Физрук-5: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович. Страница 45

— Пропуск!

— Мне нужен администратор, — сказал я.

— Администратор уже дома, чаи гоняет, — проворчал страж.

— Тогда — дежурный. Я довозил одно из ваших постояльцев. Он только что вошел…

— Вон, к стойке пройди, — пробубнил швейцар, — но смотри, вздумаешь прошмыгнуть, за шкирку вытащу, как паршивого щенка…

— Полегче на поворотах, дедуля! — усмехнулся я. — До шкирки-то дотянешься?

Я шагнул к стойке ночного дежурного. Дедуля опешил от моей наглости, а я обратился к женщине, которая сидела за стойкой.

— Мне нужно повидать Илью Ильича Сумарокова. Я его подвозил только что. Он забыл в машине бумажник.

Дежурная уставилась на меня с кисой миной.

— Молодой человек, вы думаете, я всех проживающих по фамилиям помню? В каком номере живет ваш Илья Ильич?

— Номера я не знаю. Посмотрите по своему журналу. Это ваша работа.

— Вы мне тут не хамите и не указывайте, — пробурчала она.

Я вынул из своего бумажника червонец и положил его на стойку.

— Номер мне Сумарокова скажите, да побыстрей, пожалуйста.

— Дежурная воровато оглянулась, слямзила десятку и открыла журнал. Полистала страницы, ведя пальцем по строчкам записей. Изменилась в лице, вытаращилась на меня и пролепетала:

— Второй этаж, двадцать третий номер.

— Спасибо, товарищ дежурная! — громко произнес я и добавил: — Думаю, постоялец в долгу не останется.

Я устремился к лестнице. Гостиница «Металлург» была еще сталинских времен постройки. Здесь имелись лепные карнизы и зеркала в некогда позолоченных, а теперь крашенных бронзовой краской металлических рамах. На ступенях широкой лестницы красовалась вытертая ковровая дорожка, прижатая медными прутьями. По ней я и взбежал на второй этаж. Отыскал двадцать третий номер, постучал. Прислушался. Тишина. Постучал снова и дверь вдруг открылась. Сама. Я заглянул и спросил:

— Илья Ильич! Это я, Данилов!

Ни гугу! Тем не менее, из комнаты доносились звуки. Шаги. Скрип кровати. И даже — шум льющейся воды. Он что, душ в постели принимает? Уже не стесняясь, я вошел в номер и заглянул в комнату. Номер оказался скромный, по крайней мере для столь зажиточного человека, каким является Сумароков. На единственной кровати никого не было. Более того, она была аккуратно застелена. На покрывале — ни морщинки. А вот на столе стоял катушечный магнитофон, из которого и доносились все эти звуки.

Стараясь ни к чему не прикасаться, я подошел к столу и огляделся. Полированную столешницу покрывал толстый слой пыли, а вот на корпусе бобинника пыли не было. Ну да, кто-то же должен был время от времени перематывать пленку и запускать запись снова? Вряд ли это сам смотрящий. Скорее всего, он в этом номере не только не живет, но даже и не появляется, а трюк с пленкой проделывает специально нанятый человечек, может — коридорная какая-нибудь или еще кто из персонала.

То, что Илья Ильич при мне пару раз заходил в вестибюль, ничего не значит. Тут наверняка есть куча других выходов. Да и пропуск у него, безусловно, имеется. И деньги за номер уплачены, небось, на месяц вперед, если не дольше. Ночная дежурная таких подробностей может и не знать, хотя она изменилась в лице, когда нашла в журнале запись о постояльце. Ладно. Хрен с ними. Меня это не касается. Одно не понятно. Неужто спецы на прослушке не догадались, что слышат одни и те же, повторяющиеся звуки?

Я тихонечко покинул номер, где живут только звуки, и спустился в вестибюль. Сделал ручкой тете, подмигнул швейцару и вышел из гостиницы.

Интересный городок, наш Литейск. Чего тут только нет. Шпионы, бандиты, цеховики, госбезопасники, ученые — и все это так перемешено, что не разберешь, кто из них кто? И я среди них — вращаюсь, как шлюпка в водовороте. Хорошо хоть, что не как… это… в проруби. С лопатником-то что делать? Придется при себе держать до следующего, мать его, контакта. На том и порешил…

Я вернулся в школу, чтобы проводить занятия. Пацаны тоже все собрались. И даже не торчали в раздевалке, меня дожидаясь. Вадик Красильников, староста секции, уже начал разминку. Я бы его тоже в Орден взял, если ему эта идея заинтересует. Все-таки будущий выпускник. Ему надо в театральный готовиться.

