Ящик водки - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 90

– Угу. Ну да. И ездишь – еще не во Францию, но уже в Египет.

– И я еще помню, как купил с переплатой, за взятку, стиральную машину полуавтомат – «Эрика» или «Эврика», что-то в этом роде.

– «Вятка».

– Нет, «Вятка» – автомат, а то полуавтомат. И я один раз лично на ней постирал. А еще надо было искать работников в газету. Я многих знакомых журналистов тянул, а они не шли.

– О!

– Во-первых, говорили они, у вас там непонятно что. Какая-то левая газета – частная лавочка! Не сегодня завтра закроется. Во-вторых, у вас там надо вкалывать, а это не очень приятно. Там у вас и ночуют на работе… А что бабки платят другие, что с того? Мы за двести или даже триста рублей ни хера не делаем и еще можем где-то шакалить, а у вас там подыхать без выходных. Кому это надо? Я попервах страшно удивлялся. Вроде ж я с продвинутыми людьми разговаривал! Которые обречены на то, чтоб быть либералами! Рыночниками! Люди ж свободной профессии! Но – нет. Что ж про остальной народ говорить, куда более темный? Какой от него ждать любви и готовности к рыночной экономике?

Редакция тогда была на Хорошевке, в жилом доме, на первом этаже. Компьютеры стояли с черно-белыми мониторами, интерком был и даже один факс. И все спрашивали: «А кто вам разрешает такую хуйню писать? Как цензура пропускает?» Да нету, отвечали мы, никакой цензуры. Не может такого быть! Как же в типографию заказ принимают? Ну, со всеми можно как-то договориться. А я, надо сказать, до этого писал большие заметки. Ну так, на полосу большой газеты. И вдруг из таких здоровенных кусков в «Коммерсанте» стали делать маленькие, каких десяток вмещался вместо одного… А получалось – неплохо. Поначалу было обидно: хера ли они меня так сокращают. Но я понимал, что это какой-то другойязык, непохожий на старый газетный. И я, стиснув зубы, решил его выучить. Думал, буду знать два языка. То на одном буду сочинять, то на другом. Выучил я новый газетный язык – и понял, что на старом писать невозможно. Кстати, в то время мы работали бок о бок с Глебом Павловским и часто виделись. Он был одним из основателей информационного кооператива «Факт», из которого вырос «Коммерсантъ». Еще была свежа память о его диссидентском прошлом. Никто еще не знал, что Глеб примется рулить кремлевским пиаром. Может, это единственный из наших диссидентов, кто так высоко поднялся.

Комментарий Свинаренко

Какое-то время «Коммерсантъ» считался, что называется, культовым явлением. Писали про него много. В числе прочих и сам его основатель Владимир Яковлев:

«…Мой приятель решил заработать деньги и занялся кооперативом, которому предстояло вязать кофточки. Меня же он попросил помочь в регистрации кооператива. Тогда это было бесконечно сложным делом, и мы договорились: как корреспондент „Огонька“, я буду проводить нечто вроде эксперимента. В редакции об этом понятия не имели. Я же вел тяжбу с Мосгорисполкомом, проводил через канцелярии документы. И понял: мне это нравится. Кооператив мы зарегистрировали. Он начал работать. У меня очень долго был свитер, по которому мы учились вязать». «Наш кофточный кооператив был вторым или третьим в Москве…Так и родился „Факт“, который отвечал на вопросы будущих кооператоров».

«Факт» был довольно известным и, в общем, финансово устойчивым кооперативом. Один из нескольких кооперативов, занимавшихся разного рода торговлей информацией. Эта торговля, впрочем, приносила не много денег. Мы по-разному выходили из этой ситуации, занимались, например, перепродажей компьютеров, которая по тем временам была популярным и доходным делом».

«Мы все учились. Делали очень много ошибок, и все платили за них, многие – своей жизнью. Все проходили через ошибки. В основе успешных состояний, однако, не они, а труд. Кровь и обман – в основе разорений. Это, разумеется, не касается криминальной сферы».

«[Я] перешел от кооператива „Факт“ к газете „Коммерсантъ“ тоже случайно. Кооперативы росли как грибы. И началось движение за создание Союза кооператоров. Частично как ответ на социальное давление, а еще больше – как борьба различных групп за влияние на кооператоров. Артем Тарасов предложил делать газету кооператоров. Сперва я пожал плечами: пустая затея. [После немного] повыпендривался и согласился».

