Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан. Страница 41

— М-м… А вдруг все же что-то есть?

Однако недавно начало происходить нечто, что поколебало его стойкую убежденность в отсутствии здесь достойного противника. Конечно, пока это были лишь предположения фон Майера, скажем та, его ощущение или даже предчувствие. Ведь, ничего определенного по поводу этого анонима еще не было известно. Имелись лишь наметки или следы его деятельности.

— Как говориться, и по делам ты узнаешь его, — майор в предвкушении усмехнулся. — Точнее по следам…

Именно следы и возбудили его любопытство, дав ход всему делу.

— Очень любопытно… Очень.

На письменном столе, за которым он сидел до этого, лежало несколько небольших, размером с тетрадь, листовок. Отпечатанные типографским способом, что уже говорило о серьезных возможностях противника, они сильно отличались от обычных листовок, которые нет-нет да и появлялись на улицах Минска. На тех все было просто, понятно и совершенно убого, что вызывало скорее смех, чем желание что-то сделать.

— Да уж, совершенно так, — вспоминая один из таких образцов, захваченных то ли в июле, то ли сентябре.

Действительно, при чтении той листовки губы сами собой раздвигались в улыбке. Ну, что это за лозунги были, в самом деле? Призывы к немецким солдатам сдаваться, ибо они сражаются за интересы капиталистов? Воззвания к человеческой морали, к эфемерному единству рабочего класса? Это был такой откровенный бред, что и вспоминать не хотелось. Противно просто.

Помнится и сами солдаты откровенно ухахатывались, когда находили нечто подобная на позициях или улицах захваченных городов. Потом все это пачками находили в отхожих местах, тем самым говоря о своем отношении к содержанию

— Но новые листовки — это, конечно, нечто…

Новые находки, появившиеся на стенах некоторых домов и даже самой городской комендатуры, особенно сильно заинтересовали фон Майреа. Эти листовки, несмотря на некоторые шероховатости в исполнении и кое-какие огрехи в содержании, были без всякого преувеличения новым словом. Естественно, с этой оценкой не все согласятся. Закономерно спросят об их практической эффективности: мол, где сдавшиеся солдаты, взорванные танки и грузовики с боеприпасами.

Но майор видел в них совсем другое — не мгновенный результат в виде ущерба противнику, а потенциал к дальнейшему развитию. Собственно, новые листовки были важны не сами по себе, а как сигнал о новых подходах противника ко всей работе в немецком тылу.

— Особенно, интересны те, со смешными историями…

Листовки с анекдотами, естественно, первыми привлекли его внимание. По-другому и быть не могло. Слишком уж сильно они выбивались из ряда им подобных средств агитации.

— Это же гениально… Живо, смешно, то есть акцент делался на позитивной коннотации. А положительные эмоции, как известно, имеют больший потенциал к закреплению в памяти, — психология тоже была коньком фон Майера, оттого он и обращался к ней, когда перед ним вставала особенно необычная задача. И, похоже, сегодняшний случай был именно из таких. — Сразу видно, что работал профессионал в своем деле.

Это было заметно и в специфике самого юморе, который был максимально лишен национальной специфики. Анекдоты, понятные и немцы, и французу, и испанцу, и солдату любой другой национальности, были простыми, незамысловатыми, можно даже сказать, глуповатыми. Наполненный площадными, скабрезными и особенно пошлыми шутками, которые хотелось снова и снова читать и хохотать над ними. В условиях войны, с ее ежедневными смертями, кровью и болью, именно такого и не хватало, чтобы отвлечься или забыться.

Майору уже не раз и не два раза докладывали, что простые солдаты очень активно искали эти листовки и с большим удовольствием хохотали над пошлыми историями про Геринга его молоденького адъютанта (стоит признать, что рейхсмаршал авиации, и правда, предпочитал женской любви мужскую), Гебельса и его пятерых домашних сенбернаров.