Пока я так размышлял, разминка закончилась. Пора было перейти непосредственно к тренировке. Сначала я показывал ребятам стойки и приемы, которые требовалось отработать, а они их повторяли.

Потом перешли к отработке в спарринге. В общем, все как обычно. Как раз такие вот обычные дела привлекали меня гораздо больше, чем все эти тайны и похождения.

Когда тренировка закончилась, я развез парней по домам и, наконец, вернулся к себе. Вымылся. Что-то сжевал и завалился спать.

Утром, добравшись до школы, перезвонил из учительской председателю городского общества книголюбов.

— Товарищ Лисицин, — сказал я официальным тоном. — Это Данилов, тренер вашего сына.

— Да, товарищ Данилов, слушаю вас? — откликнулся он.

— Как там насчет моей просьбы?

— Э-э, знаете… — забормотал он. — У нас есть кое-какие поступления… Вы не могли бы подъехать в пятницу в наше общество, к семнадцати часам?

— Могу. Диктуйте адрес!

— Проспект Маркса восемнадцать.

— Хорошо. Буду!

— До свидания!

Надо взять с собой Альку и Толика, они в книжках лучше меня разбираются. А сегодня мне предстоит посетить семейство Женьки Капитонова, о чем я его предупредил еще вчера. А завтра не забыть бы заскочить в «Литейщик», чтобы потолковать с Пироговым — тренером по баскетболу. Пора было готовить нашу школьную команду. Надеюсь, Еремей Владимирович не станет кочевряжиться, строя из себя суперпрофессионала, как это сделала его коллега Громова?

В столовке, я как дисциплинированный секретный сотрудник, подсел к своему куратору.

— Вчера был контакт, — сказал я Витьку. — Объект — Дарий Нифонтович Цикавый — директор ресторана «Поплавок». Кроме того, удалось выяснить, что и в позапрошлую среду контакт был с ним же.

— Отлично, — кивнул трудовик. — О каких суммах шла речь?

— Неизвестно, но Илья Ильич обмолвился, что Цикавый очень богат. Прозвучало даже слово — миллионер.

— Да, этот тип известный, — кивнул Курбатов. — ОБХСС его давно пасет. Но пока без толку, не подкопаешься…

— И что, так и не собрали материала для ареста?

— Видимо — нет.

— Я еще кое-что узнал, — сказал я. — Сумароков на самом деле не живет в гостинице «Металлург», хотя и числится там и даже имеет номер. Звуки твои коллеги пишут с магнитофонной записи, которую кто-то время от времени перематывает.

— Ого… Вот так поворот… Понятно. Спасибо, Саша!

— Да не за что.

Сегодня мне предстоял еще один разговор. И как раз — после большой перемены. Потому что третий урок у меня был у моего восьмого «Г» — класса, на который нацелилась Илга и тот, неведомый мне академик из Москвы, со своей бредовой теорией управляемого взросления. Когда прозвенел звонок, я не приказал пацанам, как обычно, построиться, а попросил их садиться. Одни разместились на скамейках, другие залезли на сложенные стопкой маты. Третьи вообще, как обезьяны, повисли на шведской стенке. Я остался на ногах.

— Вот что, мужики, — обратился я к ним. — У меня к вам серьезный и, сразу скажу, секретный разговор… Речь пойдет о вашем участии в одном научном эксперименте…

Пацаны загомонили:

— Ого!

— Афигеть!

— Клево!

Дождавшись, пока они угомоняться, я продолжал:

— Проблема в том, что я не знаю, в чем именно будет заключаться этот эксперимент. И в том, что кроме вас, меня и тех, кто его будет проводить, никто не должен знать о вашем в нем участии.

— Чё, и родоки? — осведомился Доронин.

— Да.

— И учителя? — спросил Журкин.

— Никто, — сказал я. — Ни взрослые, ни ваши ровесники.

— Может, нас в космонавты будут готовить? — спросил Константинов.

Это был хороший вопрос. Я бы сказал — вопрос-ловушка. Я мог ответить утвердительно, но это будет прямым обманом. Мог бы ответить уклончиво. Это тоже был бы обман, но завуалированный. И в том и в другом случае я бы сработал на руку Илге и другим устроителям всей этой хрени, да еще потерял доверие пацанов. Так что оставался только третий вариант, сказать правду, как я ее понимаю. Поэтому, выдержав паузу, я сказал то, что большинство этих парней разочарует: