Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин. Страница 40
– Я могу плавать нагишом, если хотите.
– Вы что, только что пошутили?
– Я никогда не шучу, – сказал Ян.
Потом он нырнул в воду, как пушечное ядро, и поплыл к дальнему концу бассейна. Вынырнув на поверхность, он по-собачьи тряхнул головой, а затем развернулся и поплыл в мою сторону свободным стилем.
Когда он приблизился, я вытянула руки перед собой.
– Не намочите меня.
– Не намочу, – сказал он. – Потребуется еще много недель, чтобы раны под вашими ключицами зарубцевались. Уточните у вашего врача, но мне кажется, что после такой пересадки кожи вы сможете плавать не раньше чем через год.
– Через год?
Я об этом не знала.
– Но это не означает, что вы не сможете использовать воду, если будете осторожны.
– Я-то буду осторожной. А вот вам придется постараться.
Он немного нахмурился, а потом продолжил:
– Самое замечательное в воде то, что она все упрощает.
– И что мы будем делать?
– Мы будем ходить, – сказал он, словно это было самой простой вещью на свете.
Я внезапно испугалась, что он тут же стащит меня с бортика в воду.
– Осторожнее!
Он заметил испуг на моем лице.
– Послушайте. Это мелкая сторона бассейна. Здесь вода дойдет вам лишь до пояса.
– Но я не могу стоять на ногах.
– Возможно, в воде сможете.
– А что, если я упаду?
– Я поймаю вас.
– А что произойдет, если не поймаете?
Ян приподнял бровь:
– Если у меня случится инфаркт и я умру, когда вы будете посреди бассейна, я, возможно, не смогу поймать вас. В этом случае ложитесь на спину и плывите к бортику. А там кричите во всю мощь, пока кто-нибудь не придет к вам на помощь. Поскольку вы находитесь в больнице, вам очень быстро окажут медицинскую помощь. А поскольку вас уже кормят антибиотиками в большом количестве, маловероятно, что вы занесете инфекцию в свои раны. Но даже если вы и подхватите инфекцию, повторяю, вы и так уже в больнице.
– А что будет с вами?
– Я уже буду мертв. Просто оставьте меня в бассейне.
Я с трудом сдержала улыбку.
– Это может напугать других пациентов.
– Тогда выбросите меня в мусорный контейнер.
Я сделала глубокий вдох и приготовилась сползти в воду. Ян протянул руки, чтобы подхватить меня, и я замерла. Меня охватило радостное предвкушение, словно он собирался приласкать меня.
Я с трудом выдохнула.
Ян остановился, все еще не касаясь меня:
– В чем дело?
Но я никак не могла объяснить ему, насколько волнительным было ожидание того момента, когда его руки коснутся моего тела. Это была закрытая информация.
– Я боюсь щекотки, – сказала я вместо этого.
Он кивнул, словно говоря: «Буду иметь в виду», а потом положил ладони мне на талию. И вдруг внезапно он стал совсем другим. Он снова стал тем Яном с крыши. А не грубияном из физкультурного зала, который на мои вопросы отвечал односложно, или бурчал что-то себе под нос, или вовсе молчал. Он стал парнем, который только что пошутил – может быть, даже дважды! Он смотрел мне в глаза, и был очень внимателен, и уверял меня, что я могу ему доверять.
– А вы боитесь щекотки? – спросила я.
Он удивленно посмотрел на меня:
– А я похож на человека, который боится щекотки?
Я испытала сильное искушение проверить это. Но я боялась упасть в воду.
– Кто вы? – спросила я, глядя ему в глаза.
Он нахмурился, словно мой вопрос был лишен всякого смысла.
– Я тот парень, который поможет вам перейти бассейн.
С этими словами он осторожно притянул меня к себе, и я сползла с бортика. Но вместо того чтобы грациозно спуститься в воду, я взвизгнула и крепко обхватила его руками за шею. Я могу описать это только как очень «прилипчивое» объятие.
Я не хотела этого. Я просто собиралась погрузиться в воду, как всегда.
