Неправильная помощница (СИ) - Попова Любовь. Страница 11
Я бы показала, что есть такие виды деятельности, где моя природная неуклюжесть и неудачливость отходят на второй план.
Внутри ремонт полным ходом, так что мы с девчонками переходим в другой зал. Разминаемся, растягиваемся.
— А он женат? — врывается в сознание голос Эли, я головой качаю.
— У него есть любовница.
— Красивая? Они давно вместе?
— А что? Хочешь ее место занять?
— Ну а что? Мужик он видный, с деньгами, да и я одна. Поможешь?
— Как? — отрываюсь от отжиманий.
— Ну ты же можешь сказать, где он обедает, бывает.
— Ну в теории, конечно, могу. Но, по-моему, это нарушение профессиональной этики, Эль. Так что как-нибудь сама.
— Господи, Котова, какая ты зануда. Поэтому и мужика у тебя нет.
— А ты очевидно не зануда, поэтому второй раз с мужиком разводишься.
Она дует губы, но тут же смеется.
— Ладно, извини. А может ты его для себя хочешь?
— Да ты что? Куда мне до него. Максимум, на что я могу рассчитывать — это перепих в обеденное время на рабочем столе, а меня, знаешь ли, такой вариант не сильно устроит.
— Ну да, ты у нас дама с запросами. Ну слушай, а позови его на конкурс. Пусть посмотрит, как я выступаю, может, там я его и подловлю. Тем более конкурс будет в отеле, — она играет бровями, а я мне смешно даже. Ну позвать-то можно, только вряд ли он придет.
— Сомневаюсь, что ему такое интересно, но я позову. Чего не сделаешь ради подруги.
— Сучка. Но он правда хорош, согласись?
— Ты давай уже на шест прыгай, а не о членах мечтай, — смеюсь я с нее. Ну а что ей сказать. Что она права и мой босс действительно хорош? Более того, еще и рыцарь, доспехи с которого порой очень хочется снять. Что все мои планки приличия совершенно срывает, когда я его вижу?
Весь вечер и половину следующего дня я занимаюсь тремя вещами. Перво-наперво вертолет. Я переделываю план, рисунок, чертеж. Закончив, выбираю новые рубашки для босса и думаю, как позвать его на конкурс.
А главное, хочу ли я, чтобы он там был. Смотрел на меня. На Элю.
На меня. И снова на меня.
Я никогда не танцевала для кого-то. Мне нравился сам процесс, но вчера, только представив, что Распутин будет смотреть, скользить по телу взглядом, в душе появилось волнение, а в груди разлилось горячее тепло.
Преподаватель даже сказала, что впервые увидела в моих движениях страсть.
Надо же. Страсть.
Так может, если он придет, у меня появится эта самая страсть, и я наконец займу призовое место? Очень хочется.
— Это что? — запинается Распутин об пакеты, которые принес курьер, пока он уезжал по делам.
— Это новые рубашки. Вчера ваши так и потерялись, я подумала, что вам нужны новые.
— Они не белые. Я ношу только белые.
— Знаю, — вздыхаю. О чем я только думала? О том, как они будут смотреться на торсе босса, и как он устроит для меня личное дефиле? — Но мне захотелось. Примирите? Вдруг вам понравится?
— Ты переделала план? — спрашивает он, но, что удивительно, пакеты берет и идет к себе. Я тут же в припрыжку за ним. Хватаю папку. В кабинете достаю листы, пока он разворачивает одну из рубашек и осматривает ткань. Блин, ну померь. Хотя можешь и так оставаться. Потому что смотреть на тебя одно удовольствие.
— Померьте.
Он поднимает глаза, снимает рубашку и меряет новую. А у меня такое удовольствие по телу разливается, словно только что тренировка закончилась, и можно сделать глоток воды.
Черт, как ему идет этот цвет. Я так и знала!
— Хорошо, мне кажется. Вам идет.
— Вроде ничего. Главное, чтобы ты меня как клоуна не вырядила.
— Я бы не посмела. Посмотрите?
— Да, — подходит он ближе, а я втягиваю аромат его геля для душа, парфюма, сигарет и черного чая. Убойное сочетание. Стреляет прямо в мозг, стекает к животу. — Уже лучше. Но хвост переделай. И винт не такой огромный, иначе вертолет будет заносить. Ты словно вертолетов никогда не видела.
— Вы же меня в цех не пускаете?
