Красным по белому (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 3

Старинный вид.

Вот оно. Город выглядит слишком новым, слишком молодым, слишком… незрелым. И перегринцы пытаются заставить его хотя бы выглядеть старинным и древним, подобно подростку, который наряжается во взрослые одежды, пытается говорить солидным басом и, украдкой кашляя, курит трубку.

Хм. А вот это что-то интересное…

Мимо Йохана, прямо по улице, по рельсам, утопленным в брусчатку, проехала… конка? Да, такие вагончики, влекомые конями, Йохан уже встречал, и в Бранде, и в других крупных городах. Вот только у этой конки — не было коней. Вместо них в вереницу вагончиков был впряжен паровик.

Любопытно.

Вот чем, собственно, Перегрин отличается от старых государств — здесь не боятся экспериментировать.

Йохан не отказал себе в удовольствии запрыгнуть в эту паровую бесконную конку — как выяснилось, называется она «трамвай» — и доехать до нужного ему места, наблюдая панорамы города в раскрытое окошко.

Чем еще был удобен Новый Канарси — он строился по четкому плану, и добраться до нужной улицы было не сложнее, чем найти точку на географической карте. Улицы, идущие с севера на юг, так и назывались — улицы, и не имели названий, а просто нумеровались, улицы же, проходящие с запада на восток, носили ренчское название «авеню» и тоже нумеровались. Так что если ты находишься на Седьмой авеню, а тебе нужно на угол Пятнадцатой авеню и Тридцатой улицы, то построить маршрут не составит никакого труда.

3

На том самом искомом углу улицы и авеню, в тихом переулке, находилась набольшая гостиница, построенная… впрочем, с привычкой перегринцев состаривать свою историю, сложно понять, когда она построена. Может, сто лет назад, а может — в прошлом году. Однозначно можно сказать, что построена в брумосском стиле. С некоторым добавлением лесских мотивов. Впрочем — это же Перегрин…

Портье за стойкой вскинулся было:

— Добрый день!

Причем произнес он это по-белоземельски, безошибочно угадав земляка. Среди как «коренных» перегринцев, так и среди иммигрантов было много белоземельцев. Даже для того, чтобы назвать свои деньгии перегринцы выбрали белоземельский талер. Впрочем, может, потому, что белоземельские войска никогда их не принуждали к подчинению.

— Чем могу…?

— Добрый день. Меня зовут Карл Фабер и меня должны ожидать.

Портье осекся:

— Д-да… Совершенно верно, господа вас ожидают в седьмом номере.

Впрочем, на лице портье не было испуга, только недоумение, смешанное с толикой любопытства. Он понимал, что в его гостинице присходит что-то таинственное, но не понимал — что.

Йохан не стал утолять его любопытство, коротко поклонившись, он поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице и постучал в дверь с медной цифрой «семь».

— Войдите! — послышалось из-за двери.

Юноша толкнул дверь, та послушно распахнулась, открывая вид на гостиничный номер, в котором, за столом, сидели два человека.

Оба — одинаково неприметной внешности, которая делала их похожей, как будто они были братьями, разве что тот, что сидел справа, носил короткую бороду, а тот, что слева — был гладко выбрит.

Глава 3

Шнееланд.

Бранд. Городская тюрьма

2 число месяца Короля 1855 года

Вольф

1

Лето уже катилось по склону в направлении осени, однако летнее тепло еще не покидало узкие улочки Бранда, расслабляя обитателей столицы королевства. Причем под дремотные чары летнего тепла попадали не только законопослушные горожане, чьим самым большим преступлением была интрижка с разбитной горничной за спиной у скучной жены. Всеобщая лень постигла также и преступный мир, заставляя воров оставить мысли о проникновении в чужие квартиры и особняки, убийц — отложить ножи и удавки, а грабителей — дубинки… Насильники тоже не хотели напрягаться. Именно этим, скорее всего, и объяснялась относительная малолюдность городской тюрьмы. Нет, можно, конечно, предположить, что ленивое расслабление постигло не столько преступников, сколько полицейских, чьей задачей было их ловить… Но мы не станем клеветать на этих героических людей в серых мундирах! Преступники. Именно преступники отказались от своего ремесла. И никак иначе.

