Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин. Страница 5

Наушники затрещали:

– Роджер Сессна три два шесть танго дельта Чарли, следуйте тем же курсом.

А потом земля стала удаляться от нас. Мотор неожиданно заревел, как газонокосилка, накачанная стероидами. Мы поднялись в воздух и развернулись, чтобы снова попытаться зайти на посадку. На юге небо было безоблачно голубым, а на севере – багровым. Еще одна вспышка молнии.

– Боковой ветер из-за грозы? – спросила я.

Чип не ответил. Капелька пота скатилась из-за его уха и впиталась в воротник футболки.

Со второй попытки он начал снижаться еще вдали от полосы, словно давая себе возможность подправить курс, если в этом будет необходимость. Что он и сделал. Дважды полоса под нами ускользала в сторону, и дважды Чип возвращал самолет на место.

– Очень хорошо, – сказала я, чтобы подбодрить его, отчаянно надеясь, что ему не придется снова подниматься в воздух и начинать все сначала. Я чувствовала, что меня вот-вот стошнит, но это меньше всего волновало меня в тот момент.

Я хотела только одного – чтобы мы коснулись бетона.

Наверное, это было самое медленное снижение в истории авиации. Чип еще раз поправил курс, и мы стали приближаться к земле. Я видела асфальт, который приглашал нас опуститься на него. И я стала молиться, чтобы мы коснулись его.

А потом мы приблизились к той части полосы, где рядом с ней стоял ангар для самолетов. Его размеры были достаточно большими, чтобы немного задерживать ветер. Мы были примерно в десяти футах над полосой, когда пролетали мимо здания – так близко, – и я почувствовала, как ветер затих, когда мы оказались в его тени. Все как-то затихло. Даже мотор стал работать не так громко. Чип немного расслабился. Земля была настолько близко, что, казалось, можно было дотянуться до нее рукой.

«Мы сделали это», – подумала я.

А затем мы вылетели из-за ангара, обратно на открытое место, и в этот момент резкий и сильный порыв ветра ударил в бок самолета с моей стороны, и он проделал то, что авиаторы называют «переворотом через крыло».

Я помню это, словно все происходило как в замедленной съемке. Я помню, как в меня впились ремни безопасности, жесткие, словно деревянные доски. Крыло с моей стороны взмыло вверх, и самолет перевернулся. Я помню, как противоположное крыло скользнуло по полосе с разрывающим барабанные перепонки звуком, когда металл соприкоснулся с бетоном. Я помню, как Чип крикнул в ужасе:

– Держись!

Хотя я понятия не имела, за что держаться. Я помню, что я истошно закричала, и Чип тоже закричал. Мы в шоке посмотрели друг на друга, словно говоря: «Не может быть, чтобы это происходило с нами!» Я помню, как в моем сознании промелькнула мысль о том, что кричать было бессмысленно, так как было ясно, что нам никто и ничем не мог помочь. А потом все заслонила другая мысль:

«Это момент нашей смерти».

Мы, безусловно, не могли никак повлиять на то, что происходило. Мы были совершенно беспомощны, и, когда я это осознала, меня пронзила мысль, что все, чего я так ждала, закончилось, еще не начавшись. Чип и я, и свадьба на берегу, которой у нас не будет, и бигль, которого мы уже не спасем из приюта, и дети, которых мы никогда не родим. Говорят, что в такой момент перед глазами проносится вся жизнь, но я видела не свою прожитую жизнь. Я видела ту жизнь, которую так ждала. Ту жизнь, которую у меня больше не было шанса прожить.

Будущее просочилось сквозь мои пальцы в тот момент, когда я уже почти держала его в руках.

Внезапно я закипела от злости. В тот момент я не думала ни о родителях, ни о друзьях, ни о том, как тяжело отразится моя смерть на ком-либо. Я просто не могла поверить, что мне осталось жить считаные секунды.

Я не могу сказать вам, сколько полных вращений совершил самолет, который гнало по взлетной полосе, как потерявшегося воздушного змея. Не зря это называлось переворотами через крыло. Крылья превратились в спицы гигантского колеса, а мы стали чертовой осью вращения. В какой-то момент я полностью утратила ориентацию и перестала чувствовать вращение. Мне казалось, что нас просто качает взад-вперед. Я помню, что сосредоточила все силы на том, чтобы меня не стошнило, потому что контролировать что-либо еще уже не было никакой надежды.

