Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан. Страница 12
За столом все притихли. И Прасковья Васильевна, и дети. Близнецы, вообще, глаза округлили от удивления. У Мишки, признаться, тоже внутри екнуло. Ведь, за столом все сидели так, как заведено уже давно: отец, как самый старший, сидел во главе, мать — по правую руку, старшая дочь — по левую руку. Остальные дальше всех. А тут такая перемена…
— Ленка, а ты подвинься.
Кивнул отец старшей дочери, показывая ее новое место. Та в ответ, даже ухом не повела. Чуть привстала и пересела, подвинув за собой тарелку с ложкой.
— Теперь здесь будешь сидеть, Михайла, — снова повторил Старинов-старший, косясь на стену по правую руку. Там, на самом видном месте в избе висела грамота райкома партии, заботливо помещенная в аккуратную рамочку со стеклом. — Заслужил.
Теперь уже всем окончательно стало ясно, что место Мишки в семье стало совсем другим.
Он медленно поднялся со своего места и пересел на другое место, соседнее с отцом.
… А дело, если честно, было не только в грамоте, но и во многом другом, что произошло за последние недели. Слишком уж сильно все «закрутилось» вокруг Мишки. Его то и дело стали вызывать в район, в типографию для помощи в создании новых военных плакатов. Несколько раз сам первый секретарь звонил в сельсовет по поводу Мишкиной идеи о помощи семьям тех, кто ушел на фронт. Поговаривали, что этот почин специально обсуждали на заседании райкома и пришли к единогласному решению — распространить этот опыт на весь район.
Правда, только один Мишка знал, какого труда это все стоило. Ночами приходилось не спать, чтобы все работало, как часы. Ведь, это лишь со стороны все выглядело красиво и стройно, чем и пользовались руководители всех мастей. На самом же деле проблем были множество. Но самое главное, катастрофически не хватало времени. В течение стандартных 24-часовых суток приходилось заниматься школьными делами, полноценно работать в колхозе, помогать близким ушедших на фронт красноармейцев и, наконец, выполнять домашние обязанности.
Последней каплей для односельчан стало то, что про него написала «Пионерская правда». Сельская ребетня, вообще, пришла в дикое возбуждение. Целыми днями носилась с идей о строительстве своего собственного танка и на нем бить фашистов.
— А что дальше, Михайла? — вдруг нарушил молчание отец. Все члены семьи, только что молча стучавшие ложками по тарелкам, тут же удивленно вскинули головы. — Чем еще удивишь? Вчера с тобой председатель за руку здоровался, сегодня первый секретарь райкома за тобой машину прислал, а завтра что?
Вроде бы и серьезно произнес, но это никого не обманывало. Видели, что в густых усах отца пряталась усмешка. Шутил он так.
— Я? Я же не специально, пап, — развел руками Мишка. Мол, он тут совсем не причем. Все само так складывается.
И когда все успокоились, случилось нечто, что вновь все «поставило на уши».
В окно громко постучали, за стеклом показалось полное лицо почтальонши, тети Тани. Довольная, махала большим серым конвертом.
— Проша, опять вашему Мишке письмо! Одному ему и таскаю почту! Мне уже с района звонили, что там ему целый мешок писем прислали. Скоро у вас зарплату буду получать, а не в сельсовете! Ха-ха-ха! — рассмеялась она, протягивая конверт в форточку. — Мишка, из самой Москвы тебе письмо.
У Старинова-старшего лицо аж вытянулось. Вот тебе и пошутил, называется.
— Миша, точно из Москвы, — мать с испугом смотрела на конверт, когда клала его перед парнем. — Из газеты…
На обратном адресе, и правда, было указано «г. Москва, редакция газеты »«Пионерская правда»''. Мишка в полной тишине надорвал конверт и вытащил оттуда листок с машинописным текстом.
— Папа, мама, я теперь юнкор, то есть юный корреспондент в «Пионерской правде». И еще… — растеряно улыбнулся парень. — Меня приглашают в Москву. Пишут, что по моей идее создан Детский фонд обороны и мне нужно рассказать о нем по радио.
