Младший научный сотрудник-4 - Тамбовский Сергей. Страница 8

– Повернитесь боком, пожалуйста, – попросил я его.

– Так? – он сделал пол-оборота к окну.

– Нормально, – ответил я, – не шевелитесь примерно с полминуты.

Через положенные полминуты я разрешил ему сесть прямо и начал допрос:

– Так когда, говорите, это затруднение возникло?

– Ты знаешь, – задумался он, – лет 10 назад наверно… при Никите у меня все хорошо с речью было и потом на 23 и 24 съездах я доклады спокойно делал… значит после 71-го года.

– Тогда мы так и запишем, – задумался я, – а зубные протезы вам когда поставили?

– Не помню точно… – даже немного растерялся Брежнев, – самые первые еще в 60-х… а самые последние года три назад.

– Я краем уха слышал, что для исправления этого дела даже привлекали Давиташвили, – всплыл такой факт у меня в мозгу.

– Это Джуну что ли? Да, приходила она пару раз, но никаких улучшений после этого не последовало.

– Ладно, – вздохнул я, – попытка, как говорил Лаврентий Палыч, это еще не пытка – попытаюсь сделать что-нибудь чуть лучше Джуны. Ложитесь на спину, дядя Лёня…

Тут в дверь заглянула встревоженная Галина, но Ильич только махнул ей рукой – скройся, мол, тут все идет по плану. Она и исчезла опять. А я сел на стул и снова пораскинул мозгами… а, была – не была, пойдем для начала по пути наименьшего сопротивления, бритву Оккама у нас пока никто не отменял.

––

Через десять минут я закончил процедуру, сказал Ильичу, чтоб расслабился, но сигарету по его просьбе не дал.

– Отвыкайте, дядя Леня, – строго ответил я ему, – вредная это привычка… и глупая. Леденец не пробовали сосать? Вроде помогает в таких случаях…

Тут я заверил, что повторю процедуру завтра или послезавтра, а он ответил, что завтра переезжает на ближнюю дачу в Заречье… ну как-нибудь договоримся, добавил Ильич. Тут уже твердой походкой вошла Галина вместе с дежурной медсестрой, она и заявила, что папе надо отдохнуть. Я намек понял и откланялся.

– Подожди, – нагнала меня Галя в прихожей, – вот тебе подарочек от меня лично.

И сунула мне в руки картонный прямоугольник, на котором синим цветом было крупно написано «Секция №200».

– Знаешь, что это? – спросила она.

– Слышал, – буркнул я, – в ГУМе на первом этаже, если не ошибаюсь.

– Не ошибаешься, – ухмыльнулась она, – пропуск на двух человек, но одноразовый.

– Там ведь надо бы финансы приличные иметь, чтобы впустую заход не получился, – сказал я.

– Не беда, – махнула рукой она, – я позвоню – все покупки на мое имя запишут, а ты отдашь потом, когда раскрутишься.

На этом я окончательно покинул владения генсека и спустился на свой второй этаж.

– А Андрюша уже ушел, – сообщила мне с порога Ниночка, – дела у него, сказал, срочные. Оставил вот подарочек.

И она протянула мне два синеньких билета, я посмотрел на них, подумал, что сегодня какой-то подарочный день, и задал сразу три вопроса:

– В сатиру? На сегодня? Что там дают?

– «Фигаро» дают, – радостно ответила она сразу на все вопросы разом, – третий ряд в центре, места королевские.

– У нас еще есть… – я посмотрел на часы, – еще полтора часа до начала. Предлагаю прогуляться по вечерней Москве.

– Я-то не против, – скромно опустила глаза Нина, – а вот твои новые работодатели против не будут?

– Все свои служебные функции я на сегодня выполнил, так что с этой стороны претензии вряд ли возникнут, – сообщил ей я.

И мы в очень быстром темпе собрались для вечерней прогулки по вечерней столице.

––

Лишние билетики в театр начали спрашивать еще на эскалаторе станции «Маяковская» – популярный театр, популярные актеры, знаковая постановка, так что все объяснимо. А на ступеньках перед входом стояла и гудела приличных размеров толпа. Раздеваться не пришлось, потому что день был теплый и мы оба без верхней одежды прибыли. Так что проследовали сразу в зрительный зал.

– Никогда в этом театре не была, – призналась Нина.

