Ящик водки - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 9

– Это будет рассказывать адвокат Соломона, а у прокурора будет другое мнение. Это помнишь, как «в Кнессете жарко…».

– Не, я другую версию этого анекдота слышал. Когда принцесса Диана увидела Рабиновича со своим мужем принцем Уэльским, оба без пиджаков, она говорит: «Принц,… твою мать, это Рабинович может без пиджака ходить. Но вы-то себя ведите как английский джентльмен».

– Вообще же 1982 год у нас какой-то бесславный получается. А как ты в это время себя представлял через двадцать лет? Двадцать лет спустя? Ты думал, что будет что?

– У меня была очень понятная биография. Поступлю в аспирантуру, защищу диссертацию, устроюсь работать, буду сначала ассистентом, потом старшим преподавателем, потом доцентом. Профессором мне вряд ли бы дали по совокупности содеянного – в том числе и моими родителями… Так что сейчас я бы доцентом работал. Но это была бы неплохая позиция! Я был бы доктором, уже бы защитился, сто процентов, и полставочки профессора в малопрестижном вузе, ну и пятихаточку я бы зарабатывал… В Варне бы отдыхал, в Прагу бы ездил, в Варшаву… Рига – Таллинн. Сочи – every year. Потом, значит, у меня был бы хороший автомобиль…

– «Волгу» бы взял?

– Нет-нет. До «Волги» я б не дослужился. А что-нибудь типа хороших «Жигулей» у меня бы было. Дача, думаю, да, была бы, шестисоточная. Под Питером, в хорошем месте. В Мге или в Луге…

– А может, ты был бы более счастлив, чем сейчас.

– Ну, во всяком случае, не менее.

– Наездов бы на тебя не было.

– Наездов бы не было… Но я был бы глупее.

– Почему?

– Я бы мир не знал.

– Какой?

– Весь!

– А сейчас ты знаешь, ну и что? Мудрый человек познает мир, не выходя со своего двора, утверждали древние китайцы.

– Нет-нет, это фигня. Ну вот летом прошлого года я посетил монастырь Сан-Мишель. В Нормандии, знаешь? У, какая красота… Я был в роще секвой в Калифорнии, это самые большие деревья в мире. Можно это понять, не увидев? Нельзя! А водопад Ниагара? А Капри? А Неаполь? А увидеть, как в неаполитанском ресторане эти официантки ничтоже сумняшеся объедки бросают в залив – и тебе обратно чистую тарелочку ставят? Вот тебе и Санта-Лючия. А развешанное через улицу белье? На мотороллерах когда юнцы итальянские тебя обгоняют, подрезают? Ну как это можно пропустить? Везувий? Ну объясни мне, почему мы должны только догадываться, что это существует? И разглядывать фотографии? А в Лувре на «Джоконду» посмотреть? Походить по Елисейским Полям, зайти в Латинский квартал? Пожрать в ресторанчике? Почему мы должны быть этого лишены?

– Но и сейчас большая часть населения России этого лишена! После того как вы провели свою приватизацию!

– Они сами себя этого лишили. Их государство этого не лишало. Они сами не смогли заработать. Да, может быть, государство не помогло им заработать, обобрало. Но оно, во всяком случае, им не запрещает в любой момент улететь в Париж!

– Но ведь, с другой стороны, какая главная задача? Спасти душу, помучиться. Страдания там… С тем чтобы…

– Полная херня – то, что ты говоришь. Где это написано? Ну где?

– Фарисей ты и книжник, вот ты кто!

– Никакой я не фарисей! Книжник – конечно! У нас книжная религия. У нас текст носит самодостаточный характер. Текст и есть наша религия. Вот этот вот текст, который называется Новый Завет, и есть наша религия. Вот что там написано: это свято, а чего там не написано – это все выдумки. Монах сидит дрочит в своей келье, и мается, и потом заявляет всем: мол, все другие граждане, верующие в Господа нашего Христа, если вы не мучаетесь, как я, то вы не спасетесь! Ему ж обидно одному мучиться… Ему ж хочется, чтоб все мучились, тогда ему легче будет. Ну так и зачем же нам интерпретаторы? Давайте послушаем голос самого Господа!

– Но ведь он нам тоже известен в изложении репортеров – Матфея, Иоанна, Луки, Марка…

– Ну хотя бы в изложении первой руки.

– Ты что, не знаешь, как репортеры пишут? Пойди почитай…

– Помнишь, как у Булгакова в «Мастере…», когда Иешуа зачитывают список его прегрешений? То-то, то-то. А Иешуа говорит: все, что здесь написано, – это полное вранье. Ничего из этого я не говорил и не делал. Но тем не менее у нас нет другого выхода.

Комментарий Коха

В «Мастере и Маргарите» об этом написано так: «…Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.

– Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив: – игемон, – продолжал: – ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.

Наступило молчание. Теперь уже оба больные глаза тяжело глядели на арестанта.

– Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, – произнес Пилат мягко и монотонно, – за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.

– Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании убедить, говорил арестованный, – ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты, бога ради (Интересно, почему Булгаков здесь слово «Бог» написал с маленькой буквы? – А.К.) свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал».

– Ты ловко устроился! Делаю что хочу, ничего никому не должен, нигде ничего не написано, я должен только любить людей, и все… И привет. Ловко ты устроился!

– Это не я ловко устроился! Это так оно и есть. Ха-ха-ха-ха!

– А чем ты отличаешься тогда от…

– От кого?

– Ну вот от соседа своего, от генерала?

– А почему я должен от кого-то отличаться?

– Ну ладно, от язычника ты чем отличаешься?

– Ну, дяденька, это легко. Значит, слушай. В отличие от язычников я верю в Бога единого. Вездесущего и всемогущего.

– Ну, это, признайся, не требует от тебя больших усилий.

– Э-э-э-э-э… Вообще это, согласись, не очевидно. Потому что хочется верить в бога воды, в бога моря, земли, ветра и огня.

– Никогда мне этого не хотелось.

– Ну, во всяком случае, к язычеству склонны 90 % людей. Потому что они верят в духов, в суеверия, бога жилища, в сверчка, в столоверчение, во всякую хрень! На бытовом уровне язычество вылезает каждый день. И потом, я не творю себе никакого кумира, кроме Бога. Никто для меня не авторитет. Не поклоняюсь никакому болванчику. Не приношу никаких жертв никому.

– Что значит – никому? Из людей?

– И из богов, потому что у меня Бог един и он, как известно, не требует жертв. Он сам принес своего сына в жертву. В этом принципиальное отличие христианства от других религий. В других религиях Бог требует приносить жертву ему, а в христианстве Бог нам принес жертву. Инверсия принципиальная…

– Но такая вера не требует от тебя больших усилий.

– А Господь всегда посылает испытания по силам. Никогда он непосильные испытания не посылает – потому что он запретил самоубийство. Если он пошлет испытание не по силам, то человек просто руки на себя наложит. А про бабки и остальное – это отдельный разговор, когда мы в 90-е залезем…

Бутылка вторая. 1983