Мать при этих словах тихо ахнула, схватившись за сердце. Отец держался лучше, но, чувствовалось, что и он был выбит из колеи. Их мир, и так уже изрядно потрескавшийся из-за войны, окончательно раскалывался на части. Ведь, здесь по всесоюзному радио не мог выступить обычный человек. Из сельских радиоточек звучали голоса только небожителей — высших партийных и государственных деятелей, иногда директоров крупных предприятий, дикторов и известных поэтов. Но даже в их фантазиях там не было места ни Мишке, ни его сестрам и брату, ни кому-то из их односельчан. Просто физически не могло было быть.
— Что это вы? Ничего же страшного не случится, если я поеду и выступлю на радио, — махнул рукой парень.
Здесь в нем еще говорило мироощущение его родного мира, где к этому относились иначе. Там большой эфир, что касательно радио или телевидения, давно уже лишился этой особой ауры сакральности и принадлежности к чему-то необыкновенному. Сети интернет полностью поменяла правила игры. Теперь, не обладая никакими особыми талантами, а лишь показывая задницу в трусах, можно было моментально «залететь в тренды». Но тут все было по-другому.
— Подумаешь, скажу пару слов по радио, пожму пару рук, улыбнусь кому нужно. Может быть с товарищем Сталиным встречу…
Но отец вдруг со всей силы стукнул по столу кулаком, заставляя посуду задребезжать, а их самих отпрянуть от стола.
— Ты, ты, сопляк, что такое говоришь⁈ Чтобы товарищ Сталин с тобой пошел встречаться⁈
На многострадальный стол еще один удар обрушился. Пара тарелок все же не удержались и рухнули прямо на пол, разбиваясь вдребезги. Там же оказались и близнецы, с испугу забравшись под стол. Слишком уж страшно все выглядело.
— Ну-ка дай письмо! — рванул листок и стал его читать. — Приглашают, значит… Совсем там мышей не ловят… Этого… шалопая… Никуда ты не поеде…
И тут его голос дрогнул. Мишка, сохраняя полную невозмутимость, мысленно ухмыльнулся. Ничего отец не поделает, все равно отпусти. Ведь, там черным по белому было написано, что все уже согласовано с самым верхом. Мол, Михаила Старинова будет ждать даже не главный редактор газеты «Пионерская правда» (впрочем, тоже персона не из маленьких), а целый нарком иностранных дел товарищ Молотов. И будет говорить с ним об интервью о фонде для иностранных газет.
Насколько Мишка понял, самой идеей фонда заинтересовались на самом верху и решили ее презентовать для союзников. Мол, видите, весь народ, от мала до велика поднялся на борьбу с врагом. А вы, какого хрена ждете⁈ Последнее, естественно, уже сам парень додумал.
— Гм… Это… На мать, читай, — Старинов-старший замялся. Похоже, находился в затруднении. Такие вопросы ему еще не приходилось решать. Поэтому и привлек супругу, которая лучше соображала во всяких щекотливых вопросах. — Вот какое-дело…
Прасковья Васильевна, и правда, соображала гораздо быстрее. Несколько раз пробежала глазами по письму и сразу же велела детям идти на улицу.
— Ленка, и ты иди, — старшая дочь скорчила недовольное лицо. Явно хотела узнать, чем все дело кончится и все потом подругам рассказать. Такая болтушка ни за что на свете не упустит такой шанс. — Иди, иди! С близнецами поиграй… Мишаня, а ты подожди.
Когда дети вышли, она еще раз внимательно прочитала письмо. И лишь после этого посмотрела на мужа.
— Видишь, какого сына вырастили. В школе уважают, в пример ставят. Председатель руку жмет, даже первый секретарь района хвалит, — гордилась сыном. — А теперь вот в Москвы поедет, по радио будет выступать… Мишаня…
Она вдруг прильнула к мужу и расплакалась.
— … Совсем взрослый стал… Даже и не заметили, как вырос… А ты, старый дурак, не кричи на него, — это она уже мужу говорила. — Пусть едет в Москву. Чай не дурнее других. Миша, а ты смотри у меня… Не балуй там…
Словом, едет он.
На вокзал его привезла райкомовская машина, как настоящего «барина». Водитель высадил прямо у вокзала, еще и вещи помог до места донести.
— Удачи, Михаил.
Пожилой мужчина был немногословен. За все время пути первый раз рот открыл. После пожал руку и ушел, оставив парня одного.