучше уйти».

Он копается с замочком. При каждом касании к коже волоски дыбом. Алекс молчит. В полной тишине только два наших дыхания.

Наконец, получается! Он тянет бегунок вверх до конца.

— Готово.

Я оборачиваюсь и улыбаюсь:

— Спасибо.

— Ты такая румяная, — отвечает он. — Всё хорошо?

— О да, немного нервничаю.

— Не нужно.

Скажи ему: «Спасибо, что оплатил клинику, но я хочу вернуть деньги. Больше не приезжай».

Открываю рот, Алекс оглядывает меня с головы до ног.

— Обалдеть, какая ты красивая. Одна дома? Тут два букета, один для тебя, второй для мамы. — Он понижает голос и чуть прищуривается: — Мама нормально к лилиям? Или я опять мимо? — И пялится.

Пульс зашкаливает.

Это так мило, если честно! Я рыдала почти час, а он выбирал для нас с мамой цветы.

— Да, одна, мама придет лишь утром. Она работает медсестрой.

— Лишь утром?

Ноги слабеют. Букеты слишком тяжелые.

— Да.

Он подходит, а я вдруг опускаю цветы на комод и... вцепляюсь в Алекса намертво. Как-то само собой так получается, наверное, из-за нервного срыва.

Поцелуй сразу влажный и горячий. Вкуса столько, что мозг отключается. Ладони Равского уже на моей заднице. Причем обе. Он прижимает меня к себе рывком, да так, что ощущается каменное напряжение в его паху.

Мне этого и нужно, оказывается. Решительности. Чьей-то силы. Сама я... не справляюсь!

Алекс будто чувствует, жмет к себе до боли, до того, что начинаю задыхаться. Пьет через губы.

Срываюсь на дрожь и обмякаю.

Сразу с разбегу в пропасть, не давая освоиться.

Тепло по телу! Горячее, классное. И ощущение, что я лучшая. Особенная.

Раф подхватывает меня под ягодицы и несет вглубь квартиры. Прямо в обуви. Но вместо того чтобы возмутиться, я прикусываю его за губу и крепче обнимаю.

— Стоп! — Задыхаюсь.

Он тут же останавливается. Прерывает поцелуй и трется губами о щеку.

— Я спешу? Не хочешь меня?

Он уйдет. Если я скажу «нет», он уйдет и станет холодно. Какой ужас творится! Надо прогнать его.

Вместо этого вцепляюсь крепче и прижимаюсь отчаяннее. Капитулирую:

— Там мамина комната. Моя налево.

Глава 9

Раф ведет костяшками пальцев по моему животу. Обводит пупок. Наклоняется и... целует чуть ниже. Мышцы моментально напрягаются. Я облизываю губы и в миллионный раз за полчаса задерживаю дыхание от того, как это приятно.

— Однажды нам нужно будет заняться сексом без одежды. — Его голос в тишине квартиры звучит грубо, а смешок в конце получается отрезвляющим.

Быстро опускаю подол платья, прикрываясь, и мгновенно жалею о том, что мы делали. Двигались, навстречу друг другу. В основном Алекс, конечно. Плавно, жадно. Едва я подчинилась, близость стала походить на животный танец.

Боли не было практически, лишь удовольствие от каждого соприкосновения. До сих пор волоски дыбом.

Мы и правда как звери: с порога вцепились друг в друга, давай трусы стягивать. Губы горят от бешеных поцелуев, у Алекса они тоже припухшие. Да и глаза диковатые. Блестят лихорадочно, словно он ловит знак для повторного захода.

Отвечаю, изрядно смутившись:

— Однажды — может быть.

Но явно не сегодня! Поднимаюсь, ища глазами белье. Алекс тоже садится, подтягивает штаны.

— Цветы в воду поставлю. Мама придет утром, обрадуется... — Надеваю плавки, стараясь не смотреть на него.

Равский вдруг обхватывает меня за талию, тянет к себе и целует в шею.

— Не спеши. Я помогу.

Вместе мы покидаем комнату. Я опираюсь на него, все еще изрядно смущаясь. Предлагаю чай, в глубине души надеясь, что откажется.

Соглашается.