— Чтобы у меня там производство встало? Сиди тут, хоть не убьешься.
Я молча собираю папку. Обида жжет горло.
— Бывший не звонил? Не беспокоил?
— А! Я вообще про него забыла! Он хоть жив?
— Жив. В больнице. Думаю, больше не тронет.
— Вы и правда его уволили?
— Конечно. Я слов на ветер не бросаю. Ты рубашки как купила.
— Через интернет. Сайт дать?
— За чей счет?
— За свой счет, конечно. По моей же вине вы те потеряли.
— Чек скинь в бухгалтерию, тебе начислят.
— Не надо, я же сказала. Мне не трудно и вам идет. Мне хотелось что-то сделать для вас, как вы вчера для меня, — говорю, а сама сыкую под его взглядом прямым. — Ну что? Не люблю быть в долгу.
— Никто мне ничего не покупал, потому что ему просто захотелось это сделать.
— Ну так в ответ же на доброе дело.
— Я не добрый, Маша.
— Может и да, но поступки определят человека. Я пойду тогда работать.
— Да, иди. Рубашки потом развесь.
— Ладно. Арсений Ярославович…
— Что?
Как его позвать, что он про меня подумает… Лучше не надо. Лучше оставаться и дальше боссом и подчиненной.
— Кофе вам сделать?
— Сделай, — смотрит он мне вслед с прищуром, но больше не говорит со мной. Иногда лишь выдавая короткие приказы. Вечером мы спокойно расходимся. И глупо, но я испытываю дурацкое острое разочарование, что он снова поехал к своей Августине. Что он будет с ней делать? Ему будет хорошо? Надеюсь, ему будет хорошо.
Вечером, после тренировки, мама задает вопросы. Неудобные, на которые у меня самой нет ответов. Почему молчаливой стала, почему на работу стала носить блузки вместо кофт закрытых, почему волосы стала не зачесывать, а распускать.
Я-то понимаю, почему это происходит, но не скажешь же маме, что банально влюбилась в босса. Почти пол ночи работаю над вертолетом, вижу, что результат отличный. Я придирчива к своей работе, но сегодня меня все устраивает. И мне очень хочется, чтобы Распутин меня похвалил. Так что иду к нему в кабинет почти дрожа от нетерпения и страха.
Не стучу, сразу открываю.
— Да не за что, брат, сочтемся. Ксюхе привет.
У него брат есть? А какой он был в детстве?
— Что принесла?
— План.
— Так быстро? Ты хоть спала?
— Достаточно, чтобы работать.
— Ладно, неси, посмотрю, — встает он, освобождает мне место, и я почти не думая бегу к нему, падаю в кресло, ощущая, какое оно невероятно удобное. Раскладываю все, жду вердикта. Минуты, две, пока он шуршит бумагами, а я смотрю на его увитые венами руки. И все-таки чем он занимается? Каким видом спорта? Я бы посмотрела, как он штангу тягает, что угодно тягает. А меня бы смог в воздух поднять? Удерживать на весу.
— Неплохо.
Он сказал, неплохо! Это почти как признание. Счастье безмерное и я тут же поворачиваюсь и висну на нем.
— Спасибо! Я очень старалась.
Он не реагирует, только замирает. А потом вдруг толкает меня и легко, словно пушинку поднимает на стол. Я ахаю, когда его горячая ладонь опускается мне на бедро, сжимает. Через толстую ткань оставляет след. В воздухе потрескивает грозовое предупреждение. Вот-вот хлынет ливень. У меня между ног так точно. Он другой рукой задирает подол юбки, открывая мои украшенные синяками ноги. Сначала их осматривает, продолжая причинять легкую степень боли.
— А-арсений Ярославович…
Он молчит, ждет чего-то. Ждет, что я делать буду. А мне все на свете хочется. Между ног горит огнем, но стоит ему один раз позволить вольность, дорога в мир авиации будет для меня закрыта.
— Не получается у меня, Маш.
— Что?
— Не думать о том, как стану шестом, об который ты будешь тереться.
— Я не трусь об него…
— Ты же понимаешь, что рано или поздно я тебя трахну?
Я ахаю от удивления, что он так прямо и без прикрас все выдал. И мне бы бежать, но я не шевелюсь, смотря, как он поджимает губы.
— Вы сразу меня уволите.
— Могу взять тебя внештатным чертежником, если тебе так сильно нужна эта работа…