— Вот этот анекдот про ордена, кстати, очень неплох. Ведь, тщеславие Геринга известно не меньше чем, его пристрастие к мальчикам… Геринг собирается прилепить на грудь, густо увешанную самым разными орденами, стрелку с надписью «смотри на обороте»… Ха-ха-ха… Хорошо, очень хорошо.

Посмеявшись после еще над парочкой анекдотов, фон Майер отложил листовки в сторону. Карандаш вновь оказался в его пальцам и начал вырисовывать очередную схему в блокноте. Майор пытался «просчитать» своего нового противника, составляя его условный портрет по косвенным признакам:

— Однозначно, это профессионал, специалист в вопросах идеологии и пропаганды. Очень вероятно, что и вопросы разведывательной и диверсионной работы ему тоже очень хорошо знакомы. А что это означает?

Ответ на это вопрос был прост и не требовал выдающего ума. Все эти качества могли быть лишь у человека совершенно определенного опыта и специфической профессии. Посторонний совершенно определенно всеми этими специфическими знаниями просто физически не мог владеть.

— … Это определенно мужчина. Женский ум, конечно, невероятно изворотлив и непредсказуем, но маловероятно, что это его детище. Здесь совершенно точно поработала мужская рука, причем рука опытного состоявшегося, с большим жизненным опытом, мужчины.

Карандаш продолжал чертить стройные геометрические фигуры схемы. Предполагаемые черты или качества нового противника — мужчина, характерный опыт, особая специальность, скорее средние или выше среднего возраст — аккуратно вписывались в ровные квадраты, соединенные между собой прямыми стрелками. И этот способ тоже был результатом его стремления к порядку и выверенной организации деятельности.

— … А вот по поводу компетенции большой вопрос… Может там целая группа по этой теме работает?

Вопрос, и в самом деле, был далеко не праздным. Скажем так, этот вопрос вызывал другие вопросы, а они в свою очередь — следующие. Бесконечная цепочка.

А дело было в том, что тематика и содержание новых листовок просто поражали своим разнообразием и глубиной. Были листовки с историческими справками и правовыми справками о высших партийных деятелях Германии, Италии с очень нелицеприятными сведениями. В других раскрывалась секретная информация из внутреннего документооборота гестапо. Какая-то невероятная разносторонность получалась.

— Хм, а про еврейские корни фюрера я уже слышал, — фон Майер задумчиво посмотрел в окно, восстанавливая в памяти некоторые из давних слухов. — Раньше про это много болтали в берлинских пивных. Мол, сам знаете кто, тоже с капелькой жидовской крови…

Или взять другую серию листовок, где рассказывалось о плане «Ост» рейхсфюрера СС Гимлера. Признаться, Максимилиан сначала принял это за талантливо изготовленную фальшивку, состряпанную из речей Гитлера и Гебельса. Но, наведя кое-какие справки, понял, что ошибся. Такой план существовал на самом деле и назывался Генеральный план «Ост», предусматривавший принудительное выселение с территории Польши и оккупированных территорий СССР до восьмидесяти процентов населения на Северный Кавказ, Западную Сибирь и Южную Америку. В число знаковых мероприятий входила массовая стерилизация мужчин и женщин славянской расы, уничтожение образовательных и медицинских институтов и тому подобное.

— Хороший ход… Население и так не идет на сотрудничество, а так, вообще…

В конце концов, фон Майр пришел к выводу, что исходных данных пока маловато для вынесения каких-то однозначных суждений. Пока еще все его рассуждения требуют проверки и перепроверки. Качнув головой, решил продолжать работу.

— Курт! — майор повысил голос, подзывая адъютанта.Недавний солдат почти сразу появился в дверях. — Собери со всех военных и тыловых служб сведения о самых необычных происшествиях. Ни отчего не отмахивайся, все тщательно фиксируй. Любая мелочь может быть важна.

Виновник же всего этого переполоха, случившегося по его вине в управлении военной разведки Минска и его окрестностей, в этот самый момент с кряхтением забирался в кабину небольшого самолета. Несмотря на безлунную ночь безлюдное поле вокруг просматривалось на несколько верст вокруг. Открытое, плохое для партизана место.