— Твари лишайные! Собаки дикие! Овцы чумные! Выпустите меня!

Эти — и подобные — крики оглашали стены тюрьмы вот уже третий месяц, доносясь из камеры, в которой находился известный всей столице бездельник, мошенник и просто нарушитель общественного порядка по имени Северин Пильц. Правда, стоит признать, что летнее тепло подействовало даже на него и крики звучали несколько лениво и необязательно. Ну, или Пильцу просто-напросто надоело развлекать охранников и заключенных, тем более, что и развлекать-то особо было некого — о малолюдстве тюрьмы уже упоминалось.

— Выпустите меня!

Как будто отвечая на эти крики, в коридоре послышались шаги. Необычные шаги, непривычные, несвоевременные. Завтрак уже прошел, до ужина еще далеко, а желающие просто погулять по тюремным коридорам здесь не водились.

Северин прижался лицом к прутьям решетки и даже, кажется, попытался выпятить вперед свой единственный глаз, как краб. Как известно, крабы умеют выдвигать свои глаза на этаких стебельках. Впрочем, у Пильца не получилось. Наверное, он не был крабом.

Да и особого смысла в выглядывании не было — шаги скоро достигли его камеры и остановились перед ней. Не в одиночку, конечно — к шагам прилагались начальник тюрьмы два хмурых охранника с деревянными дубинками и один юноша в одежде, которая больше подходила приказчику солидной фирмы, а не будущему заключенному. С другой стороны — приказчики, они тоже люди. Может, он проворовался или там застал свою жену с соседом в предосудительно позе?

— Мест нет, — буркнул Северин.

— Ты сейчас кричал, чтобы тебя выпустили? — усмехнулся в пышные усы начальник тюрьмы.

— Ну.

— Ну вот, я тебя выпускаю.

— Эй, — донесся из одной из отдаленных камер заинтересованный голос, — Это получается, что если два месяца поорать, то тебя отпустят?

— У тебя, Игельшнойзе, не получится, — повернулся в ту сторону начальник тюрьмы.

— Это почему же?

— Да потому что тебя уже через недельку вздернут просохнуть на солнышке.

— За что⁈

— Спроси у господина Крауса.

— Это еще кто такой⁈

— Хозяин табачной лавки, что на улице Апельсинов.

Голос замолчал. Видимо, табачная лавка была ему знакома, и ее хозяин мог сказать что-то такое, что привело бы владельца голоса на виселицу. Ну или наоборот — после встречи с владельцем голоса хозяин лавки уже ничего сказать не мог.

— Рад за вас и за покойного господина Крауса, но что там насчет освобождения?

— Видишь этого юношу?

— Ну да, не слепой же.

— Он тебя забирает.

Пильц с некоторым сомнением окинул взглядом рекомого юношу. Потом опять повернулся к начальнику:

— Я что-то проспал и пропустил тот момент, когда из вашей тюрьмы сделали приют, откуда каждый желающий может забрать себе несчастную сиротку? Верните все назад, в приюте я уже был, мне не понравилось.

С этими словами Пильц отошел от решетки и растянулся на соломенном матрасе.

— Ты же только что хотел выйти? — не понял этого действия начальник тюрьмы.

— Я передумал, — донеслось из темного угла.

— Меня возьмите, — раздался все тот же неугомонный голос, — Уж я-то получше какого-то там горлопана.

— Я — Северин Пильц!

— Это кто еще такой?

— Ты не знаешь Пильца? Из какой дыры ты вылез⁈

— Из той же, что и все люди…

— Молчать! — начальнику тюрьмы этот балаган надоел, — Пильц, хочешь ты того или нет, ты отправляешься с этим юношей.

— Неа, не отправляюсь. Как-то не хочется мне никуда ходить с человеком с глазами убийцы.

Начальник тюрьмы озадаченно посмотрел на юношу. Нет, конечно, приказ о всяческом ему содействии поступил с таких высот и от таких людей, что он ничему бы не удивился, но и ожидать, что в таком возрасте уже можно стать убийцей… Не факт, что этот парнишка и мужчиной-то уже стал.