Но сейчас все было не так, как всегда. Мои ожоги казались страшно уязвимыми, и я не верила, что в воде мои ноги станут работать лучше, чем на суше. Кроме того, я не до конца доверяла Яну. И я повела себя как испуганный ребенок – обхватила его за шею и прижалась лицом к его мокрому плечу.
– Слишком быстро? – спросил Ян.
Я кивнула. Мне очень нравилось это новое ощущение – прикосновение его кожи к моему лицу.
– Отодвиньтесь немного. Иначе это будет не терапией, а просто обнимашками.
– Обнимашки тоже могут быть терапией.
– Но не той терапией, за которую собирается платить ваш отец.
– Он может заплатить и за это, если я его попрошу.
– Можете попробовать. Переведите дыхание.
Я послушалась. Потом стала отодвигаться от него, пока между нами не образовалось расстояние примерно в половину фута. И я кое-как привела ноги в нужное положение, словно это был какой-то чуждый объект. Он крепко держал меня за бока, а я впилась руками в его плечи. И я стояла по пояс в воде. Я почувствовала, как на мгновение меня охватил безудержный восторг. Словно по мне пробежал электрический импульс.
Он видел это. Он видел, что я это почувствовала. Мне некуда было смотреть, кроме как на его лицо, и он моментально расшифровал мое выражение.
Я не смогла сдержать улыбку.
А он улыбнулся мне. По-настоящему улыбнулся. Это была первая настоящая улыбка, которую я видела у него. И по мне снова прокатился электрический импульс.
– Вы стоите, – сказал Ян.
– Вы улыбаетесь, – парировала я.
– Вовсе нет, – сказал он.
Но при этом улыбнулся еще шире. И откинул голову назад, словно собираясь расхохотаться.
И на мгновение, когда я увидела мышцы и жилы на его покрытой щетиной шее, я совершенно забыла о себе, и о том, почему мы были здесь, и о невозможной вещи, которую мы пытались проделать. На мгновение он стал просто парнем в мокрых шортах, а я просто девушкой, которую обнимали.
Но это длилось всего лишь мгновение.
Потом он выпрямился и сделался серьезным.
– О’кей, – сказал он. – Когда я шагну назад, вы шагните вперед.
Но я так давно не делала этого. Я покачала головой:
– Я не помню, как это делается.
– Не думайте об этом. Ваше тело все помнит. Вы знаете, как поднять колено. А потом позвольте воде помочь вам передвинуть ногу вперед.
И когда он отступил на шаг, я согнула ногу в колене. И вытянула ее вперед. А потом опустила ее на пол и перенесла на нее свой вес.
– Я сделала это! – прошептала я.
– Хорошо. Теперь сделайте шаг другой ногой.
И я послушалась.
Это было очень медленно. Но было так приятно выполнять эту старую знакомую работу. Сначала одна нога, потом вторая, в этом извечном человеческом движении. Это было и блаженством, и болью одновременно. Этого было достаточно для того, чтобы я вспомнила, чего я хочу, кем я была раньше и что потеряла. И, наверное, это заставило меня плакать, потому что к тому моменту, когда мы коснулись противоположной стенки бассейна, мое лицо было мокрым от слез.
Но я улыбалась. Я улыбалась и плакала одновременно. Я давно уже не была и такой опечаленной, и в то же время такой счастливой. И больше не бесчувственной, это уж точно.
– Мы сделали это! – сказала я. А потом, потому что все остальное казалось уже не достойным никакого внимания по сравнению с этим, я повторила: – Мы сделали это!
– Да. Сделали.
– Я хотела бы пожать вам руку, но боюсь отцепиться от вас.
– Не нужно пожимать мне руку. Мы сейчас еще пойдем обратно.
Мне казалось, что я могу ходить так всю ночь, но Ян сказал, что это у меня от перевозбуждения. Он заверил меня, что я устала больше, чем осознавала.
– Дело в том, – сказала я, когда мы отправились в обратный путь, – что мне кажется, что это не мои мускулы заставляют ноги двигаться. Я думаю, что мне просто помогает течение.
– Это нормально. Суть теории состоит в том, что чем больше ваше тело делает эти движения, тем больше оно будет вспоминать, как их делать. Выполняя эти движения, вы будите эти воспоминания. И это, по крайней мере, вселяет надежду.