Вот цитатки из разных заметок про те романтические времена, когда начинался так называемый старый «Коммерсантъ».

«Лучшие сотрудники „Московских новостей“ группами и бегом перебираются в „Коммерсантъ“ (это из мемуаров одного такого перебравшегося. – И.С.), где с самого начала платили 50 рублей за страницу и в месяц классный репортер мог заработать на десять поросят на колхозном рынке».

«Володя (Владимир Яковлев. – И.С.) любит своих сотрудников суровой отцовской любовью. Он дарит им импортные сигареты, виски, газовые пистолеты, мечты, посылает отдыхать на Средиземное море, обедает, как бригадир золотодобытчиков, с ними за одним деревянным столом, шутит, по-зимнему улыбается и кует, кует дистанцию». «Читать Володя не любит и свободное от „Коммерсанта“ время проводит в обществе видеофильмов с драками, побоями и убийствами». Поскольку у него «выработалось глубокое отвращение к процессу чтения вообще», ведь приходится читать «каждый номер до конца и плюс все остальные бумаги». «Также он не любит рано вставать и старается приезжать в редакцию к 11 часам, но не всегда полу чается».

Объяснив, что редакция в то время занимала первый этаж одного подъезда жилого дома и состояла из «11 небольших комнат и кухни», кто-то из репортеров дал такой «…прогноз: в весьма недалеком будущем Владимир Яковлев станет миллионером (может, уже стал), а „Факт“, „Коммерсантъ“ и родственное агентство новостей „Постфактум“ превратятся с одним промежуточным этапом в крупный концерн с собственным небоскребом причудливой конструкции где-нибудь на углу Садового и Спиридоновки…»

«Американец, миллионер Том Дитмар… инвестировал деньги в газету. Я познакомился с ним совершенно случайно в Москве еще до создания газеты. Потом он уехал, появился „Коммерсантъ“, возникла потребность в инвестициях – и появился вариант Тома Дитмара. Я поехал в Америку. (Это сентябрь 89-го.) „Дитмар с большой охотой – тогда в Америке это было очень модно – решил с нами сотрудничать. Он приобрел эксклюзивные права на распространение «Коммерсанта“ в ряде стран, мы – около 300 тысяч долларов. Исключительно в виде техники, оборудования. Вот, собственно, и весь секрет.

Сначала был Том, с которым мы, в конце концов, расстались, потом французы, купившие часть акций «Коммерсанта», – мы в итоге выкупили их обратно. Дитмару деньги не вернули: условия сделки и не предполагали такого поворота событий».

А вот что писали про основателя «Коммерсанта» американцы, которые у него работали в самом начале 90-х:

«Его (Яковлева) отличала напористость, чистота ботинок посреди зимы – последняя благодаря такой роскоши, как персональный водитель; ловкость, с которой он добивался своего – не совсем легальными методами, но с при былью…»

Граждане США были потрясены темой лекции, прочитанной русским капиталистам (в рамках проводимых «Фактом» платных семинаров, которые давали приток денег): «Чувствительность иностранцев к запахам». Там давался совет – менять рубашку каждый раз, как сходишь в душ.

Еще американцы сделали такое открытие: «Русский никогда не скажет тебе правду. Но и не солжет. Он скажет то, что ты хочешь услышать»!!! – И.С.

А вот снова прямая речь.

«Я был назван в честь своего деда, который в Гражданскую командовал одесской ЧК. Я еврей. Вот. У меня папа русский, мама еврейка, и поэтому вот я еврей. Это факт, которому я, честно говоря, никогда особого значения не придавал».

«Бизнес – это вообще великолепная школа любви к людям. Конкретная практическая школа. Я скажу тебе необычную вещь: в этой жизни нет человека, который не любил бы других людей. На самом деле каждый из нас исполнен любви. Ты не можешь найти никого, кто сказал бы тебе: я совершил нечто сознательно во зло другим. Любой человек действует во благо, какие бы страшные вещи он при этом ни совершал. Проблема не в том, любишь ли ты людей. Проблема – как ты выражаешь свою любовь. Вот это – искусство, это – настоящее учение.