Я уже была готова извергнуть все содержимое желудка, когда крыло с моей стороны отвалилось с ужасающим, леденящим кровь треском. Струя горючего ударила в окно, словно мы были внутри мойки для автомобилей, и мы, наконец, плюхнулись в канаву. Я оказалась лежащей внизу, а Чип болтался в воздухе.

Мы остановились.

Все замерло.

И тогда меня вырвало прямо на окно, которое было подо мной.

Глава 2

Спустя тысячу лет я услышала Чипа, который сдавленным голосом произнес:

– Маргарет? Ты в порядке?

– Меня вырвало, – сказала я, не вполне осознавая причины его беспокойства.

– Маргарет, топливо – мы должны выбираться отсюда. Ты ранена?

– Не думаю.

Чип начал двигаться, отстегивая ремни и пытаясь открыть дверь кабины. С его стороны самолет, похоже, был не так поврежден, как с моей. Дверь немного заклинило, и ему пришлось опереться на сиденье и ударить в нее ногой. Она довольно легко поддалась, широко распахнулась и несколько секунд со скрипом покачалась.

Он вылез наружу, затем протянул руку ко мне.

– Пошли!

Но я даже еще не отстегнула ремни. Все, казалось, двигалось, как в замедленной съемке. Мои руки словно мне не принадлежали. Я видела, как они поднялись, чтобы открыть застежку на плече, и только в этот момент я осознала, что она уже отстегнута. Потом я попыталась справиться с застежкой на животе, которая, напротив, никак не хотела расстегиваться.

Но в любом случае это было неважно. Самолет с моей стороны был сильно помят. Я даже уже не сидела в кресле – я скорее была зажата между ним и приборной панелью.

Я попыталась повернуться, но безуспешно. Я попробовала пошевелить ногами, но они намертво застряли.

Чип находился снаружи и смотрел на меня сквозь окно.

– Давай же, Маргарет! Быстрее!

– Я не могу! – крикнула я. – Я застряла!

Он протянул руку ко мне, чтобы я за нее ухватилась.

– Я вытащу тебя!

– Я не могу! Мои ноги зажаты.

Чип какое-то время молчал – может быть, секунду, может быть, час – трудно сказать. Потом он произнес:

– Я побегу за помощью.

И в первый раз от перспективы остаться одной я почувствовала страх.

– Нет! Не оставляй меня!

– Эта штука может взорваться в любой момент!

– Я не хочу умирать одна!

– Нам нужны пожарные!

– Вызови их по телефону!

Голос Чипа был странным; я услышала в нем панику.

– Я не знаю, где он!

– Не уходи, Чип! Не уходи! Не уходи!

Мой голос тоже звучал странно – словно принадлежащий кому-то другому, кому-то, кто мне не нравился и не вызывал у меня сочувствия. Это кричала какая-то истерическая и жалкая девчонка.

Но Чип уже уходил.

– Я должен позвать на помощь. Просто потерпи. Я вернусь чрез две минуты.

И он оставил меня одну.

Я оказалась одна, в сплющенном самолете, вдыхая насыщенный парами топлива воздух. Он был таким кислым, и отравленным, и едким, что мне казалось, будто мои легкие плавятся.

– Две минуты, – шептала я, пока эти слова не утратили смысла. – Две минуты. Две минуты. Две минуты.

А потом раздался сильный удар грома, от которого задрожали приборы на панели.

После чего пошел дождь.

Тяжелые капли истерически барабанили по металлическому корпусу самолета. Дверь со стороны Чипа все еще была открыта, и вода полилась прямо на мои оголенные плечи, холодная и зловещая.

Прошло больше двух минут, но не могу сказать вам, сколько именно. Десять? Тридцать? Сто?

Я не знала, хорошо это или плохо, что идет дождь. Предотвратит ли он пожар – или сделает все еще ужаснее? Я хотела лишь одного – чтобы весь мир замер до тех пор, пока я не выберусь из самолета и не окажусь в безопасности. В канаве было темно, словно кто-то выключил свет. Вскоре я начала дрожать. Капли дождя стучали по металлу, как маленькие камешки. Я слышала какое-то тиканье. Я даже могла услышать свое дыхание. И я думала о том, сколько времени понадобится, чтобы канава заполнилась водой и я утонула бы в результате авиакатастрофы.