Нервно так, конечно. Когда мы начинаем целоваться, все происходит само собой. Разговор вот только никак не клеится. Вообще, ситуация странная. Я дважды переспала с Алексом, потому что сама этого хотела. Но при этом нуждаюсь в деньгах и принимаю от него огромные суммы. В целом складывающаяся картина так себе, и как ее сгладить, нет ни одной идеи.

Алекс тем временем приносит цветы в кухню. Открывает дверцу под раковиной, чтобы выбросить использованный презерватив.

— Эй! — возмущаюсь. — Мама увидит же! Давай хотя бы в пакет завернем.

— Эм. Ладно, давай.

Я достаю непрозрачный пакет, Алекс прячет в него улику, продолжая улыбаться. Мы заговорщически переглядываемся, в этот момент становится легче и я немного расслабляюсь.

Ставлю чайник, Равский садится за стол.

— Спасибо, что оплатил лечение, — перехожу к главному. — Мне... ужасно неловко. Это столько денег.

— Мне было приятно тебе помочь. Что говорят врачи? Я планировал сам свозить тебя на первый прием и послушать, но не смог проснуться.

Я у него, безусловно, далеко не на первом месте. Даже сон важнее. Только в моей жизни кроме него и лечения ничего не происходит, нельзя забывать об этом.

— Повторили в очередной раз, что о спорте нужно забыть, — отвечаю сухо. — Ты мало что пропустил.

Разливаю чай, достаю конфеты. Хлопоты дают возможность избегать зрительных перестрелок. Я все еще чувствую отголоски близости, Равский же ведет себя так, словно не трахался несколько минут назад — он бодрый, собранный, внешне спокойный. Вот только вертит в руках телефон. Быстро. Закончив с приготовлениями, присаживаюсь напротив.

— Мы можем обратиться к другим врачам. В Европе, Израиле.

Я качаю головой, и он продолжает издеваться:

— Ты быстро сдалась.

От негодования вспыхиваю! Фыркаю:

— Израильские медики подарят мне новые кости?

— Ты даже не попыталась, — опять грубит он.

— Как бы тебе объяснить-то... О, ты же программист. Смотрел фильм про Сноудена?

— Да.

— Помнишь момент, как он спрыгнул с кровати и сломал сразу обе ноги? Его кости истончились, образовались микротрещинки, и при увеличении нагрузки ноги не выдержали. У меня примерно то же самое. Ни один тренер не возьмется возвращать в профессиональный спорт. А если и рискнет, Андреева его с землей сравняет. Она сказала, что больше мне на ковре делать нечего. Значит, нечего.

Алекс продолжает еще быстрее вертеть телефон, и это начинает действовать на нервы.

— Ты ей полностью доверяешь? — говорит наконец.

— Да. Она мне как вторая мама. Иногда казалось, — опускаю глаза и улыбаюсь, — что как первая. У меня довольно упрямый характер, Алла Теодоровна со мной хлебнула. . Хотя, сказать по правде, с ней тоже мало кто уживался из девочек. Но мы сразу сконнектились. Алекс, она очень много сил и лет своей жизни в меня вложила. Если бы был хотя бы крошечный шанс на возвращение, она бы за него ухватилась. Я знаю. Понимаю умом. Просто... сейчас мне постоянно плохо. Ищу причину, почему эти кости не выдержали! — Прижимаю кулак ко рту и борюсь с потребностью разрыдаться. — Иногда я сидела на дополнительных диетах, о которых Алла Теодоровна не знала. Я была толще девочек, и хотелось... быть еще лучше. Может быть от этого? Тогда это моя вина... Ты можешь оставить телефон в покое? Пожалуйста.

Алекс поспешно откладывает мобильный на стол и напрягается.

— Может быть, виновата, может быть — нет. Какая разница? Но я тебя понимаю. Понимаю, почему тебе плохо. Мы похожи.

— Даже не представляю в чем, — закатываю глаза.

Он слишком худой для спорта. Он айтишник, бизнесмен.

— Нам обоим льстит чувство сопричастности к чему-то большему, чем мы сами по себе являемся. Это способствует бесперебойный выработке дофамина. Приятные ощущения. Как и секс. Во время секса ты совсем другая, нежели вот сейчас, —улыбается Алекс. — Очень мягкая и доверчивая.