– Можно подумать, что в других театрах ты завсегдатай, – ухмыльнулся я.

– А ты не подкалывай, – ткнула она меня локтем в бок, – театрал нашелся. В Советской Армии один спектакль смотрела, «Горе от ума» – что съел?

– Извини, не подумавши ляпнул, – честно признался я и начал вспоминать, где же я побывал в своем предыдущем пришествии в этот мир.

Оказалось, что много где, даже на Таганке, но уже без Высоцкого, конечно. «Вишневый сад» там давали в авангардной интерпретации – садовник был здоровым, лысым и в кожаной куртке. И он периодически выходил на сцену и молотил руками по жестяным декорациям, получался такой гром… символизирующий наступление новых времен очевидно. И еще в Современнике смотрел Пигмалиона, там Гафт в роли профессора Хиггинса обучал приличным манерам Лизу Дуллитл в лице Яковлевой-интердевочки. А в Ленкоме видел современное прочтение Островского в пьесе «Мудрец»… на сцену там живой автомобиль выезжал.

Мои воспоминания прервала Нина:

– Смотри, Ширвиндт – как живой!

Ширвиндт и все-все-все

– Почему «как»? – спросил я её, а на сцене тем временем зазвучала музыка Моцарта из одноименной оперы..

– Потому что, – отмахнулась она, – настоящий граф Альмавива, пробу некуда ставить.

– А ты знаешь, – склонился я к её уху, – что сначала графа играл Гафт?

– Не, – ответила она, – не знаю – наверно тоже неплохо было. А почему больше не играет?

– У него с режиссером что-то там произошло неприятное, вот он и ушел в другой театр. Но Ширвиндт его достойно заместил.

– А вот и Андрюша, – прокомментировала она появление графского слуги, – а почему он Фигаро, что это значит?

– По-моему, – начал вспоминать я, – это имя придумал сам Бомарше, когда писал первоисточник. Там какие-то аналогии со словом «пикаро» вроде просматриваются, «пикаро» по-испански это плут, мошенник, хитрец. Во Франции, кстати, есть ежедневная газета «Фигаро», довольно популярная, типа нашей «Комсомольской правды».

– Ясно, – некоторое время мы вникали в действо на сцене, а потом Нина бросила такую ремарку, – а вот подруга Фигаро немного старовата для него… да и для графа тоже – что-то не верится в такую пламенную страсть у них обоих.

– Ну что тут поделаешь, – вздохнул я, – нет в Сатире молодых актрис достойного уровня, вот и взяли Корниенко.

Тут на нас зашикали сразу справа и сзади – мол, не мешайте наслаждаться высоким искусством, мы и замолчали благоразумно до самого антракта. А в антракте я повел Ниночку в буфет – надо ж всю культурную программу целиком выполнить. Отстояли небольшую очередь, сели за столик с двумя бокалами шампанского и какими-то пирожными.

– Мне нравится, – сообщила Нина, отхватив здоровенный кусок эклера, – а Андрюша вообще звезда. Ширвиндт ему совсем немного уступает… странно только, что Державина они не задействовали.

– У него, – ответил я, – насколько я знаю, были некоторые разногласия с главрежем по поводу «Кабачка 13 стульев». Плучек считал, что это пошлая и бездарная передача, даже просил министерство культуры прикрыть ее. Ну а Державин был как бы олицетворением этой пошлости и бездарности.

– Но сейчас-то его прикрыли, – растерянно ответила Нина, – года два уже нет никаких 13 стульев…

– Ну да, – согласился я, – в связи с польскими событиями закрыли. Но тут как в известном анекдоте – ложечки нашлись, а осадочек остался. Вот и не дают сильных ролей Михаилу Михайловичу… зато уж в дуэте с Ширвиндтом он отрывается по полной программе.

А тут и звоночек об окончании антракта прозвучал, и мы вернулись на свои места в третьем ряду. По дороге в партер ко мне неожиданно обратился один товарищ с повадками начинающей богемы:

– Петр Петрович? – спросил он меня.

– Точно, – ответил я, не узнавая спрашивающего. – Чем обязан?

– Андрей Александрович просил вам передать записку, – и он вложил мне в руку свернутый листочек из школьной тетрадки.

– И чего там написано? – заинтересованно спросила меня Нина, когда мы уселись на свои места.